Всю проезжую часть перегородил передвижной кран, с помощью которого поднимали из-под воды тот самый экскурсионный автобус. Работа шла, серебристая корма с синей полосой уже показалась из-под воды. Объехать кран было негде. Если бы она знала, что делать, она бы сделала это любой ценой.
Но поскольку, вероятно, она была не так занята, ей удалось сообразить, что мужчина в колеснице рядом обращается к ней. Повинуясь его приказу, она сжалась в комок в углу трясущегося короба. Было не время обижаться на слова, обычно не употребляемые в обществе дам. Некоторое время упряжки, не сбавляя хода, шли, цепляясь осями. Ноздря в ноздрю, так, кажется, говорят. А потом он бросил свои поводья, прыгнул через борт, и их колесница сильно осела влево. Какое-то время казалось даже, что она опрокинется.
Его упряжка шла, видимо, в здравом уме, потому что не будучи понукаема, сразу сбавила темп и отстала. Над ними же вырастала громада крана. Большие глаза страха уже позволяли Ли различать рисунок протекторов колес, каждое из которых было ее выше. Перешагнув через ее ноги, отчаянный прыгун встал позади Кэти и схватил поводья прямо поверх ее рук. Ли не рассматривала его специально— не до того было. Свободный джинсовый костюм, длинные цыгански-черные волосы, собранные в хвост. Какая-то ассоциация, которую Ли не удалось поймать. И только лишь немного спустя по наступившей тишине, по прекратившейся тряске, по воздуху, который наконец прошел в носоглотку, она осознала, что осталась жива, и осторожно приподнялась, держась за борт.
Пара белых стояла смирно, уткнувшись ноздрями в махину передвижной платформы крана, и словно сама себе удивлялась. Прямо перед носом Ли из свинцовой, покрытой рябью воды торчала корма автобуса. Скользкая округлая крыша наклонно уходила в глубину. Встав во весь рост, Ли ощутила, как холоден нынче ветер.
На крыше утопленника-автобуса стоял человек в одних только обрезанных до колена джинсах. Ну, еще в мурашках, сплошь покрывавших округлые мышцы рук. Кудрявые русые волосы, круглое лицо. В глазах выражение, знакомое ей из зеркала. Да, она знала, кто он. Вспомнила.
— Я знаю, что это такое, — сказал он. — Я должен тебе больше, чем могу заплатить. Прыгнешь со мной?
Ли медленно выбралась из повозки. Голова была на удивление пуста. За ее спиной Кэти колотила волосатого спасителя кулаками в грудь, вопя: «Психиатры чертовы… мать!» А потом, кажется, рыдала в его объятиях.
Любить можно одного мужчину… или другого. Или одного за другим, или нескольких сразу… Мало ли причин, да и мало ли женщин, которые поступают так или иначе. Перелезая через парапет на качавшуюся под шагами автобусную крышу, Ли думала про бледный свет, растворённый в воде, что раз за разом заставлял ее всплывать.
Николай Калиниченко
Дмитрий Хомак
ВОРЫ Б БАНКЕ
Если вам нужны деньги, не стоит полагаться на милость Божию. Спасти принцессу от дракона, поменять неожиданно подвернувшегося коня на половинку царства с умеренным климатом и видом на море, вступить в права наследования захудалой провинцией… посмотрите правде в глаза — у вас нет шансов. Лимит удачи был вычерпан много лет назад легендарными героями, и на долю потомков остались жалкие крохи, и найденный в грязи кошелек с десятком золотых расценивается как щедрый подарок судьбы.
Можно, конечно, вооружиться дубинкой и выйти на темные осклизлые улицы, надеясь, что жертва найдет вас раньше, чем простуда или городская стража.
Можно пойти в народ, предлагая темным крестьянам волшебные пятновыводители, магические мухобойки и уцененные индульгенции.
А можно взять на вооружение опыт предыдущих поколений и расхаживать по питейным заведениям, предлагая желающим послушать истории о тех славных временах, когда царства меняли на пару не слишком породистых коней. В таком случае вам хватит хорошо подвешенного языка, цепкой памяти и устойчивости к хмельным напиткам.
Старый Ламме был из таких.
— Историю, Ламме, историю! — хмельные посетители таверны «Голубой Кабан», покончив с употреблением грубой телесной пищи, возжелали теперь духовной. Под пивко она завсегда неплохо идет.
— Только не ту, которая про глупого тролля и волшебный котел, — наклонился к сказителю мрачный коптильщик в широкополой шляпе, — и не ту, что ты любишь рассказывать после восьмой кружки, ну та, что про богатого мельника и золотого барана.
— Расскажи нам что-нибудь про любовь, про морскую деву и бедного рыбака, — мечтательно выдохнула дородная Эльза, жена трактирщика.
Ламме прочистил горло и многозначительно посмотрел на пустую кружку. «Эля! Эля сказителю!», — зашумела немногочисленная аудитория. Эльза, всколыхнув пышным бюстом, лично отправилась на кухню.
Ламме немедля уткнулся в кружку и долго из нее не выныривал.
— Однажды много лет на месте этого благословенного города (да-да, и этой трижды благословенной таверны!) возвышался мрачный, угрюмый замок. В замке том обитал могущественный волшебник. Волшебник скучал. Вот уже много лет ни один искатель приключений не осмеливался переступить границу его владений. Ничто не могло развлечь старого мага, ничто его не интересовало.
Но однажды, хмурым ноябрьским утром…
— А чего нам здесь надо-то, любезный Персен? — Трюмо в очередной раз попытался перебросить крюк через замшелую замковую стену.
— Сокровища, друг мой, несметные богатства! — энтузиазму Персена позавидовал бы любой уличный проповедник.
— Трактирщик в деревне сказал мне, что в этом замке некогда обитал могучий колдун…
— Брось! Подвыпившие крестьяне сами придумывают эти сказки, чтобы пощекотать себе нервишки перед сном.
— Нет, ну а вдруг?
— Не дури! Если здесь кто и жил, то он давно отбросил и копыта, и рога, и свою богопротивную волшбу. Ты хотя бы на кладку взгляни! — Персен в запале пнул покрытую лишайником стену — и едва не поплатился за это. Старая кладка, не выдержав сотрясения, выпустила из своих объятий объемистый валун, и тот рухнул в пересохший ров, с хрустом врезавшись в панцирь некрупных размеров трилобита.
— Слушай, Персен, — Трюмо поскреб рыжую проволоку, заменявшую ему щетину, — а может быть, мы…
— Ничего-ничего. Мы войдем, заберем драгоценности и быстро канем в эту самую… в Ленту. Вроде того.
— Да нет же! Я хотел…
— Или все же в Лепту?..
— Персен!
— Ну, растворимся, исчезнем, рассыплемся в прах!..
— Ворота!
— Исчезнем, словно дым!.. Спокойствие, мой нервный друг. Что?
— Ворота открыты.
