самом деле существует. А при ней, как водится, имеются захоронения самых достойных в свое время граждан.
– Да ладно! Мы всю жизнь в этот лес за грибами да за ягодами ходим. Разве садовую малину сравнишь с лесной? Или землянику. Стакан съешь – считай, запас витаминов на год. Словом, никто никогда никакой церкви с кладбищем не видел. Да и кого в том лесу бояться? Волки и те сто лет назад перевелись. Вот только удивляюсь, как вы там ночью дорогу отыскали. Она днем-то с трудом определяется. И то только по колдобинам. Ввалишься в нее, значит, на правильном пути. Все, что тракторами разворотили, сейчас кустами да травой заросло. Этой дорогой давно не пользуются, новую между деревнями проложили, асфальтовую. Тоже ямин хватает. Трактора-то не легковушки. Каждый год фермер щебенку подсыпает… Слушайте, а может, мужик-то вам просто почудился?
Вера отставила свой бокал и внимательно посмотрела на Наташку.
– Фига себе! – озадачилась та. – Не надо нас пугать, уже пуганые. Почудился… Разговаривал с нами, как человек.
– Он сказал, что с покоса шел. Бабе, у которой муж по весне пропал, помогал.
– Мать честная! У Райки мужик по весне пропал. И делянка за огородом выкошена… Я еще удивилась – когда все успевает?
Неловко двинув руками, женщина смахнула свой бокал на пол. Он солидно бумкнул, но не разбился – мягкая посадка, обеспеченная паласом.
– А-а-а… что б тебя! – беззлобно выругалась Веруня и с кряхтеньем нагнулась за бокалом. Вернувшись в исходное положение, продемонстрировала нам искаженное страхом лицо. Бокал из ослабевших рук непроизвольно вернулся на пол. – Это что же получается-то? Ходили у нас слухи, мол, Райка с покойным мужем живет. Он ее по ночам навещает. Райка сначала плакала, обижалась, потом перестала обращать внимание. Я сама сколько раз людей стыдила. О-о-ссподи!..
– Правильно стыдила, – обрадовалась Наташка реальному объяснению нашей встречи с Лешаком. – Муж твоей Райки вполне живой, только с придурью, раз обеспечил себе постоянную регистрацию в лесу. Ближе к пенсии вернется. Когда окончательно здоровье потеряет. Твоя подруга кем работает?
– Ветеринаром…
– О! Тем более…
Веруня нахмурилась, но тут же облегченно улыбнулась:
– Может, и правда Мишка от долгов бегает. А Райка боится его рассекретить. Искали его кредиторы, до сих пор нет-нет да и наведаются.
Повеселевшая Наташка посмотрела на часы, вздохнула и напомнила мне о времени: мы засиделись. Я ее осекла, заявив, что в данный момент в гостях гораздо лучше, чем дома. И, подняв с пола Верочкин бокал, весомо приложила его к столу. В порядке благодарности он оставил мне свою витую ручку. Я судорожно попыталась вернуть ее на место. И не один раз.
– Брось… – грустным голосом сказала Веруня. – Я эту ручку уже три раза приклеивала. Мужняя память. Любил он из этого бокала бражку пить.
– Тебе везет, – подхалимски улыбнулась Наталья. – Помимо своей, еще и мужняя память имеется… Ну что ты на меня так смотришь? – рявкнула она на меня, отнимая злополучную ручку. – Пошли, пока всю посуду не перебила. Нам еще в больницу к Маринке надо.
Не обращая внимания на возмущение подруги, я поинтересовалась у Веруни историей приобретенного Брусиловыми дома. Женщина сразу нахмурилась и нашла довольно весомую отговорку оставить вопрос без ответа: к чему ворошить прошлое, если история дома Брусиловых начинается с момента, когда они его купили. Сама она не верит в разные байки о том, что несчастья передаются вместе с недвижимостью.
– Замечательно! – поддержала Верочку Наташка. – Ир, прекрати расспросы. Нам в этом доме еще ночевать придется. Хочется выспаться. Не успели с Лешаком разобраться, так тебе новый триллер нужен! Нет проблем. Подходишь к Ефимову, говоришь все, что я о нем думаю, только от своего имени, трясучка обеспечена. Хотя бы от угрозы навсегда потерять мужа.
– Ну Раиса! – вела свою партию Верочка. – Уж мне-то могла сказать правду. Я бы вместе с ней порадовалась тому, что Мишка жив, а главное, работать научился. Сроду косу в руках не держал. Маленький, толстопузый, но гонору!..
– Я бы не сказала, что он маленький, – возразила Наташка. – Положим, за период жизни лесным братом пузо он скинул. Но вырасти почти до двух метров, не считая ведра на голове, точно, не мог. Если, конечно, раньше не задержался в развитии и только в лесу достиг переходного возраста, да сразу пошел в рост.
– Ну ты будешь мне говорить! Можно подумать, я Мишку никогда не видела! Недомерок. Костюм ему с Анькой заказывали – пятьдесят шестой размер, рост меньше меньшего. Метр пятьдесят три с ботинками. Вы в темноте просто обсчитались сантиметрами. У страха глаза велики.
– Не надо «ля-ля!» – запальчиво заявила Наташка и осеклась.
Мне пришлось вслух согласиться с тем, что она подумала: встреченный нами Газонокосильщик не был пропавшим без вести мужем Верочкиной подруги. Я высказала надежду, что этот Лешак наверняка знает короткий путь через лес в свою деревню.
– Нету в той стороне никаких деревень, – поежилась Веруня, перевела взгляд на окно и, подпрыгнув на стуле, взвизгнула.
Мы с Наташкой просто подпрыгнули. Беззвучно. Подруга притомилась вопить от страха – поводов хватало и, судя по всему, еще полно в запасе. Берегла голос. А я вообще не имею привычки визжать. Выдержки больше, чем у стойкого оловянного солдатика. И ничего, что у него она от мужественной оловянности, а у меня просто от страха. Эффект-то один.
Прежде чем я немного оттаяла, а Наташка попыталась выяснить причину испуга хозяйки, сама Веруня шустро рванулась к открытому окну, но, учитывая, как, высунувшись из него, ругалась на все доступное обзору пространство, запоздала. Любопытствующая личность исчезла. Заодно исчез с подоконника горшок с буйно цветущей алым цветом геранью.
– От те леший-то! – с досадой обернулась она к нам и хлопнула себя по бедрам. – Усвистал! Не поверите – показалось, в окно Райкин козел заглянул. Черт рогатый! Пеларгонию жалко. Горшок вдребезги, а больше у меня нету. Может, пока в старую кастрюлю пересадить?
Одобрив новое место посадки герани, которую даже в провинции научились обзывать пеларгонией, мы с Наташкой заторопились домой. Следовало признать, что чаепитие дало нулевой результат. Как пребывали до этого в состоянии полной дремучести по части Лешего – Газонокосильщика и истории дома, так в нем и остались. Встав со стульев, вытянулись в струнку и принялись усиленно благодарить Верочку за гостеприимство.
– Куда ж вы? – прикрыв окно, неожиданно расстроилась она. – Даже чая толком не попили. Так хорошо сидели… Наговорили тут всяких страстей, одной-то теперь без телевизора малек жутковато будет. А телевизор в ремонте. Зять только через неделю привезет.
Я не нашла ничего лучшего, как сослаться на переменчивость погоды – следует вернуться назад, пока дождь не пошел. И это при ясном небе и ярком солнышке. Наташка нагнулась – вроде как расправить подвернутые джинсы и дернула меня за штанину. Поняв этот жест по-своему, я вновь уселась на стул, выразив желание допить чай – хорошую заварку жалко. Подруга распрямилась и, вытаращив на меня глаза, сердито напомнила о Дмитрии Николаевиче, который бесится в одиночку из-за кучи накопившихся ко мне претензий. Я моментально вскочила, зато Наташка села. Ясное дело, претензии будут не к ней, а если и к ней, то не она будет их выслушивать.
– Что-то в горле пересохло, – пробурчала подруга в свою пустую чашку. И без всякого перехода спросила Верочку, где живет Ивановна. Все-таки надо выяснить историю приобретенного Брусиловыми дома и, пока не поздно, избавиться от него.
– Нашли, у кого спрашивать! – всплеснула руками Вера. – Да Ивановна наплетет вам с три короба небылиц.
– Каких? – живо оторвалась от чашки подруга.
– Таких! Ляпнет, например, что хата с краю на крови поставлена и ее обитателей черти жалуют.
Подняв брови и закусив нижнюю губу, Веруня выразительно посмотрела на нас. Печать ужаса на
