отломить сук, на котором Ирка торчит. От нее не убудет, а ты положишь его поперек колодца… – Голос подруги неожиданно потерял уверенность. – Кто-нибудь наступит, он переломится и… Может, не переломится, если вместе с суком Ирку положить. Нет, это тоже не вариант. Простудится. Иди себе, Ефимов, на поиски. Ир, подвинься, и дай я тебя за руку возьму. Будем держаться вместе.
По мере удаления Дмитрия Николаевича свет от фонарика становился все более тусклым, размытым, что ли… Сразу обострился слух, хотя я не ожидала ничего сверхъестественного. Полное безветрие, даже не слышно шороха листвы на деревьях. Вполне понятно: был бы ветер… Тогда бы и туман развеялся, отступил к речке. Крайне неуютная ситуация. Сразу захотелось разрядить гнетущую обстановку, услышать нормальный человеческий голос. А хотя бы и свой. У Наташки, похоже, челюсти свело.
– Как хорошо-о-о… – противореча самой себе, с усилием пропела я сквозь зубы. – Тихо, спокойно. Благодать!
– Не надо мне кладбищенских песен!
Зря беспокоилась: челюсти у подруги в порядке. А вот с процессом мышления…
– Откуда у тебя такие дикие заморочки? – я попробовала рассердиться.
– Оттуда! С юных лет помню страшилку Михаила Ножкина, которую Высоцкий пел: «А на кладбище все спокойненько. Ни друзей, ни врагов не видать. Все культурненько, все пристойненько. Исключительная благодать!» Если хочешь поднять настроение, давай поговорим об обратной дороге в Москву. Представим себе, что торчим на вокзале в переполненном зале ожидания, прямо сесть негде, и ждем попутной электрички. Тихий гул голосов, интересные объявления…
– «Домой… – прошелестел откуда-то сверху уже знакомый мне шёпот. – Зря вы сюда приехали. Нехороший дом…»
– Ждите беды… – автоматически договорила я за советчика и умолкла.
Ночную тишину прорезал Наташкин отчаянный вопль: «Газонокосильщик!» Тут же дал о себе знать мощный собачий хор. Громкий перебрех «а капелла». Мне с большим трудом удалось удержать сорвавшуюся с места подругу. Она упорно стремилась, как считала, к дому. Выбранное Наташкой направление, возможно, и было правильным, но ведь полной уверенности в этом не имелось.
– Хватит каркать! – вызверилась я на шептуна. Непонятно, откуда он вещал, но главное, меня слышал. – Все, что могло случиться, уже случилось – мы сюда сдуру прикатили. А в мистику я не верю! Наташка, нам абсолютно нечего бояться.
– Никто и не боится, – промычала подруга так, что сразу стало понятно: врет!
Расхождение в словах и мыслях было чудовищным. Вопреки логике липкий страх стремился парализовать тело. Но лично у меня он достиг апогея и пошел на убыль. Храбрости придало не только отчаяние, но и два быстро приближающихся световых луча.
– Какой я вам газонокосильщик? – донесся от них ворчливый голос Димки. – Прекратите орать! Всю деревню перебаламутили. Ну немного подзадержался – еще один фонарик из машины прихватил. Идите ко мне на свет. У меня подмышками две доски. И еще кучу обнаружил. Втроем мы в три раза больше унесем.
Ужасно не хотелось поворачиваться к Газонокосильщику спиной. Как и рассчитываться на «первый – второй». Ломиться через деревья и кусты парой невозможно, а быть завершающей единицей нашей с Наташкой колонны – тем более. Не помогало даже осознание того факта, что Газонокосильщик (второе имя – Шептун), по сути, не так давно спас мне жизнь.
– Обойдемся двумя досками! – категорично заявила подруга. – Мы же не собираемся строить коммунизм. Или беседку из вторсырья. Положим две доски так, сяк и наперекосяк, их вполне хватит.
– Наперекосяк, три нужно, – тихо поправила я подругу, пытаясь услышать какой-нибудь посторонний шорох. Или очередной совет со стороны.
– В таком случае, третьей доской ты будешь! – отрезала Наташка. И я быстро согласилась с требуемым количеством в две доски, заявив, что просто ошиблась в подсчетах. В конце концов здесь на посту еще и Газонокосильщик.
Ворчание прибывшего Димки казалось музыкой небесной. Вооруженные фонарями, мы с Наташкой старательно выполняли его указание: светить прямо по месту расположения колодца, который он из шахты переименовал в штольню. Но иногда луч Наташкиного светила на короткое время уходил нам за спину и после оборота в триста шестьдесят градусов возвращался назад. Она определила это действо официальным выражением: «превентивная мера». Нашла время умничать! Поняв ее по-своему, Димка хмыкнул. «Других дураков, способных гулять в этой части участка, нет». Я тоже хмыкнула и отметила, что не стоит подгонять «других» под одну дурацкую гребенку. Может быть они, как раз самые умные.
– Ну-ка посвети мне сюда, умница, – потребовал муж, склоняясь к колодцу.
«Да ни за что на свете!» – возмутился мой просвещенный разум, но я свое возмущение не озвучила. Пересилило любопытство. Даже подняла ногу, чтобы шагнуть ближе к колодцу.
– К-куда?! – дернула меня за руку Наташка. – Что, завтра у нас дня не будет? – на всякий случай, подруга очередной раз осветила туманный задний план. – Обязательно рисковать Иркиной бесшабашной головой именно сейчас? Ир, тебе не кажется, что ты Ефимову надоела?
– Ей не кажется! – сурово отрезал Димка.
– Не зная броду, не суйся в воду! – достиг ушей знакомый, но более зловещий шепот. С легкой хрипотцой. Газонокосильщик явно напрягал голосовые связки – успел отойти на безопасное для себя расстояние.
Наташка поняла это мгновенно. Даже не взвизгнула. Зачем визжать вслед источнику страха? Еще вернется обругать. Я и подавно молчала: инстинктивно ожидала чего-то подобного.
5
– Кто это сейчас сказал?
Димкин вопрос в полной тишине прозвучал на редкость спокойно. Я бы даже сказала, отрешенно. Сразу стало ясно: человек находится в полном смятении. Если, конечно, не перепугался до потери сознания.
– Это мой внутренний голос, – пытаясь кокетничать, сообщила я, легкомысленно пританцовывая на месте. Сказывалось невероятное облегчение от ухода Газонокосильщика.
– А почему он не похож на внешний?
Димкина интонация не изменилась, но я решила, что муж в одно мгновение поглупел. В следующий момент он швырнул доски на колодец, как попало, и выдал нам с Наташкой такое!..
Разинув рты, мы выслушали обвинение в постановке дешевого и одновременно почему-то бесплатного спектакля, разыгранного исключительно для одного зрителя – уважаемого коллегами, пациентами и самим собой хирурга Ефимова. Дмитрия Николаевича. И упорно просил показать третьего актера. Только затем, чтобы непременно оторвать ему голову.
– Сам оторвет, сам и пришьет. Мастер – золотые руки, – с уважением проронила мне на ухо Наташка. – Может, уважить его, послать в лес? За Газонокосильщиком. И если тот не возразит… Мама дорогая!!!
В порыве праведного, как считал сам, гнева и не прерывая своего обвинительного заключения, Димка со злостью пнул одну из досок. Она мгновенно улетела в туманную даль, а он ногой угодил прямо в колодец, потом загремел в него почти полностью. Всей массой уважаемого хирурга Ефимова. На поверхности земли остались только его золотые руки мастера. И эти руки изо всех сил вцепились в сомнительную опору – вторую доску, которую он не успел пнуть.
Положительным моментом был только один – он замолчал. Зато заговорили мы. Несли полную ахинею, стараясь при этом помочь ему выбраться. И бестолково тянули его в разные стороны. Димка только кряхтел и мычал. Его попытки задействовать ногами стенки колодца оказались бесполезными, ноги скользили. Было хорошо слышно, как в самом низу булькает вода, принимая гнилые останки стенок. Была минута, когда я взвыла от бессилия. Единственное, чего мы добились – стянули Димкину спортивную куртку ему на голову. Он даже мычать перестал.
