дополнительную щепотку в чашку Фудзико. Ее доза будет смертельной, а они просто заснут на пару часов.
— Мне тоже нужно будет выпить этого чая? — Айко замерла, ощущая себя в этот момент сверкающей каплей росы на кончике длинного листа осоки, легкое дуновение ветра, и капли нет…
— Ты нам еще понадобишься, — спокойно ответил Паук, точно речь шла не о ее, Айкиной, жизни, а о чем-то совсем повседневном, вроде заказа новых сандалий для самураев стражи, — если смерть Фудзико не остановит Арекусу, я дам тебе знать, и ты уничтожишь Гендзико, затем ее детей, затем… — Он задумался, взвешивая на своих внутренних весах, кому из семьи Грюку следует умереть в первую очередь, а кто может еще пожить.
— Но если Арекусу не поймет ваших знаков? Вы же понимаете, что он иноземец. Вдруг он посчитает смерть госпожи естественной, что коли…
— Я позабочусь о том, чтобы он узнал, что смерть Фудзико является предупреждением. И если он не отстанет от Амакуса Сиро и не уберется в свой замок, вслед за женой ему предстоит потерять и дочь.
— Но Фудзико… почему именно Фудзико? — При одном упоминании об умной и догадливой госпоже Айко сделалось дурно.
— Фудзико — уже старая женщина и не может удовлетворять господина так, как он того заслуживает. — В голосе Симада Оно чувствовался здоровый расчет. — Ему будет неприятно, что кто-то пробрался в его замок и отравил супругу, а я напишу ему, что так оно и было, что же до потери… даже учитывая, что Фудзико-сан прекрасно ведет его домашние дела, потеря старухи не является серьезным уроном для такого человека, как даймё Грюку. Возьмет себе другую жену и в следующий раз будет осмотрительнее.
— Но Фудзико не просто жена — Фудзико лучший друг господина! — запротестовала Айко. — Посмотрите сами, после смерти наложницы Тахикиро господин не брал себе больше наложниц. Ее смерть не будет обыкновенным предупреждением — вы нанесете страшный удар, который повлечет за собой ответную месть, а Грюку-сан, вы сами сказали, в нескольких минутах езды от нашего Сиро!
— Тебе проще добраться до Гендзико? — Симада Оно вдруг сделалось скучно.
— Нет. — Глаза Айко предательски наполнились влагой.
— Ты имеешь круглосуточный доступ к Фудзико, Минору и семье Минору. Кого же ты хотела бы убить тогда?
— На… наложницу Минору. Старшую наложницу, — Айко проглотила комок, — слова давались с трудом. Никогда прежде ей не предлагали решать, кому жить, а кому умирать.
— Эта смерть не заставит Арекусу повернуть к замку.
— Но вы напишете ему, что после смерти Хотару вы убьете Фудзико или Минору… Гендзико…
— Отравите Фудзико, а потом посмотрим. Все, я ухожу. — В его голосе слышался металл, которого так боялась Айко.
Что же, долг перед ондзином — святой долг. Но как же страшно оказалось отдавать этот самый святой долг. Как страшно!..
Глава 17
На войне как на войне
Снесший тысячу голов меч — невиновен!
Отправившись на встречу с Минору в Нагасаки, где сын должен был пребывать согласно личному приказу сегуна, Ал встретился на дороге с посланным на подавление восстания войском. Это произошло на третий день после сожжения замка, и Ал был удивлен столь стремительным развитием событий. Конечно, от Нагасаки до владений покойного Мацукура Сигехару рукой подать, но согласно историческим документам бой между восставшими и самураями сегуната должен был произойти только 27 декабря. Так что оставалось гадать, в исторические ли сведения закралась нередкая ошибка или события начали выходить из-под контроля, а это начисто выбивало почву из-под ног привыкшего, что он обладает знаниями о будущем и может предотвратить зло, Ала.
Представившись и переговорив с командиром самураев, Ал выяснил, что его сын отбыл со спешным донесением сегуну, так что получалось, что они разминулись, и теперь Ал мог уже не найти Минору. Стоит ли ожидать, что, вернувшись, сын примкнет к воинам Нагасаки или отправится напрямую с обратным письмом от сегуна, командир не знал или делал вид, что не знает. Что было вполне предсказуемо — военный человек обязан держать язык за зубами, даже если его об этом не просили.
Ал принял любезное приглашение вернуться в окрестности Симабара вместе с трехтысячным войском и был за это весьма благодарен, так как с такой охраной можно было не опасаться ночных грабителей. Биться против христиан его пока никто не принуждал, все же видели — человек в летах, даймё, причем с крошечной свитой, хотел повидать сына, а теперь возвращается не солоно хлебавши на свою землю. Святое дело — уважить старость, впрочем, и уважение самураи Нагасаки умели оказывать в меру. То есть проводить его, разумеется, проводили, по дороге не загружая маленький отряд Ала ни работами, ни ночными вахтами, но довели до места и на этом всё. Уж извини, господин хороший, приказ.
Марико не подавала вестей, но Ал чувствовал, что дочь жива и невредима. В ожидании решающего сражения Ал планировал отсидеться в маленьком охотничьем замке Мидори, в котором после смерти Юкки жил некоторое время Минору. Фудзико был отправлен зашифрованный отчет о произошедших событиях, и вскоре супружница прислала свой, в котором подтверждала встречу с сыном и поведала о его решении вернуться в Нагасаки.
Все это сбивало с толку, мешая сосредоточиться и обдумать положение дел.
Самураи Нагасаки встали лагерем в достаточно удобном месте, между двух деревень, откуда можно было брать продукты. Произошли несколько некрупных столкновений, после которых стало понятно, что христианское восстание было более чем хорошо спланировано, так как если 17 декабря замок брала кучка прибывших с Амакуса Сиро мальчишек, сейчас, по словам разведчиков и допрошенных крестьян, христианская армия уже насчитывала несколько тысяч и была прекрасно вооружена и снабжена провиантом. Так что складывалось впечатление, что мешки с крупой, вяленая рыба, полотно на одежду, а также военный арсенал лежали где-то на удобном и недоступном воинам сегуната складе, пока кто-то не дал сигнала все это немедленно вытащить на свет божий.
Пришли сведения, что христиане дали бой на побережье Симабара, захватив замок Хара. Пока все более-менее сходилось. В выборе замка Ал сразу же увидел руку Марико и мысленно отсалютовал дочери.
Сражение началось 26 декабря, ночью, когда воины сегуната окружили лагерь Амакуса Сиро, предварительно сняв посты и забросав спящих воинов горящими факелами. Странное дело, но спящие христиане чинно и спокойно горели, завернувшись в свои футоны, и даже наскоро построенные домики для начальства, рядом с которыми сидели и стояли охранники, полыхали совершенно беспрепятственно, вместе с недвижной стражей.
Кто-то шептал заклинания, отводящие нечистую силу, кто-то, не веря своим глазам, бросился в горящий лагерь то ли добивать, то ли будить своих врагов, когда те вдруг окружили самураев сегуната со всех сторон, расстреливая их из луков и мушкетов. Нападение было настолько неожиданным, что поначалу самураи Нагасаки не могли понять, кто именно напал на них. Стрелы летели с севера и юга, с запада и востока, валя людей и животных. В то время как самих стрелявших не было видно, воины сегуната оказались прекрасно подсвеченными со стороны фальшивого лагеря, который они сами запалили.
Число погибших насчитывалось свыше трех тысяч, больше двух сотен христиан удалось взять в плен, хоть пленение врагов ни в какие времена не относилось к излюбленной тактике японских воинов. Но на
