Иван был рожден с ранимой душой, редким умом, обладал сильной волей. Н.М. Карамзин считает, что он мог бы иметь все основные качества великого монарха, если бы этому способствовало воспитание. Но Иван был рано лишен родителей, а князя Ивана Бельского, который мог бы стать хорошим наставником и примером для юноши, удалили от Ивана и, стараясь привязать его к себе, потакали всем его желаниям и прихотям. Они забавляли и развлекали его шумными играми и охотой и развивали в нем склонность к удовольствиям и к жестокости, не подозревая, чем это обернется для них самих и для России. Пристрастившись к охоте, он стал убивать не только диких животных, но и мучить домашних, бросая их с высокого крыльца на землю, а бояре при этом говорили: «пусть Державный веселится!». Они смеялись, когда Иван скакал по улицам с толпой молодых людей, давя прохожих. Шуйские хотели, чтобы великий князь помнил, как они угождали ему, но он запомнил только обиды. В конце концов, Андрея Шуйского отдали псарям и затравили собаками. Все Шуйские и их друзья пришли от этого в ужас, но молчали, а народ воспринял все это с удовольствием.
Так юного Ивана приучили к пренебрежению правосудием, к жестокости и тирании. Вельможи, окружавшие великого князя, заботились только о том, чтобы утвердить собственную власть и не думали о будущем благополучии России, но, подобно Шуйским, сами себе готовили гибель.
Убийство сына
Своего старшего сына, тоже Ивана, царь готовил на царство после себя. Он занимался с ним важными государственными делами, вместе с ним развратничал и казнил людей, может быть, для того, чтобы показать всем, что наследник будет вторым Иваном Грозным. Юный Иван был уже в третий раз женат на Елене из рода Шереметевых. Первые две жены были пострижены в монахини. Меняя жен, наследник, подражая отцу, менял и наложниц. Но при всей своей необузданности и безнравственном поведении он видел недовольство бояр и слышал их ропот, и во время переговоров о мире со Стефаном Баторием[135] после разорительной трехлетней войны с Ливонией в благородном порыве пришел к отцу с требованием послать его с войском изгнать неприятеля и восстановить честь России. Иван в гневе стал кричать, что тот мятежник и хочет вместе с боярами свергнуть его с престола. Борис Годунов, присутствовавший при этой сцене, хотел удержать поднятую руку царя с жезлом, но был ранен, а Иван с силой ударил этим жезлом сына в голову. Царевич упал, обливаясь кровью. Ярость Ивана тут же исчезла, он побледнел, в ужасе закричал и бросился к сыну. Зажав рану, из которой текла кровь, он рыдал, звал лекарей, молил сына о прощении. Царевич целовал руки отца и говорил, что умирает верным и преданным сыном. Через четыре дня царевич скончался в Александровской слободе. Несколько дней Иван сидел в оцепенении возле трупа сына. Похоронили царевича в церкви Св. Михаила Архангела. Народ оплакивал наследника, а вместе с ним и самого Ивана, с тайной радостью видя, как грозный царь без символов царской власти, в траурной ризе, как простой грешник, бился о гроб и пронзительно выл.
Существует еще одна версия смерти сына Ивана Грозного. Наследник стал жертвой в драке с отцом, после того как тот избил его беременную жену. На эту версию указывает папский посол Поссевин. Иван встретил свою невестку во внутренних покоях дворца в сорочке без пояса, что противоречило обычаям того времени и считалось бесстыдством. Оскорбленный царь ударил ее так сильно, что ночью она преждевременно разродилась. Царевич пришел с упреками к отцу. Тот вспылил и нанес сыну удар посохом в висок.
Монастырь во дворце
Иван считал не безопасным для себя жить в новом дворце, несмотря на то, что он был больше похож на неприступную крепость, и больше жил в Александровской слободе, где большую часть времени проводил в молитвах о спасении своей души. Царский дворец превратился в монастырь, а приближенные царя — в иноков. Иван отобрал 300 самых преданных опричников и назвал их братией, себя выбрал игуменом, дал приближенным тафьи[136] и черные рясы, под которыми они носили, однако, расшитые золотом богатые кафтаны с опушкой из соболя. Иван сочинил для них монашеский устав, и сам первый следовал этому уставу.
Летопись так описывает монастырскую жизнь Ивана. В четвертом часу утра он шел на колокольню с царевичами и с Малютой Скуратовым, и они звоном колоколов звали к Заутрене. Все спешили идти в церковь: кто не являлся, того наказывали восьмидневным заключением. Служба шла до шести или семи часов. Царь читал молитвы, пел, усердно молился так, что на лбу оставались следы от земных поклонов. После обедни в десять часов все, кроме Ивана, садились за братскую трапезу; Иван же стоя наставлял свою «братию», в то время как она пила и ела.
Каждый день походил на праздник, на котором в изобилии употреблялись вино и мед. На трапезы допускались и женщины. Остатки еды выносили из дворца на площадь для бедных. Царь обедал после всех, вел беседы о законе, дремал, а потом ехал в темницу кого-нибудь пытать. Возвращался довольный, и видно было, что пытки его забавляли: он шутил и был веселее обычного. В восемь часов шли к вечерне, а в десятом часу Иван уходил в спальню, где трое слепых по очереди рассказывали ему сказки. Царь ненадолго засыпал, в полночь вставал и начинал день молитвой. Во время заутрени или обедни Иван отдавал самые жестокие приказания.
Развлекался царь играми скоморохов, фокусников, медвежатников, которых собирали для него по всем захолустьям. В слободе видную роль играли ручные и дикие медведи. Их заставляли представлять разные сцены и пугать людей.
Александровская слобода при Иване стала гнездом разврата и безнравственности. Молитвы там сменялись пирами, превращавшимися в оргии. Считают, что даже опричники могли служить объектом неуемной страсти Ивана, которую не смогли умерить ни старость, ни болезни. Разврат иногда принимал самые отвратительные и жестокие формы. Хотя известно, что в то время даже монастыри часто больше походили на притоны, чем на святые места.
Роскошь царского двора
Излишек доходов Иван тратил на роскошь. Известно удивление иноземцев, когда они видели в московской казне груды жемчуга, рубинов, изумрудов, а во дворце горы золота и серебра. Эти богатства увеличивались с каждым царствованием, и их выставляли напоказ только для того, чтобы поражать иностранцев. При этом народ в богатой России оставался бедным. Иностранцев поражали и обеды, на которые собиралось по 600-700 гостей. Обеды эти изобиловали дорогими блюдами, экзотическими плодами и заморскими винами. Однажды кроме знатных людей в Кремлевских палатах у царя обедало 2000 ногайцев, отправляющихся на войну с Ливонией.
Ченслер[137], на которого не произвела впечатления ни Москва, ни Кремль, был поражен двором Ивана. Сам царь, восседавший на троне с подставками в виде диковинных зверей, в длинном далматике[138], с тиарой на голове показался ему вторым папой. Над троном висел образ Богородицы, справа образ Спасителя, что придавало дворцу вид храма.
Такой роскоши и такого количества придворных, как при дворе московского царя, иностранцы не видели прежде ни в одной другой стране. Придворные, в золоте и драгоценных камнях, заполняли тесные палаты и все свободное пространство около дворца.
Эта роскошь уживалась с неудобствами. За царским столом гости ели из золотых блюд и пили из
