Прозрение
Судьба Лжедмитрия II решилась неожиданно. Хан Ураз-Магмет, который не пристал к Лжедмитрию во время его бегства из Тушина, явился к нему в Калугу, но ханский сын донес, что его отец замышляет предать его и уехать в Москву. Лжедмитрий без всякого следствия велел своим палачам убить Ураз-Магмета и бросить труп в Оку. Ногайский князь Петр Араслан Урусов, затаив ненависть к Лжедмитрию, во время охоты в глухом месте застрелил самозванца со словами: «я научу тебя топить ханов» и отрубил ему голову[179], а сам с ногайцами ушел в Тавриду. Узнав о гибели самозванца, Сигизмунд понял, что лишился предлога оставаться в России и тут же написал боярам, что Владислав скоро будет в Москве.
Но Россия уже не хотела Владислава. Дума благодарила Сигизмунда, но уже заявляла, что если Владислав не примет православия и если поляки не уйдут из России, то ему не быть русским царем. Патриотический дух уже вселялся в россиян, а после известия о смерти Лжедмитрия смело заговорили о необходимости спасении России и изгнания поляков из своей земли.
Поляки еще выполняли приказ гетмана Жолкевского, вести себя тихо в его отсутствие, и не посягали на собственность и честь московитян. Нарушителей наказывали. Один поляк выстрелил в икону Богоматери и за это был сожжен; другой обесчестил девицу, за что был высечен кнутом. Россияне еще могли пировать с поляками, пряча взаимное недоверие и неприязнь, но поляки не верили терпению россиян, а россияне — добрым намерениям поляков. Русские видели, что они чувствуют себя хозяевами в столице, и это вызывало раздражение. Но если Москва еще молчала под оружием поляков, то соседние города уже поднимались на борьбу. Появились грамоты с призывами против польского засилия. В одной из них жители Смоленска писали: «Обольщенные королем, мы ему не противились! Что же видим? Гибель душевную и телесную. Святые церкви разорены; ближние наши в могиле или в узах[180]. Хотите ли такой же доли? Вы ждете Владислава и служите ляхам, угождая извергам… Восстаньте, доколе вы еще вместе и не в узах; поднимите и другие области, да спасутся души и царство!..».
Русское ополчение собралось очень быстро. В январе 1611 г. Ляпунов разослал грамоты, а в марте уже со всех сторон к Москве народ шел выгонять поляков.
Дума потеряла свое влияние и теперь ее власти нигде, кроме Москвы, не подчинялись. Москвичи же, узнав о восстании городов, стали тоже оказывать сопротивление полякам. Они смеялись над ними, а купцы, продавая им товар, просили за него вдвое дороже. Начались ссоры и драки с поляками.
Города один за другим восставали против поляков. Жители Смоленской области истребляли поляков в их разъездах. Россияне, служившие раньше Сигизмунду, уходили от него, чтобы теперь служить Отечеству.
К Москве шло войско из дворян, стрельцов, граждан, крестьян, татар и казаков. Их встречали везде с хлебом и солью, иконами и крестами.
Но в рать Ляпунова вливались как люди военные и мирные граждане, так и бродяги, которые раньше шли к полякам, чтобы грабить вместе с ними, теперь они примыкали к Ляпунову, но больше мешали народному движению.
Резня в Москве
19 марта, во время обедни в Китай-городе поднялась тревога, послышался звон оружия и крики. Между поляками и россиянами возникла кровавая стычка. Поляки одержали верх, они резали купцов и грабили лавки; ворвались в дом к боярину Андрею Голицыну и убили его. Жители искали спасения в Белом городе и за Москвой-рекой, но конные поляки топтали и рубили их. Поляков остановили стрельцы у Тверских ворот. Настоящая битва произошла на Сретенке, где появился князь Дмитрий Пожарский. Его дружина сняла с башен пушки и встретила поляков ядрами, отбила и закрыла в Китай-городе. Нужно сказать, что в Москве находилось только шесть или семь тысяч польских воинов под командой Гонсевского, которого гетман Жолкевский оставил в Москве; жителей же в Москве было около двухсот или трехсот тысяч и при звуке набата старые и малые, вооруженные кольями и топорами, вступали в битву. В поляков бросали из окон и с крыш камни, поленья и стреляли. Полякам не помогло даже подкрепление немцев с капитаном Маржеретом во главе. Поляков оттеснили к Кремлю.
Битва прекратилась только из-за пожара, который разгорелся к ночи.
Пожар и бессовестный грабеж
В разгар битвы между поляками и русскими в Белом городе вспыхнул дом Михаила Салтыкова. Хозяин сам поджег свой дом. Изменник Салтыков знал, что теперь ему уже не жить в собственном доме. Возник пожар и в других местах. Из-за сильного ветра пожар разгорался в узких улочках, беспрерывно звонили колокола, жители тушили пожар, слышались плач и крики, все было беспокойно.
В Кремле заседало призрачное российское правительство из знатных бояр. С одной стороны, сановники не могли желать победы иноземцам, пролившим столько русской крови; с другой стороны, они боялись мести своего народа; но тем упорнее они, видя безысходность своего положения, советовали полякам разрушить Москву. Совет был принят, и утром 2000 немцев с конным отрядом вышли из Кремля в Белый город и подожгли с разных сторон дома, церкви и монастыри. В пылающий деревянный город ворвались сподвижники Ляпунова с легкими дружинами. Жители задыхались от дыма и от жары и не могли сражаться, они спасали только семьи, потому что добро спасти уже было нельзя. Народ огромными толпами шел по дорогам к лавре, городам Владимиру, Коломне, Туле. Люди вязли в снегу, страдали от сильного холода, видели Москву, пылавшую в пожаре, и плакали, прощаясь и с Москвой, и с Россией. Дмитрий Пожарский до конца бился с поляками, не давая им жечь город за каменной стеной, но был ранен и его едва спасли и увезли в лавру. Теперь поляки жгли свободно российскую столицу и любовались пожаром из Кремля, не представляя, какая месть их ожидает за то зло, которое они причинили русскому народу.
Москва горела двое суток. Если где-то пожар затихал, поляки снова поджигали то, что еще не сгорело. Наконец от Москвы остался один пепел, среди которого возвышались черные стены, закопченные церкви да каменные погреба. Чад и дым стоял над Москвой еще несколько дней. Сами поляки, не обращая внимания на пожар и на дым, веселились, грабили царскую казну. Им достались все предметы быта наших царей, их короны, сосуды, богатые одежды; они стаскивали в одно место все имеющее ценность из гостиного двора, из жилищ купцов и знатных людей; сдирали оклады[181] с икон; делили золото, серебро, жемчуг, камни и дорогие ткани, а медь, олово, холсты и сукна презрительно отбрасывали. Поляки наряжались в бархатные одежды и штофы[182], пили из бочек иноземное вино.
В Кремле поляков окружала роскошь, но не было хлеба. Поляки пили, играли в карты, распутничали и в пьяном угаре убивали друг друга. Русские изменники-бояре тоже сидели в Кремле, тоже праздновали и молились за мифического царя Владислава.
Народное движение и триумвират как законная власть
Известие о московском бедствии ужаснуло россиян, но дала толчок народному движению. Иноки лавры, услышав о происшедшем в столице, послали к ней всех монастырских людей, способных воевать, и
