пустыми словесами и такой же напыщенной, как его внешний вид. Все слишком — так в двух словах можно было описать характер этого сиятельного вельможи. Тройной подбородок и округлое брюшко, суетливые жесты и подвижное лицо умного плута дополнялись умопомрачительным нарядом.
Фиолетовый атласный камзол барона был расшит жемчугом вперемежку с драгоценными камнями и сверкал, подобно оперению диковинной птицы. Через правое плечо у него была перекинута голубая муаровая лента Ордена Пречистой Маргариты первой степени. А сам орден, имевший вид восьмиконечной звезды с лучами из золота и серебра, терялся на широкой груди барона среди множества других регалий и наград. В таком же бедственном положении находились кольца и перстни на обеих его руках, мешавшие ему сгибать пальцы. На шее барона висела тяжелая цепь с усыпанной бриллиантами золотой розой. Она соперничала в размерах с державной розой самого короля Уорвика и была настолько тяжела, что кованые звенья удерживающей ее цепи впивались в бычий загривок барона, явно причиняя ему большие неудобства.
Однако Дорнмут был готов терпеть все эти лишения. Своим вызывающе богатым нарядом он старался подчеркнуть принадлежность к высшей аристократии Уайтроуза. Стремился стереть все воспоминания о том, что начинал когда-то свою головокружительную карьеру мелким, но очень предприимчивым ростовщиком. Увы! Баронский титул он получил всего десять лет назад за особые заслуги на почве финансов и, подобно многим нуворишам, необычайно им гордился. Суть выступления барона сводилась к перечислению намечавшихся турниров, пиров и тому подобных увеселений и приятств. Закончив свою речь, барон склонил в почтительном поклоне обрамленную венчиком седых волос круглую голову и скромно добавил:
—Все складывается преотлично, ваше величество!
—А вы что скажете, Беверидж? — Король с мрачным видом поднес к губам кубок, но после глотка раскашлялся так, что отпитое вино вылилось на подбородок. — Кхе-кхе...
Великий Экзекутор внимательнейшим образом слушал пассажи Дорнмута, которого ненавидел всеми фибрами души, честно, искренне и без всяких скидокна человеколюбие. Он с трудом дождался конца выступления барона, никак не проявляя внешне своих эмоций.
—Все складывается отлично, — произнес он тоном опытного оратора. — Так сказал барон Дорнмут. Все отлично, ваше величество! Все идет просто расчудесно! О Дева, хотел бы я знать, что же такое, по мнению барона, плохо?
Иеффай изящным, исполненным достоинства жестом, словно призывая небеса в свидетели, воздел к потолку обе руки. Потомственному аристократу не требовались роскошные одежды и награды, чтобы доказать свою принадлежность к одному из древнейших родов королевства.
—Все складывается как нельзя лучше! Все отлично. В Уайтроузе процветает колдовство. Градобитие, дожди и засуха, насланные на нас прислужниками гирудов, привели к двум неурожайным годам подряд. Простолюдины пухнут с голода. Все отлично! Работы по строительству укреплений идут так медленно, что, когда пробьет час войны с империей, гируды запросто въедут в Ноулдон, не встретив никаких препятствий на своем пути! А все потому, что львиная доля налогов уходит на устроение пиров, тогда как все остальное разворовывают назначенные Дорнмутом подрядчики. Они грабят королевство и ничуть не заботятся о том, что станется с Уайтроузом завтра. Все отлично! Все идет как нельзя лучше. Империя переходит в атаку, а барон Дорнмут считает, что все идет хорошо. Кому хорошо, хотел бы я спросить?
—Ваше величество! — возмутился барон. — Я проявил достаточно такта, чтобы не упоминать о том, как Стальные сутаны прозевали похищение Плата Пресвятой Девы, вверенного их попечению. Я умолчал о том, что, по моим сведениям, далеко не все ценности, конфискуемые у состоятельных еретиков, попадают в королевскую казну. Не из-за Плата ли, ваше милосердие, народ Уайтроуза ропщет на высшие власти королевства? Не из-за похищенной ли святыни люди почти потеряли веру в Деву и ее помазанника, нашего обожаемого государя? Не по вине ли Стальных сутан они трясутся от страха, оставшись беззащитными перед чадами Тьмы?
Великий Экзекутор давно собирался дать бой этому лицемеру и мошеннику Дорнмуту и заранее подготовился к схватке. Однако он не рассчитывал, что барон ударит его в самое больное место. Слушая яростно-обличительную речь, Беверидж лихорадочно размышлял над своими дальнейшими действиями. Нельзя уходить от ответа! Он просто обязан отбить подлый удар Дорнмута здесь и сейчас, причем ответить надо так, чтобы новые вопросы отпали сами собой. Итак, Плат Маргариты — самое слабое место в его защите. Что же делать? И вдруг перед глазами Бевериджа возник золотой гольден с именем императора Эдварда. Брюс! Вот кто станет его спасителем в споре с Хоупом Дорнмутом! Беверидж вовремя вспомнил о наглом юнце и мысленно поаплодировал сам себе. Этот мерзавец подвернулся весьма кстати. Эндрю Брюс сыграет свою роль шпиона имперцев до самого конца.
К тому моменту, когда Дорнмут закончил свою обвинительную речь, у Бевериджа был уже готов ответ:
—Сам по себе Нерукотворный Плат не является нашей единственной защитой от орд гирудов, — произнес Великий Экзекутор с едва заметной снисходительной улыбкой. — Только неколебимая наивность сэра Дорнмута в вопросах ереси Круциферовой и возможностей его воинства может служить ему весьма слабым оправданием. Да, Плат следует отыскать и вернуть любой ценой. Но гораздо важнее то обстоятельство, что королевство переполнено лазутчиками императора Эдварда, кои сеют панику и производят смятение в умах обывателей. Они имеют наглость утверждать, что под скипетром императора людям жилось бы спокойнее и богаче, чем под властью природных владетелей Уайтроуза. Именно такие смутьяны похитили Плат Пречистой Маргариты, и я уже напал на их след! Не в моих правилах хвалиться делами, которые еще не вполне закончены, но раз уж наш высокочтимый барон меня к тому вынуждает, быть по сему. Итак, ваше величество, на днях Трибунал Священной Экзекуции задержал четверых еретиков, участвовавших в похищении Плата. Их возглавлял некий Эндрю Брюс, молодой, но матерый убийца. Гируды поручили ему убить меня и моего секретаря Фарнама. Однако, хвала Деве, все обошлось. Преступник обезврежен и уже дает признательные показания. Смею вас уверить, что они позволят нам продвинуться в поисках похищенной святыни еще дальше. Обещаю, что очень скоро Плат вернется на свое законное место.
Все присутствующие устремили взгляды на короля. Король одобрительно кивнул Бевериджу. А тот, ликуя в душе, решил окончательно добить Дорнмута:
—Прошу мне верить, — произнес Беверидж проникновенным голосом. — У вашего величества всего двое настоящих друзей: Священная Экзекуция и Церковь Девы, а не устроители бесконечных пиров даигрищ, которые только опустошают королевскую казну и толкают народ к возмущению!
Взбешенный ловкой защитой Бевериджа, барон вскочил с места так резво, что опрокинул свой стул. Глаза его пылали такой яростью, что если бы взглядом можно было убить, то у Великого Экзекутора не было бы ни единого шанса выйти из королевского кабинета живым и невредимым.
—Требую представить доказательства казнокрадства, о котором говорит Беверидж! — крикнул задетый за живое Дорнмут. — Да простит меня ваше величество, до сих пор я слышал здесь одни лишь необоснованные оскорбления и несправедливые упреки!
Заинтригованный король поставил кубок на столик и вопросительно посмотрел на Великого Экзекутора. В комнате повисла тишина. Члены Малого консилиума с интересом ожидали развязки. Дорнмут с пылающим от гнева лицом уселся на стул, поднятый неизвестно откуда взявшимся секретарем. По расстроенному виду барона можно было понять, что он сожалеет о своей вспыльчивости.
Беверидж с улыбкой превосходства протянул руку к горке лежавших на столе свитков и вытянул один из них:
—Видит Дева, я всем сердцем хотел этого избежать, — сказал он, с бесстрастным видом протягивая свиток королю. — Здесь ведомость на оплату строительных работ, которые пока не были произведены, но уже почему-то оплачены. С поразительной и, замечу, несвойственной нашему барону Дорнмуту щедростью.
Король углубился в изучение заполненного бисерным почерком Фарнама свитка. Беверидж спокойно рассматривал одну из картин, украшавших стены комнаты. Она изображала охоту на кабана, затравленного собаками. Один из охотников как раз подрезал горло поверженному кабану, такому же отвратительному и жирному, как барон Дорнмунт. Иеффай ничем не выдал своего торжества, а между тем душа честолюбца пела от счастья.
