корыстный, среди них много лазутчиков императора Мороя.
—Почему же тогда снята охрана моста?
—Охрана снята, потому что сам он защищен с помощью пиромагии, чтобы гируды не могли его перейти.
—Понимаю, — кивнул Андрей. — Очень остроумное решение.
До замка оставалось ярдов шестьсот. В отличие от настороженно озиравшихся Ригглера, Тритемия и Эсквилины, Брюсов не замечал ничего подозрительного. Он весело болтал с Фионой, а та звонко смеялась в ответ на его шутки. Близость Фионы, ее нежный, с едва заметной хрипотцой голос и сияние фиалковых глаз заставляли забыть о тревогах и целиком отдаться во власть чар этого изумительного создания. Голова у Андрея кружилась так, будто он выпил не один бокал крепленого вина. Ему страшно захотелось остаться в замке на всю оставшуюся жизнь, чтобы каждый день наслаждаться общением с этой черноволосой красавицей.
—А чем это так противно пахнет? — вдруг поинтересовалась Фиона, мило сморщив красивый носик.
—Вы не переносите запах чеснока? — оживился шагавший сзади Тритемий.
—Отчего же? Наоборот, очень даже люблю, — обернувшись, рассеяла сомнения старика девушка. — Особенно в составе подливы для бифштекса с кровью! Однако джентльмен не может пахнуть чесноком. Это неприлично.
Андрей с осуждением посмотрел на Гиннеса, сорвал с шеи сплетенный Эсквилиной венок и швырнул его в придорожные кусты, за что тут же получил награду в виде очаровательной улыбки Фионы.
Ливень ослаб, но не закончился. На поверхности луж появились пузыри, явный признак того, что стихия пошла на убыль. Небо стало очищаться от туч, замигали первые звезды, а на небе взошла луна. По мере приближения к замку становилось понятно, что его лучшие времена остались в далеком прошлом. Когда-то его со всех сторон окружали глубокие рвы с водой, но теперь они были почти доверху забиты землей, камнями и мусором. На них лежал подъемный мост с оборванными цепями. Зубцы на квадратной проездной башне частично осыпались. Полукруглую арку ворот защищала до половины поднятая решетка из металлических прутьев и толстого бруса, скрепленных между собой железными скобами. Со двора доносились крики, смех и конское ржание.
Гости вслед за Фионой прошли под аркой и ступили на брусчатку замковой площади. Здесь ярко пылали закрепленные на стенах крепости факелы. По всему фасаду перестроенного из древнего донжона главного здания бежали пробитые в толще стены островерхие окна, в них тоже горел свет. Второй этаж представлял собой крытую галерею, крыша которой держаласьна деревянных стойках, украшенных незамысловатой резьбой. На крепостную стену вела узкая каменная лестница без перил. По мощенному камнем двору были разбросаны хозяйственные постройки: казарма, кузница, кухня и конюшня. В ней били копытами и ржали лошади, а из кухни доносился сногсшибательный запах тушенного с луком мяса.
В общем, замок Бомонт мало отличался от тех, которые доводилось видеть Брюсову в рыцарских фильмах. Да и наряды челяди ничем не отличались от одежды англичан Средневековья. На всех мужчинах были совершенно одинаковые полотняные рубахи без воротников, бриджи из более толстой синей материи, темно-серые суконные куртки с отворотами, серые чулки и толстые грубые башмаки с квадратными пряжками. Женщины носили длинные платья из серой и синей ткани, белые фартуки и чепцы.
Однако поведение слуг Фионы показалось Андрею немного странным. Появление чужаков не вызвало у них никакого интереса. Обитатели замка продолжали заниматься своим делом так, словно не заметили хозяйку и ее гостей. Андрей едва не столкнулся с прачкой, несшей под мышкой корзину с бельем. Он было решил, что женщина слепа. Однако тут же отбросил эту догадку, поскольку прачка двигалась слишком быстро и уверенно для незрячей особы. Она обходила встречавшихся на пути людей, а с некоторыми даже вступала в разговор.
Брюсов недоуменно пожал плечами и вдруг заметил, что Фиона исчезла. Он огляделся по сторонам. Тритемий Гиннес и Ригглер вели лошадей к коновязи у стены замка. Андрей направился к ним и тоже привязал своего коня рядом с двумя другими. Баффи испуганно прижался к его ногам. Это удивило Андрея, так как пес отличался не только умом, но и отвагой.
Билли первым предпринял попытку пообщаться с обитателями замка. Он приблизился к пожилому шорнику, сидевшему на чурбане с потертым седлом на коленях. Лохматый здоровяк с сосредоточенным видом орудовал иглой, не обращая внимания на подошедшего к нему толстяка в рясе.
—Милейший, а где у вас здесь продается вино? — спросил с заискивающим видом Билли и замолчал, ожидая ответа, но погруженный в свое занятие седельник, казалось, не слышал его вопроса. — Не желаешь поменять это старое седло на отличный оберег от гирудов? — продолжал Ригглер, извлекая из-за пазухи цепочку с образком Девы. — Трижды освященный, бьет наповал.
Шорник все так же молча опрокинулся на спину вместе чурбаном, на котором сидел, и остался лежать без движения. Одновременно за плечами у Андрея раздался испуганный возглас Эсквилины. Он обернулся и увидел, как Фиона, злобно скалясь, вцепилась обеими руками в запястье девушки и затягивает ее в распахнутые двери донжона[2].
Несмотря на отчаянное сопротивление Эсквилины, это ей удалось. Ригглер и Тритемий застыли на месте, разинув рты, а Баффи, перепрыгнув через катившуюся по брусчатке голову Шакеласа, яростно залаял и бросился на защиту Эсквилины.
И вдруг все вокруг изменилось. Смокли звуки голосов и работ, исчезли запахи жаркого. Факелы на стенах и сиявшие огнями окна одновременно погасли. Их пустые проемы сделались похожими на темные глазницы черепов. Двор, мгновение назад такой гостеприимный и обжитой на вид, превратился в заросший чертополохом пустырь. Все насельники замка исчезли без следа. Баффи тоже пропал, его звонкий лай резко оборвался. На площадь пал едва заметный, похожий на дымку, туман. В сочетании с залившим двор призрачным светом луны он придал строениям и стенам замка химеричный и нереальный вид.
—Мастер Тритемий, что происходит?! — тревожно крикнул Андрей, надевая шлем.
—Наваждение, сын мой! Всего, что мы видели, на самом деле не существует! — отвечал старик. — Иллюзия! Твоя Фиона нас обманула! Она — гируд. Только настоящие гируды способны на такое! Надо уходить!
—Встречаемся у повозки! — крикнул Брюсов, доставая меч из ножен. — Я разыщу Эсквилину и присоединюсь к вам!
В тот же момент раздался громкий скрежет, и решетка надвратной башни с грохотом опустилась. Единственный выход был перекрыт. Тритемий и Ригглер растерянно застыли на месте. В раскрытых дверях донжона показался тощий, как скелет, старик. Из одежды на нем была лишь грязная повязка на бедрах да единственный башмак на правой ноге. Вытянув вперед страшно исхудавшие руки, он двинулся на людей.
Второй гируд появился из конюшни, это был верзила ростом под семь футов, с широченными плечами и совершенно лысой головой. Штаны и рубаха из грубого холста, босые ноги и огромные волосатые руки были перепачканы в земле. Лицо его покрывали потеки грязи, в волосах застряли комья глины. Великанвыглядел так, будто только что вышел из преисподней. Он обвел двор пустым, лишенным выражения взглядом, тряхнул головой и задрал ее к небу. Вслед за ним во двор вышла старуха, тоже босоногая, в черном платье до пят. Седые космы ниспадали ей на глаза. Когда старуха откинула их морщинистой рукой, стала видна рубленая рана, пересекавшая лицо от линии волос до самого подбородка. Один глаз у старухи вытек, оставшийся посверкивал в свете луны.
Мощенная брусчаткой площадь вдруг вздыбилась и пошла волнами, как будто под нею зашевелилось какое-то огромное чудовище. Раздвигая камни и комья глины, из-под земли один за другим начали подниматься все новые и новые мертвецы. Все они повторяли один и тот же незамысловатый ритуал: сначала смотрели на полную луну, а затем — на людей, сбившихся в кучку в центре двора. Лавируя между гирудами, к ним бросился Баффи с головой Шакеласа в зубах.
—Читать заклинание круга, старый тупец!.. — грозно нахмурив брови и вращая глазами, крикнул Тритемию принц горбунов.
Старый маг словно пробудился от спячки и начал действовать. Произнес заклятие, начертил посохом на мощеной площади вспыхнувшую зеленым пламенем магическую окружность. Прошло совсем немного времени, и вдоль ее границ столпилось две дюжины гирудов. Каждый из них стремился первым напиться
