единый шар, в пульсирующую, словно сердце, шаровую молнию. Из нее, прямо в грудь девушки ударил сноп огня.
От нестерпимой боли она закричала. Сгорало человеческое естество, плавились мысли и сознание. Рождалась иная суть.
И вот, в чаше, в Великом и Вечном Огне уже танцевали две саламандры. Бессмертные жрицы Огня -- жестокого и милосердного, согревающего и сжигающего, дарящего жизнь и несущего смерть...
Когда Софья пришла в себя, то увидела, что на этот раз в часовне ничего особенного не произошло: ни сгоревшей одежды, ни расплавившегося золота - лишь огарок свечи в подсвечнике, который опять облюбовал дракончик и еще теплая чаша, на дне которой лежал медальон с зеленым камнем. Ни следов крови, ни присутствия огня. Собрав магические атрибуты, двинулись к выходу.
За дверью, по-прежнему, был ясный день. Жара, казалось, нетерпеливо поджидала девушку и сразу приняла ее в липкие и душные объятия. Янина дремала на скамейке в тени вели.
-- Пошли! - велела ей Софья. - Нам пора.
Но уже в следующий миг поняла, что девушка мертва.
-- Так вот чью душу я принесла в жертву!
Пожав плечами, пошла к выходу, где ее поджидала карета.
'Ну вот, все придется нести самой', - подумала она с досадой.
Сочувствие, раскаянье, жалость - саламандре неведомы! Ну, а любовь?..
* * *
В отличие от герцогских столиц, к Лоту в древние времена Имперский тракт не проложили. Но и эта дорога была не так уж плоха. Пусть не очень широкая, не отшлифованная за многие века тысячами ног, колес и копыт, зато без больших выбоин и рытвин. К тому же достаточно жива многолюдная.
'Неужели по ночам здесь хозяйничают ворки?' - с удивлением думал Ризек, поглядывая по сторонам.
Филипп понемногу стал привыкать к новому прозвищу, неожиданно привязавшемуся к нему в ватаге Ворона. 'Ночной черноглазый коршун' - ничего унизительного в нем не было. Наоборот, даже нравилось. Правда спесь и графскую гордость на время пришлось зажать в кулак. Но зато он жив и, возможно, нашел союзников. Больше того - умного и проницательного советчика в лице их главаря. Но все может рухнуть в единый миг, если не найдет он отцовского золота.
Филипп незаметно глянул на спутников. Худой, жилистый, немногословный и вечно хмурый Ворон и низкорослый крепыш, густо сыплющий налево и направо бранными словами Гном - скакали рядом. Лошади у них, впрочем, как и у него были отменные. Чего не скажешь о сбруе, оружии и одежде. Потертая, видавшая виды, побывавшая во многих передрягах, грубо выделанная кожа, кольчуги, сапоги, недорогие мечи и арбалеты. Далеко не первой свежести, посеревшие от дорожной пыли, рубахи, заросшие недельной щетиной лица, перегар от выпитого за вчерашним ужином вина разивший на добрую литу.
У Ризека же 'буйно цвел' под левым глазом синяк. Напоминание о том дне, когда он столь удачно вырвался из злосчастной кареты, увозившей в Тор. Столь неожиданное 'украшение' придавало Филиппу вид отчаянного головореза. Пожалуй, сейчас, в нем маркграфа Лотширии не признала бы и мать родная. Задержись, конечно, старушка на этом свете.
Впереди показались ободранные и полуразрушенные стены Лота. Виднелся и огромный провал, оставленный глыбой, сброшенной еще при осаде города Фергюстом. Герцог не разрешил восстанавливать каменную кладку, и убрать валун тоже. Пусть напоминает строптивцам о его гневе. Лишь дозволил прикрыть дыру невысоким деревянным заборчиком. Отчего крепостная стена стала еще уродливей.
'Ничего! Придет час - все отстрою. И стену, и дворец! - с трудом сдерживая подкатившую ярость, думал Ризек. - Еще доберусь я и до этого Фергюста и до его доченьки Софьи тоже. Помогут боги, и Тор сожгу'.
-- И куда это вы, бездельники, собрались? - остановил их старший стражи у открытых ворот.
-- Да вот, прослышали, что его светлость барон де Фовер набирает наемников. Взамен погибших. Правда, ли? Ежели нет, то перекусим и двинемся дальше, - не то спросил, не то ответил Ворон.
-- Так-то оно так! Да вот только забулдыг и гномов не больно-то жалует! - хохотнул стражник. - Матушка твоя, -- нагло глядя Гному в глаза, -- продолжил он, -- наверное непереборчива была. Покладистая видать, всем давала...
Глаза крепыша недобро сверкнули, а лицо враз побагровело. Но, поймав на себе тяжелый взгляд вожака, он сразу расслабился.
-- Кому-кому, но не тебе молоть языком, вислоухий, -- довольно добродушно огрызнулся он, - батюшка твой, никак подслеповат был!
Стражник вновь хохотнул и, махнув рукой, добродушно фыркнул:
-- Ну-ну! Проваливайте, да побыстрей. Пока я добрый. Тоже мне, наемники. Да за вами с последнего полнолуния палач плачет,.. небось весь извелся.
Свернув с главной дороги и немного пропетляв кривыми улочками, подъехали к старому, чуть покосившемуся трактиру с весьма подходящей его внешности вывеской - 'Хромоногий тапир'.
Передав лошадей, до того безмятежно дремавшему возле двери, работнику, намерились войти в заведение.
-- Господа останутся ночевать? Иль как? Лошадей во двор? Распрягать?
-- Иль как! - отрезал Ворон. - Хорошенько за ними гляди, случится чего -- уши обрежу! Надумаем - останемся. А пока, пусть будут здесь.
Само помещение оказалось сырым и прохладным, а стены пропитаны запахом жареной капусты и кислого пива. За грубо сколоченными деревянными столами, тупо сверля глазами пустые глиняные кружки, сидело несколько забулдыг. Один из них громко не то отрыгивал только что выпитое, не то просто икал.
Ворон недоверчиво осмотрел зал, затем перевел полный сомнения взгляд на Ризека.
-- Здесь? Что ли...
Гном, не дожидаясь ответа, тяжело плюхнулся на жалобно затрещавший под ним табурет. После 'знакомства' со стражником, ему просто необходимо было срочно промочить глотку.
Филипп и сам уже сомневался. Ведь прошло столько лет! Да и заходили они сюда с отцом всего пару раз.
-- Похоже, да, -- преодолевая мучительные сомнения, неуверенно пробормотал граф. - Точно здесь!
Он узнал появившегося за стойкой трактирщика. Отрубленное ухо и уродливый шрам через все лицо забыть было невозможно.
-- Чего желаете, почтенные? - голос его был глух и доносился, словно из пустой пивной бочки.
-- Он! - словно все еще убеждая самого себя, добавил Филипп. Словно по волшебству в памяти всплыло казавшееся давно забытым имя: Ташер Крол, хромает на левую ногу. Поэтому так и называл свою харчевню.
-- Ты что, так и будешь блеять из-за стойки? - недобро прищурив глаза рыкнул на хозяина Ворон. - Живо, поди, сюда!
-- Тяжело мне, господа хорошие. Несподручно. Вот сейчас выйдет дочь, она и обслужит.
-- Хорошо обслужит? - больше не сдерживаясь, угрожающе прошипел Гном. - Всех? Лучше поторопи! Не доводи до беды!
-- Магдая! Магдая!
В зал, многообещающе виляя бедрами, вплыла необъятных размеров кухарка.
У Гнома отвисла челюсть.
-- Эта обслужит всех, клянусь бородой Создателя! - восхищено выдохнул крепыш, питавший слабость к большим габаритам.
Сглотнув слюну, на мгновенье он позабыл даже о стражнике и вине.
-- Чего желают милостивые господа? - ее тонкий, неожиданно писклявый голос, абсолютно не соответствовал внешнему виду.
