Через некоторое время к нему подошёл менеджер и положил перед ним счёт:
— Я выписал вам отдельную квитанцию.
— Спасибо, — поблагодарил Фил и взял бумажку. — А могу я попросить вас пригласить сюда эту белокурую девушку?
— Мэрилин, — усмехнулся менеджер, — нет проблем. У вас оплачено время и в оставшиеся двадцать минут вы можете делать всё, что пожелаете. Вам её в каком виде: голышом или в купальнике?
— В валенках, если можно, — буркнул Фил.
— Будет сделано! — невозмутимо принял заказ менеджер в чёрном смокинге.
Филимон отпил глоток душистого зелья:
Записать мелькнувшие в голове молнией строчки было некуда, и Фил постарался запомнить услышанное.
Подошла «Мэрилин».
— Валенок не нашли, — деловито отрапортовала она и присела рядом.
«Мэрилин» и в платье выглядела весьма привлекательно, но, конечно,
сходство с великой куртизанкой было отдалённым.
— Вас как зовут? — поинтересовался Фил.
— Громко зовут! — отшутилась девушка. — Мэри, иди сюда!
— Мэри, значит, — уточнил Фил. — А откуда такой хороший английский?
— А можно я не буду отвечать? — насторожилась девушка.
— Понимаю, — согласился Филимон, — выпьешь?
— Обязана, — усмехнулась Мэри.
— Хорошо, — решил поставить точку Фил, — я не полицейский, бояться меня не надо, — он достал визитку и протянул девушке, — если когда-нибудь решишь выбраться отсюда — позвони. Помогу, чем смогу.
В дверном проёме бара появились ублажённые физиономии друзей, и Филимон встал из-за стола.
— Спасибо на добром слове, — тихо произнесла Мэри, пряча визитку в разрез платья.
— Ты из Техаса? — словно невзначай переспросил Фил.
— Сам слышишь, — улыбнулась «Мэрилин».
По дороге домой мужики весело обсуждали подробности приключения и подсчитывали убытки. Сумма вышла приличная, и они перешли к обсуждению технологии шоу.
— Классная выучка персонала и немного техники! — пояснил Бэн. — А народ здесь молчаливый, потому как все — нелегалы.
— Как же они исчезали при нажатии кнопки? — вспомнил Фил.
— Вот это сделать проще простого, в цирке народ пополам перепиливают!
— Да, — тяжело вздохнул Мирон, — но в цирке дешевле.
Первое, что сделал Фил, зайдя домой — включил компьютер, собираясь записать услышанное стихотворение, но перед его внутренним взором вместо декадентских ангелов навязчиво маячил чугунный гетман на вздыбленном скакуне — он упорно указывал булавой своему народу направление то ли вечного мира, то ли непримиримого противостояния, и никак не вписывался в поэтический слог. Вслед за гетманом перед ним возникла девушка, так похожая на Мэрилин Монро, и Фил оставил поэтические опыты, откинулся в кресле и задумался.
Он не мог понять собственных внутренних перемен: вместо того, чтобы забыть всё, что было связано с Давидом и всё, что было вызвано из подсознания в реальность именно благодаря его сумасшедшему эксперименту, он, словно прикованный к веслу гребец, изо дня в день силился преодолеть новые и новые пороги космических измерений и проникнуть туда, куда ему указали лишь пунктирный путь. Его личная жизнь превратилась в некое подобие монашеской епитимьи и вызывала недоумение у друзей и знакомых, знавших его по былым загулам и романам. Тусклый интерес к новым знакомствам и вялые контакты со старыми друзьями лишь подчёркивали ту сумасшедшую энергию, которую он ощущал, усаживаясь по ночам за компьютер и вслушиваясь в далёкие времена и события.
— Но кому это всё нужно? — произнёс вслух наболевший вопрос Филимон, и ему почудилось, что в ответ из глубины комнаты послышался огорчённый вздох.
— Кажется, клиент созрел, — грустно подвёл он резюме под размышлениями и налил себе приличную дозу виски.
Он ощущал, что на самом деле его не оставили в покое, что он по- прежнему находится «под колпаком», и все его шаги контролируются коротышкой. Мелькнула мысль о том, что нужно разбить вдребезги компьютер и немедленно переехать в другое место.
— Куда? — философски переспросил сам себя Филимон.
Волна света и покоя обняла его вместо ответа. Что-то важное и серьёзное почувствовал он в сегодняшнем потоке, и все его проблемы отодвинулись куда-то далеко, а оттуда, издалека, донёсся звук гитарной струны:
— Дзен.
Глава девятая. Пионерское лето
Лето вышло клёвым.
На весь июнь Филю спровадили в пионерский лагерь. Несколько раз до этого он уже там бывал, но тогда там же всё лето работали воспитателями его родители.
Это было утомительно.
И раньше он был гораздо младше.
Еще в автобусе, который отходил прямо от завода «Артёма», Филька увидел многие знакомые и, в то же время, изменившиеся лица прошлогодних приятелей, и особенно ему понравились перемены, произошедшие с девочками.
Полной свободы в лагере ожидать было трудно. Утренние и вечерние линейки, дурацкие пионерские концерты-монтажи, всеми проклятый «тихий час» в самый разгар летнего дня и ненавистная утренняя гимнастика вызывали своей обязательностью известное раздражение.
На беду Фильки, «физруком» в лагере работал папин приятель и его, Филькин, школьный учитель физкультуры, бывший гимнаст-разрядник, Лев Семёнович. Кроме фанатичной преданности спорту, он обладал железными пальцами и жёстким чувством юмора. С норовистыми пацанами он держался просто, но строго, а проскакивавшие попытки хамства или панибратств пресекались исторической фразой:
— Сейчас как дам щелбана в лоб, так в слове «мама» будешь четыре ошибки делать.
Он явно был связан просьбами родителей присматривать за Филькой, что ему и самому не нравилось. Лев Семенович уважал самостоятельность подрастающих мужчин, но и спрашивал с них — по-мужски.
