руки.
Сногсшибательный трюк с русалками удался на славу.
Именно эту душераздирающую историю повторяли, как бы невзначай, своим мужьям матери почтенных семей, замечая их реакцию на Женькины ходули.
Женьке было наплевать на все взгляды и реакции, она уходила в сторону каменистой косы, где вместе с пацанами ныряла среди огромных валунов, собирала горы мидий и затем жарила эти ракушки на куске железа. Жаренные мидии были экзотикой, но среди пляжников находилось достаточное количество гурманов-смельчаков, к ним прикладывался круг постоянных клиентов, так что к вечеру у Женьки скапливалась весьма приличная сумма денег. Часть добычи она отдавала деду, а остальное тратила по своему усмотрению.
Женька была страстной картёжницей.
Неисправимой.
Каждый вечер, в глубине дедова дворика, у маленького покосившегося деревянного стола, она собирала мальчишек из всей округи и до глубокой ночи с упоением резалась в «буру», «секу», либо в элементарное «очко».
Ей всегда было чем расплатиться, но проигрывала она редко. Обанкротившихся противников она не торопила с немедленными выплатами долгов, а затягивала в круг игры ещё больше, когда же сумма проигрыша становилась значительной, то у мальчишек оставался выбор — либо навсегда, с позором, быть изгнанным из числа уважаемых мужчин, либо свистнуть деньги у мам и пап.
Филька быстро накопил проигрыш в десять рублей, и перед ним встала аналогичная проблема. Папа носил с собой немного денег, остальные хранились в особой книжке, которую он держал в закрытом чемодане.
Воровать Филька не любил.
Он, конечно, обдирал яблоневые сады на Гончарке и даже, однажды, стоял на «стрёме», когда взрослые хлопцы вскрыли ларёк и вынесли оттуда два ящика вина и сигареты, но некий внутренний критерий, неизвестно откуда взявшийся, заставил его более не ввязываться в подобные истории.
Он с большим удовольствием отправлялся на честный промысел — после окончания футбольных матчей стайки мальчишек, с мешками и сумками в руках, мгновенно очищали трибуны от пустых бутылок из-под пива и лимонада.
В близлежащих от стадиона приемных пунктах стеклотары у них принимали мешки с посудой без очереди, но по десять копеек за бутылку, при установленной цене в двенадцать и семнадцать.
Дирекция стадиона, приёмщики посуды и её сборщики — все были довольны, а у Фильки возникала необходимая всякому нормальному мужчине наличность, позволяющая увеличить круг развлечений и удовольствий.
Но сегодня он должен был вернуть десять рублей.
Папа весело смеялся и бренчал на гитаре в комнате у москвичек, а Фильку бросало в жар и в холод, и ключ от чемодана обжигал руку.
Сердце гулко билось в груди, как тогда, у подворотни с врагом, и решение пришло так же просто — Филька засунул ключ в задний карман папиных брюк и вернулся к «игральному» столу.
Трое резались в «очко».
На приход Фильки особого внимания никто не обратил, лишь когда прыщавый Витька «снял банк», Женька обернулась и указала Фильке на свободное место у стола:
— Садись, будешь четвёртым!
— Я не буду, — коротко отрезал Филя, — у меня всего два рубля.
В принципе, Женька была не жадной и иногда милостиво прощала неудачи партнёров, но сегодня ей крупно не везло, и это её страшно злило.
— Значит, отыграешься! — тоном, не терпящим возражений, приказала она и, вдруг, расхохоталась. Ей пришла в голову весёлая мысль, и она поспешила выдать её окружающим.
— У кого не хватит денег — будет раздеваться! Майка — рубль, штаны — два, трусы — три!
Филька с ужасом представил себе процедуру публичного раздевания, но отказаться от предложения уже просто не мог — быть банкротом не означало быть трусом.
Прыщавый Витька захихикал, самоуверенно поглядывая на принадлежащую ему мятую кучку рублей и горку мелочи.
Четвёртый игрок, Аркашка, кучерявый плод армянско-украинского брака, заблестел глазами и сладострастно напомнил Женьке:
— А у тебя штанов нет — одни трусы!
Женька, в азарте нового развлечения, немедленно произвела оценку собственного туалета:
— Лифчик стоит троячку, а трусы — десятку!
— А домой за деньгами можно бегать? — не унимался кучерявый.
— Играем только на наличман! — отрезала Женька, выложила на стол рублей пятнадцать денег и с издёвкой глянула на Фильку.
Витька разменял Филькины рубли на мелочь и сдал карты.
Поставили по пять копеек.
Филька глянул свою первую карту, и в голове мелькнуло радостное предчувствие — это был туз.
Кучерявый азартно ринулся прикупать к восьмёрке, купил шестёрку и добавил к ним вторую восьмёрку.
— Перебор, — огласил результат Витька-банкир.
Аркашка выругался и закурил папироску.
Женька сыграла на «банк», но к десятке Витька выдал ей шестёрку, и она, подумав секунду, остановилась на шестнадцати очках.
Банкир открыл свою девятку и добавил к ней ещё одну.
Женька была бита.
Витька срезал себе новую карту и вопросительно взглянул на Фильку.
С деланным равнодушием, тот промолвил:
— И я рискну на «банк», — и, увидев мелькнувшую под «рубашкой» восьмёрку, незамедлительно скомандовал банкомёту:
— Себе!
Витька отвернул очередную девятку и с волнением открыл вторую карту:
— Казна! — злобно сверкнул он глазами, увидев прикупленную восьмёрку.
Игра пошла в одни ворота.
Точнее — два на два.
Выигрывали Филька и Аркашка.
Аркашка даже больше, но главное было то, что катастрофически проигрывались Витька и Женька. Быстро лишившись своей горки денег,
Витька начал скулить, что уже поздно и достал из тапочка «заначку»- последних три рубля.
У Женьки, просто разъяренной неудачами, тоже осталось денег не много, но азарт борьбы толкал её в пекло.
И в этот момент кучерявый Аркашка, в очередной раз принявший на себя обязанности банкира, молча поставил на кон рубль.
Это была невиданная ставка.
— Мы так не договаривались! — запротестовал Витька, но Женька отрезала его протест:
— А мы никак по ставкам не договаривались! Не скули!
Она даже обрадовалась авантюре Аркашки. У неё никогда не было бесконечного невезения в игре, и она была уверена, что сейчас придёт её час.
Филька взглянул на приличную сумму своего выиграша и молча пожал плечами.
Сыграли несколько кругов, и в банке сложилась сумма рублей в восемь.
Первой жертвой стал Витька.
Он законно рискнул на первой десятке, и, получив к ней шестёрку и семёрку, схватился за голову — денег на расплату с банком не было.