стол, к столу плотно примыкал потертый диванчик. Стульев не было, и сидеть можно было только на проваленных подушках мебельного ветерана. Комната была явно мала для четверых, но Юлька вмиг накрыла стол, протискиваясь между коленок рассевшихся гостей.
Не успела она закончить сервировку и налить по первой, как в двери балка протиснулась широкоскулая очкастая физиономия.
— Юляш, — запела бабенка, возрастом чуть постарше, — гляжу, у тебя гости, никак?
— Никак! — стукнула бутылкой по столу Юлька. — Ты, Шурка, хоть раз можешь своим носом сало не учуять?
— Ой, како, сало, — втиснулась в помещение дородная Шурка, от которой разило водкой за версту, — гляди, каких дохликов нагрёбла!
Она бесцеремонно провела рукой по Филипповому носу, и вдруг птицей взлетела на стол и зорала дурным голосом, выбивая такт каблуками:
Закончила сольный номер она так же неожиданно, как и начала.
— Наливай, Юляш, да я пойду! Незваный гость — хуже татарина, — тяжело и грустно вздохнула Шурка. — Господи, за что ты нам дал долю бабскую?
Хозяйка поспешила выполнить просьбу гостьи, и пять стаканов встретились над столом в едином порыве.
Филипп краем глаза увидел и отметил про себя, как спокойно выпила стакан водки шумная Шурка, и сделал первый глоток.
Синхронно с ним глотнул из стакана и его боевой товарищ. Они оба задохнулись и закашлялись, а Юля схватила чайник с водой и заругалась на Шурку:
— У, ты, чума! Я из-за тебя парней-то не предупредила, что спирта налила!
Ругалась она как бы искренне, но в глубине ее зрачков мелькали хитрые искорки, и это не пропустил мимо своего внимания Филипп.
Незваная гостья поспешила ретироваться, а Юлька стала усиленно потчевать бригаду гостей пельменями и пирогами.
Первый тост оказался решающим во многих отношениях. Товарищ Филиппа «поплыл» прямо на глазах, но на его счастье и Джамиля сразу посоловела.
Филиппа, как всегда, выручала гитара. Он уже знал эту особенность — когда он начинал петь, хмель улетучивался в неизвестном направлении.
Юлька пила в меру, да и Филу старалась добавлять в стакан понемногу. Все его песни были для нее вновь, она слушала их с удовольствием, а особо ей понравилось ироничное «Танго преферанс».
Вдоволь насытившись ритмами танго, хозяйка праздника заказала русские романсы, и Фил спел их столько, сколько помнил наизусть.
Под его негромкое душевное пение свернулась калачиком на диване Джамиля, рядом с ней прикорнул и сморенный питьевым спиртом товарищ Фила.
Юлька осторожно положила гитару на стол, взяла исполнителя за руку и повела за собой. В небольшой прихожей обнаружилась еще одна дверь. За этой дверью оказалась спальня с большой кроватью, и без единого оконца.
— Я сейчас, — шепнула Юлька, подтолкнула Фила к кровати и загремела на улице ведром с водой.
Филипп растянулся на прохладной простыне и пытался самому себе ответить, что он должен сделать дальше. Отступать было некуда, но щеки горели, словно Лариска уже отвесила ему здоровенную пощечину.
— Ты, че, заснул? — Юлька расстегнула пуговицы его стройотрядовской рубашки и погладила рукой по лицу.
Филипп сел на кровати и увидел перед собой горящие даже во тьме зеленые глаза. Удивительно только было то, что девушка была рядом, а глаза горели из угла комнаты.
Юлька тихо рассмеялась и зажгла свечу.
Как оказалось, из угла светились глаза огромного боксера, который злобно и ревниво поглядывал на Фила, не издавая при этом не единого звука.
— А то! — веселилась Юлька, выталкивая боксера в прихожую. — Он у меня сюда впускает, а назад не выпускает! Мало ли какой сачок попадется: объест, обопьет, да и деру даст!
Она с трудом справилась с возмущенным ходом событий кобелем и вернулась к Филиппу, который так и сидел неподвижно на краю постели.
Юля была красива. В белой, до пят, ночной рубашке, с рыжими кудрями на белоснежных плечах, с широко раскрытыми от удивления глазами — она была словно продолжением его прощальной ночи с Ларисой. Но это была не Лариса.
Словно догадавшись о том, что происходит в душе у Филиппа, Юлька прошла мимо него и улеглась на
