Так и записали: авианосец.
Стали приближаться.
Поднялись на перископную глубину.
А дело было ночью.
А перископ торчит только один.
А иллюминаторов и форточек на подлодках не водится.
А к перископу имеет доступ только один командир, да те один-два человека, кому он, быть может, позволит глянуть туда. Если позволит.
— Вот он красавец! Вот он родной наш! Попался на мушку! Ах ты, мать-перемать, какая громада! Какая зверюга! Ну так и прёт! Ну так и прёт!.. — приговаривал Лебедев глядя в перископ. — Запишите в журнал так: американский авианосец «Си Хиро» — шестьдесят пять тысяч тонн водоизмещения!.. Да если б была сейчас война, да как бы мы по тебе, родной ты наш, сейчас бы врезали да нашими бы да торпедами! Да какой бы красивый взрыв бы увидали!.. Краюхин! Зафиксируй точные координаты!
Штурман Краюхин подошёл к перископу, но перед тем как повернуть призму на ночное небо и снять с него звёздные показания, взял да и глянул на «авианосец». И увидел: обыкновенный супертанкер — тысяч на сто водоизмещением. Всё видно чётко и ясно — по причине очень близкого расстояния. Краюхин, однако, ничего не сказал — побоялся. Зафиксировал по звёздам точные координаты и — ни больше того.
Затем было маленькое учение. Экипаж репетировал потопление вражеского авианосца.
А каждый контакт нашей атомной подводной лодки с американским авианосцем — честь для нашего командира. Особенно, если авианосец ничего не знает, не ведает. Он жертва, мы нападающие и — побеждающие! А раз командир молодец, то и весь Флот вместе с ним — тоже отлично работает на благо Родины, а раз весь Флот, то и все Вооружённые Силы — тоже!.. А по таким крохам и собираются бравые рапорты для нашего Политбюро и для престарелого Генерального Секретаря…
Некоторое время спустя Лебедев, как обычно, просматривал соответствующую кальку: курсы, цифры, условные обозначения.
И вдруг: на кальке, вместо значка «авианосец», был нарисован особый огурец, обозначающий для посвящённых понятие «танкер».
— Ты чего мне здесь нарисовал! Какой танкер, если был авианосец! — истошно завопил Лебедев.
— Товарищ командир, — тихо сказал Краюхин. — Был ТАНКЕР — я сам видел.
— Да что ты там видел? Ты на звёзды смотрел! А я видел — АВИАНОСЕЦ! И акустики могут подтвердить: был авианосец!
— Товарищ командир!..
— Ничего и слышать не хочу! Кальку переделать! — сказавши это, Лебедев росчерком красного фломастера перечеркнул кальку и собственноручно написал роковое слово: «переделать».
— Я не буду переделывать, — твёрдо заявил Краюхин. Это тоже были роковые слова. Кто-то из них двоих после этого должен будет отправиться в тюрьму.
— А я тебе приказываю!
У Краюхина губы пересохли от волнения. Но он сказал:
— Я отказываюсь выполнять ваш приказ!
— Тогда я отстраняю тебя от службы! Марш в свою каюту под арест! На берег сойдёшь в наручниках! Я тебя, падлу-суку, мать-перемать, отдам под трибунал, посажу за неподчинение!
И опять свидетелей было — хоть отбавляй, ибо эта сцена происходила на том же самом месте, что и прошлая история с журналом учёта событий.
И снова на сцену выходит особист, неведомо откуда узнавший об этом.
Вызов. Беседа.
— Это был одинокий ТАНКЕР. Не бывает авианосцев без охранения, — доказывал Краюхин особисту Швякову.
— Знаю, — вкрадчивым голоском промурлыкал кагэбэшник. — Кое-чему учился. Авианосец — его чуть ли не целая эскадра охраняет.
— Да оторвался от своих! — кричал Лебедев.
— Это не могло быть авианосцем ещё и вот почему, — спокойно продолжал объяснять Краюхин. — За час до этого разведка получила сообщение, что наш спутник обнаружил авианосец «Си Хиро» в ста милях от того места, где мы засекли танкер! Не мог американский авианосец пройти за час сто миль!
Это был совершенно убийственный довод. Со спутником не поспоришь. И именно поэтому Краюхин так упёрся: когда на берегу дойдёт до разбирательства, ведь точно же, что сопоставят данные от спутника с докладом Лебедева и его штурмана! Акустикам простят — всем известно, что у них наука не точная, что-то вроде искусства; там у них всякое можно услышать в зависимости от перемены окружающих условий. Бывали случаи, когда слышно за сто миль проходящий корабль так, как будто он плывёт совсем рядом, а бывает и так, что рядом ничего не слыхать. А вот со штурмана — спросят. И тогда он сошлётся на спутник. В принципе это мог быть трибунал как раз-таки для Лебедева, а не для непокорного штурманюги. Или — просто тихое и бесславное окончание службы.
— Да оторвался, говорю, от своих! Отбился!
— Не уходят авианосцы от своей охраны, — тихо и зловеще проговорил особист. — Это тебе не стадо баранов.
Все факты были против Лебедева. Мат-перемат кончился, надо было спасать собственную шкуру. И вот, оставшись наедине с Краюхиным, он повёл себя вдруг как-то по-новому:
— Ну, Валёк, ну чего ты, в самом-то деле? Да я ж тебя всегда выделял, отличал среди других… Ну мы же с тобой одно училище кончали… Ну давай, не будем раздувать…
Далее последовали уговоры: ты скажи, мол, что было так и так, а НЕ так и так. Мол, ошибся, недоглядел — с кем не случается: смотрел на свои звёзды, а авианосец впопыхах принял за танкер.
Краюхин не изменил своих показаний.
Потом, спустя много времени после Карибского моря и Мексиканского залива, после берегов знойной Венесуэлы и холодного Ньюфаундленда — уже на ледяных берегах Кольского полуострова было разбирательство. И этого эпизода, и того предыдущего, и некоторых других.
Действия капитана третьего ранга Краюхина и капитан-лейтенанта Нестерова были признаны правильными; действия капитана второго ранга Лебедева — ошибочными. Но никакого шума по этому поводу не было поднято. Разобрали — и забыли.
И Лебедев получил за тот поход отнюдь не выговор.
Отгадайте — что?
Орден — вот что он получил!
Но может быть, он совершил в этом походе какой-нибудь подвиг да такой значительный, что тот перекрыл своим величием все остальные недочёты в работе?
Ни хрена он не совершал! Просто по разнарядке полагался орден. Вот и он и получил орден.
Глава двадцать шестая
Торжество ленинской идеологии
Паника в носовых отсеках началась отнюдь не с матросов. Тихая, и сперва не истерическая, она
