дружил с коммунистами и с жириновцами, с антисемитами и сионистами, очень любил инфляцию и в одной только Москве имел зачем-то, кроме этой квартиры, ещё четыре! Помимо того, он держал деньги в западных банках и собирался приобрести недвижимость где-то в Великобритании — на тот случай, если вдруг вся эта новая кормушка рухнет и придётся драпать. Именно так и именно этими словами он и говорил с наивною откровенностью другу своей курсантской юности — Игорю Степановичу Рымницкому.
— Ну а каталог, коллекция — как же они? — спросил Рымницкий.
— Коллекция и каталог? Всё — как и раньше! Как говорил товарищ Ленин: учёт и контроль!
И тут солидный и убелённый сединами Володька Ненастьев принялся демонстрировать гостю новейшую видеоаппаратуру и компьютерную технику, которые запечатлевали в цвете, звуках и таблицах и диаграммах прекрасные мгновения его жизни. Голые женские округлости и изгибы мелькали на экране так, что и уследить было невозможно, как там они изгибаются и разгибаются, как округляются и как закругляются…
— Об одном только жалею: не было у меня ещё негритяночки! А так хотелось бы чего-нибудь африканского!..
— Подхватишь СПИД — будет тебе африканское!
Уже сильно напившийся Ненастьев сделал отрицающий жест мотающимся указательным пальцем перед глазами своего гостя.
— Запомни: я никогда ещё, ни единого разу ничего не подхватывал и никогда ничего не подхвачу. Умру от чего угодно, но только не от этого — это я точно знаю!
— Откуда?
Ненастьев внушительно и пьяно приподнял одну бровь.
— Гороскоп. Мне его сделали специалисты высочайшей квалификации.
Семьи у Ненастьева по-прежнему не было; дети, к сожалению, где-то всё-таки завелись, но он их ни разу не видел; по-прежнему он очень сильно рассчитывал, лишь на то, что на старости лет именно законсервированные образы голых женщин и своей персоны на их фоне смогут продержать его на плаву ещё некоторое время перед полным и окончательным погружением в небытие…
Стоит ли говорить, что влиятельный и богатый Ненастьев так ничего и не сделал для друга своей молодости!
Другая встреча состоялась в Ростове на набережной Дона: Тамара к этому времени так раздобрела и раскоровела, что Рымницкий с трудом её узнал в толпе гуляющих.
При ней был муж — капитан от артиллерии с какими-то мутными карими глазками, которые то ли слащаво улыбались, то ли вообще не видели ничего перед собою. Муж вёл за руку хорошо одетого мальчика лет пяти, и, судя по всему, хозяйкой в семье был муж, а мужиком в доме — мощная и властолюбивая жена.
Встретившись, разговорились.
Муж с сынишкой почтительно держался где-то сзади, а Рымницкий с Тамарой медленно шли впереди.
— Ах, Игорёк, как я рада тебя видеть!..
— Я тоже рад видеть тебя.
— Скажи: ты меня простил или до сих пор считаешь, что я такая — плохая?..
— Простил. Я всех давно простил.
— Да, я слышала про тебя… Рассказывали… наши общие знакомые.
Рымницкий промолчал. Слышала — так слышала.
Дело было в апреле, погода стояла почти летняя, и он вдруг почувствовал, что ему стало жарко. Снял с себя пиджак и перекинул через руку. Тотчас же шедший сзади муженёк подскочил и со словами «Позвольте я!..» удачно изогнулся и перехватил пиджачок. Рымницкий оглянулся в изумлении — капитан артиллерии шёл сзади на почтительном расстоянии и приторно улыбался и кивал Рымницкому.
— Где ты откопала такого придурка? — в изумлении шепнул Рымницкий.
Тамара только многозначительно и самодовольно улыбнулась, и её бывший возлюбленный понял, что невольно отпустил ей обалденный комплимент.
— И потом: тогда ты сбежала с моряком, а теперь у тебя — уже сухопутный артиллерист!
— Ой, да что там и говорить!.. Много у меня с тех пор вас перебывало. Я, Игорёк, люблю мужчин. Так же сильно, как деньги. И теперь у меня много и того, и другого. Люблю разнообразие. Люблю варианты. Люблю — чтоб аж всласть! Люблю, когда мужчин сразу несколько… А на этого, что сзади, — не обращай внимания! Он безобидный. Принял тебя, наверно, за представителя фирмы «Трофименко и Внуки», которого мы сегодня ждём. Моя меховая фабрика очень сильно зависит от ихних поставок…
— У тебя есть меховая фабрика? — изумился Рымницкий.
— Да, я настоящая капиталистка.
— Когда же ты успела?
— Ой, долго ли умеючи!..
— Но ведь для основания дела нужен же какой-то первоначальный капитал — я правильно понимаю?
— Правильно, правильно. Тут главное — вовремя грабануть то, что надо и там, где надо.
— Ты банк ограбила?
— Ну что ты, Игорёк! Это в дикой Америке грабят банки. А у нас — всё на бумаге делается… Как видишь, я времени зря не трачу! — Тамара громко расхохоталась. Потом вдруг посерьёзнела: — Прости, если я тебя обидела!..
— Нет-нет, ничего, — задумчиво пробормотал Рымницкий. — Послушай, а зачем тебе много денег?
— А вот ты представь: придёт когда-нибудь старость и ко мне, и захочется мне тогда мужчинки, чтоб в самом соку был, молоденький чтоб! А зачем старый? А где его взять — мужчинку этого, когда я буду некрасивая, старая, больная, неповоротливая? Вот тут-то денежки и пригодятся! — она снова рассмеялась.
Рымницкий тоже улыбнулся. Но по другой причине: он вдруг сообразил, что последние её слова поразительно напоминают рассуждение папаши Карамазова из романа Достоевского.
— Ах, время, время! — продолжала болтать Тамара. — Давно ли ты подобрал меня в кафе, а я там, как дура последняя, ревела из-за того, что меня кто-то ущипнул лишний раз за жопу. Наивная была, не понимала, что женская задница для того ведь и существует, чтобы её щупали мужчины!..
Тамара в который уже раз дико расхохоталась, и Рымницкий, глядя на то, как у неё колышутся груди и двойной подбородок, почувствовал вдруг, что и ему наконец-таки стало по-настоящему смешно…
Всё — комедия. Когда-то молоденькая девушка взбиралась по спине ему на плечи и оттуда ныряла в море. И так же точно в жизни: она взобралась на его плечи и нырнула оттуда в Большую Жизнь, в Жизнь с Размахом: сперва поселилась в Петропавловске на правах офицерской жены, а не ушедшей из дому и всеми гонимой, без надёжного куска хлеба и без собственной крыши над головой полудеревенской девчушки; в довольстве и сытости тщательно и деловито осмотрелась, увидела, что вокруг полным-полно неженатых, молодых и хорошо обеспеченных мужчин — край-то северный, а городок-то военный, и с женщинами там плохо… Спокойно выбрала себе то, что ей было нужно на тот момент. Ещё несколько таких замен, да кое- какая писанина с переводом государственной собственности в собственные руки — вот и устроила свою судьбу…
Рымницкий почему-то совсем не держал на неё зла. Даже и благодарность какую-то испытывал к ней: молоденькая девушка на время скрасила ему тогда жизнь, пригрела возле себя, дала кое-какой урок. А развернулась во всю свою бесовскую ширь уже не с ним, а с другими, ну а те другие пусть и расхлёбывают!
Но были встречи и печальные — с людьми, уцелевшими после катастрофы уже другой атомной подводной лодки, затонувшей опять же при фантастически безумных обстоятельствах где-то к северу от Норвегии. Это была цепь вопиющих безобразий, которая начиналась в штабах на берегу, а закончилась в море на людях, плохо обученных, недисциплинированных и доверившихся доведённой до развала технике. Адмирал Белов, попытавшийся было добиться правды в раскрытии этого дела, был немедленно вышвырнут
