— Я тоже хочу ждать вместе с тобой.
Ма прижимает палец к моим губам, чтобы я замолчал.
— Это и будет твой шанс.
— Что именно?
— Грузовичок! Когда он остановится на первом перекрестке, ты выберешься из ковра, выпрыгнешь из кузова и приведешь сюда полицию.
Я в изумлении смотрю на нее.
— На этот раз план звучит так: смерть, грузовичок, побег, полиция, спасение Ма. Повтори!
— Смерть. Грузовичок. Побег. Полиция. Спасение Ма.
Мы съедаем на завтрак по сто двадцать пять подушечек каждый, потому что нам надо набраться сил. Я не голоден, но Ма говорит, что я должен съесть все без остатка. Потом мы одеваемся и учимся изображать мертвого. Это самая странная игра, в которую нам приходилось играть. Я ложусь на край ковра, и Ма заворачивает меня, приказывая повернуться на живот, потом на спину, потом снова на живот и снова на спину, пока я не оказываюсь плотно завернутым. Внутри ковра очень необычно пахнет — пылью и еще чем-то. Запах отличается от того, какой чувствуешь, когда лежишь на ковре.
Ма поднимает меня, и мне кажется, что меня раздавили. Она говорит, что я похож на длинный тяжелый тюк, но Старый Ник без труда меня поднимет, потому что у него мышцы покрупнее.
— Он отнесет тебя на задний двор, наверное, в свой гараж, вот так. — Я чувствую, как Ма ходит со мной по комнате. Я не могу повернуть голову. — А может быть, перекинет тебя через плечо, вот так… — Она с усилием поднимает меня, издав при этом хрюкающий звук.
— А долго я буду так лежать?
— Что?
Ковер скрадывает звуки, и она плохо слышит меня.
— Потерпи, — говорит Ма, — знаешь, мне пришло в голову, что он пару раз должен будет положить тебя на пол, чтобы открыть двери. — И она кладет меня на пол, опустив вниз головой.
— Ой!
— Ты помнишь, что не должен издавать ни звука?
— Извини. — Я упираюсь лицом в ковер, в носу у меня свербит, но почесать его я не могу.
— Он бросит тебя на пол грузовика, вот так. — Ма бросает меня, и я кусаю губы, чтобы не вскрикнуть.
— Не двигайся, не шевелись, будь неподвижен, словно робот, что бы ни случилось, хорошо?
— Хорошо.
— Потому что, Джек, если ты размякнешь и пошевелишься или издашь какой-нибудь звук, словом, если допустишь какую-нибудь ошибку, то он поймет, что ты жив, и так рассердится, что…
— Ну что? — Я жду. — Ма, что он сделает?
— Не беспокойся, он поверит, что ты умер.
Откуда она это знает?
— Потом он сядет в грузовик и поедет.
— Куда?
— Ну, наверное, за город. Туда, где никто не увидит, как он роет яму, скажем, в лес или куда-нибудь еще. Но как только заработает мотор, ты услышишь громкое рычание и все вокруг затрясется, вот так. — Она начинает тереть, словно теркой, через ковер. Обычно в таких случаях я хохочу, но сегодня мне не до смеха. — Это будет тебе сигналом, что надо выбираться из ковра. Попробуй вылезти из него.
Я весь извиваюсь, но выбраться не могу, ковер закатан слишком туго.
— Я не могу. Не могу, Ма.
Она тут же разворачивает меня. Я глубоко дышу.
— С тобой все в порядке?
— Да.
Она улыбается мне, но какой-то странной улыбкой, как будто притворяется. Потом она снова заворачивает меня в ковер, но теперь уже не так туго.
— Он сильно давит.
— Извини, я не думала, что ковер будет таким жестким. Потерпи. — Ма снова разворачивает меня. — Знаешь что, согни-ка руки и выстави локти, чтобы немного его ослабить.
На этот раз она закатывает меня с согнутыми руками, и я могу поднять их над головой. Я шевелю пальцами, которые торчат наружу.
— Отлично. Попытайся теперь выползти оттуда, как из туннеля.
— Нет, не могу, слишком туго. — Не знаю, как графу удалось выбраться из савана, да еще в воде. — Вытащи меня отсюда.
— Потерпи минуту.
— Вытащи меня!
— Если ты будешь впадать в панику, — говорит Ма, — весь наш план сорвется.
Но я снова кричу:
— Вытащи меня! — Ковер у моего лица становится влажным.
Ма раскатывает его, и я снова дышу. Она кладет мне руку на лицо, но я ее сбрасываю.
— Джек.
— Нет.
— Послушай.
— Это дурацкий план!
— Я знаю, что тебе страшно. Ты думаешь, я этого не понимаю? Но нам надо это сделать.
— Нет, не надо. Подождем, когда мне будет шесть лет.
— Существует такая вещь, как конфискация.
— Что это? — Я смотрю на Ма.
— Это трудно объяснить. — Она переводит дыхание. — Этот дом на самом деле принадлежит не Старому Нику, а банку, а если он потеряет работу и у него не будет денег, чтобы заплатить за дом, банк разозлится и попытается отобрать его у него.
Интересно, как этот банк отберет у Ника дом? Может быть, с помощью огромного бульдозера?
— А Старый Ник будет сидеть там, как Элли, когда торнадо поднял ее дом в воздух? — спрашиваю я.
— Послушай меня. — Ма так сильно сжимает мои локти, что мне становится больно. — Я пытаюсь объяснить тебе, что он никогда не позволит никому войти в свой дом или на задний двор, потому что боится, что кто-нибудь обнаружит нашу комнату.
— И спасет нас!
— Нет, он этого не допустит.
— А как он это сделает?
Ма втягивает губы — создается впечатление, что их у нее вообще нет.
— Дело в том, что нам надо убежать до этого. Поэтому я сейчас снова заверну тебя в ковер, и мы будем тренироваться до тех пор, пока ты не научишься быстро вылезать наружу.
— Нет.
— Джек, ну пожалуйста…
— Я боюсь, — кричу я. — Я не буду больше этого делать, и я тебя ненавижу!
Ма сидит на полу и как-то странно дышит.
— Все в порядке.
Как это все в порядке, если я ее ненавижу? Руки у нее лежат на животе.
— Я родила тебя в этой комнате против своего желания, но родила и никогда об этом не пожалела.
Я с удивлением смотрю на нее, а она смотрит на меня.
— Я родила тебя здесь, а сегодня отправлю тебя наружу.
— Хорошо. — Я произношу это очень тихо, но Ма слышит. Она кивает.
— И я спасу тебя с помощью газовой горелки. Мы уйдем по одному, но оба. — Ма продолжает
