— Сорок километров в час! Пока! — и Женя отключила телефон.
По дороге в город она продумывала план действий. Но все идеи о неотложных мероприятиях сводились пока к одному: немедленно встретиться с Татьяной и четко уяснить, что именно она, Женя, должна предпринять, чтобы избавиться от досадной неприятности. Как там Мишка с Оксаной говорили? А, мелочи жизни…
К Татьяне на пятый этаж она подниматься не стала. Не хотелось тратить время и силы на поддержание светской беседы с ее домочадцами — мужем, двумя девочками-подростками и старенькой мамой. Хотя в другой ситуации она бы с удовольствием зашла и выпила чашку кофе с ними, особенно с бабушкой, не растратившей молодого чувства юмора, приправленного некоторой долей сарказма. Иногда Жене казалось, что Танина мама моложе их всех: так ярко в ней было стремление к хорошим фильмам, книгам, выставкам; ко всему новому, воспринимаемому ею с энтузиазмом.
Но сегодня у Жени были иные планы. Она набрала номер на мобильнике:
— Тань, выйди, а? Поговорить надо.
— Сейчас, — мгновенно откликнулась Татьяна, не отвлекаясь на лишние вопросы.
— Ну что, успокоилась? — спросила она, сев в машину рядом с Женей на переднее пассажирское сиденье.
— Успокоилась. Что мне делать, Таня?
— Как это: что делать? Я тебе полчаса все объясняла. Направления на анализы выписала. Ты же их в сумку положила. Завтра сдашь в нашей лаборатории, и будем становиться на учет.
— В общем, так, — решительно произнесла Женя, — никакого ребенка не будет.
— Так он уже есть, между прочим. И аборт делать поздно — все сроки прошли. Можно только до двенадцати недель прерывать. А у тебя — двадцать.
— Но ведь можно что-нибудь придумать? Я знаю, что можно прервать и на большом сроке.
— Можно. Но для этого существуют определенные показания, которые к тебе не имеют ни малейшего отношения.
— Так придумай эти самые показания!
— Я не могу, Женя. Понимаешь: не могу!
— Рисковать боишься? — с горечью спросила Женя.
— Не в этом дело. Просто я насмотрелась на такие ситуации и не хочу брать грех на душу. Особенно в отношении тебя. И вообще не понимаю, что тебе мешает родить? Муж прекрасный, о таком только мечтать можно. Или это не от Павла ребенок? — Татьяна подозрительно прищурилась.
— Ты совсем обалдела? — обиделась Женя. — Как тебе это в голову пришло? У меня, кроме Пашки, в жизни никого не было.
— Ладно, не сердись. Но ведь сама видишь, что нет никаких оснований избавляться от ребенка. Муж любимый. Сын взрослый. Единственный к тому же. Я еще поняла бы, если бы у тебя семеро по лавкам сидело. Сама здоровая, молодая. Что тебе мешает? Ведь хотела же ребенка…
— Так это когда было, Таня? Сейчас я по уши в делах и долгах. И Мишку учить надо.
— Да выучишь ты своего Мишку. И малыша вырастишь. Няню возьмешь в крайнем случае. Ты же сильная, Женя!
— Но я не хочу!
— Хочу не хочу — об этом говорить поздно.
— Ладно. Действительно уже поздно. Пора спать, ночь на дворе. Я поеду…
— Не сердись, Женя. Тебе расстраиваться вредно. Я понимаю, что для тебя это шок. Но, как говорится, утро вечера мудренее. Завтра по-другому отнесешься ко всему. С любой проблемой нужно переспать.
— Если больше не с кем, — мрачно парировала Женя.
— Вот видишь, к тебе уже чувство юмора вернулось. Значит, все в порядке. Давай сдавай анализы и приходи. Пока-пока!
— Никакое не пока! Ты что, ничего не понимаешь? У меня вся жизнь рушится! Я себе во всем отказывала много лет, все ждала, когда мы на ноги встанем, с долгами рассчитаемся, квартиру купим. Я так ждала этого!
— Зал потерянных шагов…
— Что? — Женя непонимающе уставилась на подругу.
— Зал потерянных шагов — это зал ожидания на вокзале. Французы придумали.
— Господи, ну при чем тут французы?
— Абсолютно ни при чем. Просто время, потраченное на ожидание, — потерянное. А надо жить сегодня, сейчас.
— Мне только твоей философии сейчас не хватало! — в сердцах выпалила Женя.
— Просто я не хочу, чтобы ты совершила ошибку. Подумай об этом. Я пойду?
— Иди.
Татьяна ушла домой, а Женя решилась, несмотря на позднее время, поехать к Маргоше. К той самой Рите, с которой они жили в одной комнате в общежитии на первом курсе и с чьей легкой руки Антоновы оказались на Сахалине. Смешливая легкомысленная Рита-Маргарита давно превратилась в Марго, изменив свое неброское имя в соответствии с новым социальным статусом.
Марго, как и Женя, была бизнес-вумен, но отличалась от нее как хищная щука от простодушного пескарика. Марго держала два дорогих престижных магазина и содержала последовательно четырех мужей, последнего из которых она вышибла за дверь без выходного пособия пару месяцев назад. По этой причине Марго находилась в свободном плавании и вполне могла оказаться не одна в своей недавно отделанной по каталогу квартире. Вовремя вспомнив об этом, Женя по отработанному в этот вечер сценарию позвонила по телефону.
— Алле-у-у! — томно протянула Марго в трубку, пребывая в состоянии боевой готовности в любое время суток.
— Маргоша, не спишь?
— Вроде нет, — мгновенно утратив томность, ответила Марго.
— Спустись вниз. Я у твоего подъезда.
Сонная Маргоша приплелась, кутаясь в шелковый халат и щелкая условными босоножками, у которых, кроме подошвы на высокой шпильке, были лишь золотистые ниточки, обвивающие стопы. Лицо Маргоши, непривычно отмытое от густого слоя краски, блестело, намазанное кремом.
— Ты мне рыбки привезла, да? — сонно спросила Маргоша, сладко зевая.
— Ой, прости, не привезла. Подожди пару дней. Мне эта рыбка уже снится.
— Рыба снится? Это к беременности, — лениво произнесла Марго.
— Что? Как ты сказала? — удивилась Женя.
— Так моя бабушка говорила: рыба снится к беременности.
— Слушай, ты прямо Кассандра какая-то. Я к тебе поэтому и приехала.
— Почему поэтому? — не поняла Марго.
— Я беременна. Что делать — ума не приложу.
— Жень, ты серьезно? — мгновенно проснулась Маргоша. — Ну ты даешь! Когда пойдешь сдаваться на аборт?
— Поздно уже. Двадцать недель, — безнадежно призналась Женя.
— Ну ты даешь!
Марго мягким кошачьим движением достала из кармана халата изящный позолоченный портсигар и стильную зажигалку, взяла тонкую сигарету, поднесла ее к язычку пламени и глубоко затянулась. Потом протянула портсигар Жене:
— Будешь?
— Так ведь мне нельзя, наверное, — засомневалась Женя, никогда всерьез не курившая, а только изредка, для компании, изображавшая процесс, не вдыхая, впрочем, горький дым, а лишь набирая его в рот.
— Тебе-то можно, — постановила Марго. — Это ребенку нельзя. Но ты ж его все равно рожать не будешь.
