Один из «мессеров» наткнулся на мою очередь и огненным комком покатился по взлетной полосе.
«М-да, на симуляторе было тяжелей!» — успел подумать я мельком посмотрел на горящие обломки. Нужно набирать себе бонусы, как я только что сделал.
Воспользовавшись тем что второй «худой», ведомый пары, растерянно стал крутиться над аэродромом я ввел истребитель, в горизонтальный полет, продолжая наращивать скорость.
Как бы то не было, но немец решил отомстить, а не спастись бегством, как я думал, он сделает по общей натуре немецких асов, если они получают по носу. Мы уже удалились от аэродрома километров на десять, как немец атаковали меня со стороны солнца. Но я ждал ее и был готов. Резко ушел в вираж. Он применили стандартную позицию для атаки, сверху со стороны солнца. Без очков и шлемофона было тяжело, но я справлялся. Развернувшись, я продолжая наращивать скорость старательно уходя от немца. Убегал я от него на высоте метров четыреста, как он снова атаковал. Резко бросив самолет в пике я ушел в сторону и пропустив немца, пользуясь тем что он из-за высокой скорости пронеслись мимо, довернул истребитель и поймав в прицел нажал на гашетку, однако немец успел уйти из под атаки, и пушечные снаряды только подняли фонтанчики земли сбоку от пролетевшего «мессера».
Из-за пике я набрал нужную мне скорость и заняв позицию над «худым», и короткими очередями прижимая его к земле. Но немец оказался удивительно вертким и постоянно уходил из прицела до того как я нажимал на гашетки. Вот «мессер» пронесся прямо над штабом полка, едва не задев одну из палаток крылом, где стояли люди и махали рукам, я тоже пронесся над ними, стреляя из пулеметов.
«Надеюсь, там ни в кого гильзами не попадет!» — успел подумать я, когда пронесся мимо.
Подшиб немца, я в километрах шести от аэродрома, когда он попытался оторваться от меня на высоте, уйдя на вертикаль. Но я ждал именно этого, и успел поставить огненный заслон, в который он и напоролся. Заметив, что тот задымил и убавив скорость стал планировать на сбоившем моторе, почему-то не пытаясь выпрыгнуть, хотя высота в двести метров позволяла это сделать. Подлетел с боку и уровняв скорости, показал на него пальцем и на свой аэродром.
Немец сделал вид что не понял, поэтому мне пришлось немного отойти от него и дать очередь над фонарем, после которой немец согласился повернуть к аэродрому.
«Блин, на это даже я не рассчитывал!» — весело подумал я сопровождая немца к аэродрому. Заметив, что тот выпустил шасси и стал планировать с заглохшим моторе на полосу. Убедившись, что его «приняли», и уже вытащили из кабины, повел истребитель на посадку.
С привычным шиком зайдя на глиссаду посадки, я опустился на все три колеса и без козла докатился до места стоянки, где меня уже ждали.
Когда вылезал из кабины, меня ослепила яркая вспышка. Проморгавшись, чуть в стороне, метрах в двадцати, рядом с «вечным дежурным» увидел старшего политрука, довольно что-то крутившего в фотоаппарате, после чего он снова сделал снимок, когда я вылез на крыло. Потом меня принял «на руки» не очень добрый Никифоров.
— Сев, хлеба дай, — попросил Олег.
Потянувшись, что заставило меня поморщиться, я взял с тумбочки тарелку с разрезанным небольшими кусочками белым хлебом, и поставил на табурет рядом с Олегом.
Наворачивая манную кашу, он с интересом читал газету, вернее очерк, обо мне. Утром привезли пачку газет, где была статья о Сталинском соколе, сбившем шесть, и принудившем к посадке седьмой самолет. Что не говори, а тот старший политрук оказался профи, и статья действительно была написана хорошо. В заглавии была моя фотография, где я стоял на крыле истребителя держась одной рукой за кабину, в больничных штанах и с голой перевязанной грудью, с улыбкой на лице.
В обще-то я тогда морщился, спина болела, но на фото почему-то казалась, что это была обаятельная улыбка, ну да ладно.
В заглавии корреспондент написал.
«Даже ранеными наши летчики продолжают сбивать немецко-фашистские самолеты!!!»
Сама статья брала за живое. С утра ее успели прочитать уже все в полку, так что до нас один из экземпляров дошел сильно замусоленным, однако не потерял своей привлекательности. Я трижды прочитал очерк, расположенный на двух страницах. Оказалось, корреспондент откуда-то узнал, куда меня увезли, и захотел взять интервью, сейчас на фронте нужно было подобное, яркое. Что бы показать как мы бьемся.
Вот он и приехал на аэродром, общаясь с майором Никитиным и капитаном Смолиным, оказавшимся начштаба полка. Комиссара не было, он улетел на бомбардировку, я в это время возился с ЛаГГ-ом, как налетели немцы. Так что старший политрук стал свидетелем неравного боя, как было написано в статье. Мало того он еще и успел сделать несколько снимков, не все они попали в газету, но четыре было. Это на заглавии, где я на крыле. Потом огненный комок сбитого немца, и мой истребитель набиравший высоту, второй «мессер» в кадр не попал, успел уйти на вираж. Третий снимок, это когда мы пролетали над штабом. Снимок получился классным. Было видно улепетывающий «худой» и стреляющий по нему ЛаГГ. Ну, а четвертый, это понятное дело немецкий пилот, и на заднем фоне сам Ме-109, в котором копались пара механиков. В снимок хорошо попали пулевые отметины на крыле и фюзеляже.
— М-да, за такое ордена дают, — без зависти сказал Олег, аккуратно сложив газету и вернув ее мне.
— Наверное, — пожал я плечам, что вызвало новую вспышку в ране.
Тогда когда я вылез из кабины, у меня вся спина была в крови. Края раны разошлись во время перегрузок. Да и я пару раз хорошенько приложился спиной о бронеспинку, что вызвало сильное кровотечение. Так что меня почти на руках унесли в лазарет, где Марина Викторовна ругаясь, наложила восемь швов. Как только она закончила, я попал в горячие руки корреспондента, после него и командованию полка. Даже секретарь комсомольской организации заглядывал. Правда заметив что я туплю на его вопросы в которых ничего не понимал, как-то быстро собрался и исчез, а я удостоился от Никифорова, который заглянул позже, изучающего взгляда.
Меня не ругали, даже поблагодарили, теперь они на заметке у начальства, а это не могло не радовать их. Так что мне дали маленький втык, за то что взлетел раненым и велели лечиться. От полетов меня отстранили на время лечения, пока не заживет спина, и вот уже вторые сутки я лежу в стационаре вместе со штурманом одного из бомбардировщиков. С бомбардировки вернулось только шесть машин. Один сбили над переправой, второй сел на вынужденную не дотянув до аэродрома десяток километров. Вот на нем и летел Олег. При приземлении в отличии от остальных членов экипажа он сломал пару ребер и вывихнул плечо, так что сейчас с тугой повязкой на груди он доел принесенный дежурным бойцом обед, и убрав грязные тарелки на поднос, где уже лежали мои, и тихонько откинувшись на подушку, сказал:
— Скучно.
— Что есть, то есть, — согласился я с ним, доставая карту, и разложив ее на кровати, стал изучать. Иногда мне помогал Олег, подсказывая что и как.
На вешалке висела моя форма с синими петлицами, и треугольниками сержанта ВВС. Честно говоря, мне ее дали «голую», фурнитуру отдельно. Похоже, так было не принято, потому как Олег удивленно поднял брови, когда начвещсклада принес ее, но промолчал. Зато когда я пришивал всю фурнитуру, ругаясь на мою криволапость, учил как правильно пришивать знаки различия, в которых я ничего не понимал, что кстати вводило Олега в недоумение. По его мнению я должен был это знать как «отче наш». А до этого приходил начстрой, который заполнял на меня анкету, заставив написать автобиографию. Присягу у меня приняли майор Никитин, капитан Смолин, комиссар Тарасов, и политрук Никифоров он же кстати и летную книжку мне принес, куда внесены были все мои сбитые.
— Эй? Раненые, вы здесь? — послышался голос в окне, и шуршание осыпающейся земли.
— Нет, на Луну улетели, — буркнул я не отрываясь от карты.
— О, Витек. Что случилось? — отреагировал Олег.
«Вечный дежурный» заглянул к нам и сказал:
— Готовьтесь, вечером начальство приедет. Награды вручать будет.
— Может награду? — не понял Олег, удивленно посмотрев на меня.
— Не, за уничтожение переправы и срыв наступление немцев многие представлены к наградам.
— Понятно. Если бы не статья, то никто бы не пошевелился, а тут сразу… Эх, — расстроено махнул рукой Олег. В сбитом над переправой бомбардировщике погиб его друг, и Олег часто вспоминал его.
