Я не намерен утомлять вас подробным изложением оснований моего способа. Горячее масло было выпущено в большую цистерну, и туда же поместили мы все сто сорок пять источенных пушек.
Следующую ночь я опять не смог спокойно спать. Когда я рано утром прибежал к цистерне, в теплом масле рядом с разваренными в кашу мухоморами плавали сотни тонких палочек длиной около дюйма, светло-зеленого цвета с желтоватым или голубым отблеском. Это были несомненно остатки железных червей, имевших вид обычных дождевых. Я попытался выловить несколько штук, но вскоре понял, что из этой затеи ничего не выйдет. Тут очень тихий, жалобный звук заставил меня взглянуть в сторону, и на краю цистерны я увидел двух еще живых настоящих железных червей, длиной около четверти фута. Они сидели, слегка приподнявшись и опираясь друг на друга, и оба корчились, словно от сильной боли. Время от времени на одном конце их тела вдруг выступали какие-то ярко-красные рожки, имевшие вид маленьких напильников, и после нескольких судорожных движений снова прятались. Оправившись от первого изумления, я подкрался поближе и протянул уже руку, чтобы схватить их, но тут подошли, громко разговаривая, несколько офицеров… Испуганные черви выпрямились и с тихим, жалобным звуком бросились на моих глазах в масло. Мы позвали три роты, чтобы вычерпать ядовитый отвар. Но в нем мы уже не нашли ни одного странного насекомого, все представляло собой непонятного цвета размягченную массу!.. В конце концов достали пушки, высушили их и поставили для осмотра. Как известно, я вскоре уехал домой, но с тех пор никогда больше не обнаружилось ни малейшего следа железных червей! Я вернулся с гордым сознанием, что благодаря примененному мной яду (отвару мухоморов в масле) удалось излечить ужасную глистную болезнь железных пушек, и железный червь был уничтожен.
Правда, пушки некоторое время имели такой вид, как будто они перенесли оспу, но благодаря изобретенной мной железной мази все эти оспины, а точнее, все проточенные железными червями отверстия, совершенно залечились, что превзошло даже мои ожидания. Государство предложило мне в виде награды полмиллиона талеров, но я из скромности отклонил этот дар. Тогда решили пожаловать мне новую медаль за спасение пушек на ленте ордена «За заслуги», но я отказался и от этого отличия, потому что нельзя было говорить о железном черве, а следовательно, и об его истреблении. Теперь вам станет понятно, почему с тех пор орудия делаются из бронзы — так называемой колокольной меди или пушечного металла, — потому что все страшно боялись, как бы в железных орудиях не завелся железный червь!
С тех пор я осторожно расспрашивал многих ученых-естествоиспытателей, но не встретил еще ни одного, который знал бы хоть что-нибудь о существовании железного червя. Я и сам стал бы в этом сомневаться, если бы не видел зеленых железных червей и собственными глазами не убедился в их разрушительной деятельности. Так что господа ученые знают далеко не все!
Восемнадцатый вечер
Совершенно невероятный мороз помогает Мюнхгаузену спастись от медведя.
— В прошлый раз вы, по-видимому, не согласились с моим мнением о невежестве ученых! А вот я расскажу вам еще о страшнейшем морозе, какого ученые также не знают, но какие иногда в самом деле наблюдались. Один мой приятель, чрезвычайно правдивый человек, рассказывал мне, что во время путешествия по Северному Ледовитому океану ему пришлось испытать такой сильный мороз, что зажженная восковая или сальная свеча, вынесенная из каюты на палубу корабля, немедленно гасла, и зажечь ее было невозможно, потому что из-за страшного мороза воск или сало под горящим фитилем тотчас же замерзали!.. Мне этого, правда, не приходилось видеть, и я, пожалуй, не поверил бы этому рассказу, если бы мне и самому не довелось побывать в России в такие же морозы. Не трудно покачивать с недоверием головой, но — как гласит латинская поговорка — praxis est multipiex! Опыт многообразен!..
Так, например, я сам был однажды на медвежьей охоте в более чем медвежий мороз… Было так холодно, что кремень моего ружья после каждого выстрела разлетался вдребезги. Это случилось и в тот раз, когда я убил поистине гигантскую медведицу. Не успел я вынуть из ягдташа новый кремень, как услышал за спиной ужасный рев и, повернув голову, увидел супруга убитой медведицы, надвигавшегося на меня с распростертыми лапами и широко разинутой пастью. Так как у меня не было никакой охоты оказаться в благодарных объятиях медведя, только что ставшего вдовцом, а мое ружье без кремня в эту минуту не могло меня выручить, то я шустро вскарабкался на ближайшее дерево. Усевшись на суку, я скоро зарядил ружье, но когда стал второпях ввинчивать в замок новый кремень, ключ нечаянно выскользнул из моих полуокоченевших рук и упал на землю. И вот я остался безоружный и должен был безропотно ждать, когда Михайло Иванович Топтыгин полезет за мной на дерево. К счастью, он увидел свою убитую супругу и подошел сперва к ней, чтобы посмотреть, почему она лежит совершенно неподвижно на снегу. Он толкнул ее мордой, обнюхал со всех сторон, потом потеребил своими ужасными когтями, перевернул на другой бок и всячески пытался поставить на ноги окоченевший труп. Так ходил зверь вокруг своей подруги довольно долго, и я тем временем постарался достать оброненный ключ.
Я не мог, разумеется, слезть для этого с дерева, — моим спасителем стал жестокий мороз!.. У меня завалялся в кармане после завтрака ломоть белого хлеба. Я быстро разжевал его вместе с концом веревки и бросил на землю этот мякиш, плотно сидевший на веревке, с таким расчетом, чтобы он упал как раз на мой ключ — и мгновенно примерз к нему. Я поспешно потянул вверх веревку, обледенелый хлебный ком и ключ!.. Ну, остальное вы можете себе сами представить. Мое ружье получило новый кремень, а зверь — выстрел в лопатку и пулю в сердце, тотчас же положившую его трупом рядом с медведицей.
Девятнадцатый вечер
На следующую беседу барон явился вместе с каким-то молодым человеком, которого он представил обществу как своего племянника Вольдемара Мюнхгаузена, приехавшего погостить к нему на несколько дней. Оказалось, что с близнецом Вольдемара, Адальбертом, были знакомы некоторые из присутствующих молодых людей…
— Эй, Адальберт! — воскликнул молодой лесничий. — Послушай, старина, зачем ты выдаешь себя дяде барону за брата Вольдемара, которого я, правда, никогда не видел, когда мы оба были в лесной академии?
— Потому, — ответил вместо племянника барон, — что этот юноша действительно Вольдемар, хотя он невероятно похож на своего брата-близнеца…
Тем временем лесничий подошел поближе, продолжая утверждать, что молодой человек — его товарищ по академии и приятель Адальберт.
— Нет-нет, милый молодой друг и товарищ, честное слово, это не ваш приятель по академии Адальберт, а его брат Вольдемар! И так как вы все здесь являетесь свидетелями того, как близкий друг одного брата, судя по тому, как он упорно качает головой, считает совершенно незнакомого ему Вольдемара своим другом и товарищем, то пусть Вольдемар расскажет вам, как этих близнецов постоянно путали друг с другом.
— Да, господа! — начал Вольдемар. — Нас стали путать с самого младенчества, потому что мы так похожи, что даже родители не могли отличить одного от другого. Поэтому нас с детства одевали всегда в платье разных цветов, и так как я любил одежду синего цвета, то меня звали «синим», а Адальберта, посвятившего себя лесоводству и всегда носящего зеленое платье, — «зеленым»… Из бесчисленного множества случаев забавной путаницы я расскажу вам только один. Прошлой осенью мы предприняли прогулку пешком по горам Гарц и после восьмидневных странствий заночевали в Вернигероде. На следующее утро мы потребовали цирюльника, и когда тот вошел в нашу комнату, я был еще в спальне, а в
