поступь офицера-воспитателя. Влюблённый кадет наугад выдернул из шкафа книжку потолще. Судорожно зашелестел страницами. Очень вовремя.
— Встать! — рявкнул Быков. — Что здесь происходит?! Ваня взмыл над партой.
— Разрешите доложить, товарищ лейтенант! Суворовец Царицын! Готовлюсь к докладу по истории!
— Что-о? — опешил от такой дерзости Быков. — Среди ночи?!
— Так точно, товарищ лейтенант, — уныло ответил Иванушка. — Днём времени не хватило, отрабатывали наряд по столовой. А утром у меня учебный доклад по Суворову.
— По Суворову? — недоверчиво переспросил Быков. — А почему без сапог?
На секунду кадет застыл, бешено соображая, — а потом языковое устройство сработало, не дожидаясь команды мозга:
— Разрешите доложить, товарищ лейтенант! Сапоги снял… чтобы пятки дышали. Медики говорят, это полезно для развития памяти.
На лейтенанта Быкова информация про пятки произвела особое впечатление.
— Даю ещё четверть часа, — кивнул довольный офицер-воспитатель. — А потом спать.
Быков круто обернулся и вышел из кабинета. Ваня облегчённо вздохнув, опустился на стул. Рассеянно поглядел на книгу и, прочитав, фыркнул: «Русские народные сказки и побасенки». Хорошо, что Быков не заметил, по какой книге Иван готовится к докладу!
Медленно шевеля пальцами, ведьма Цельс роняла подсохшие розовые лепестки, по одному в секунду. Они сыпалась на фарфоровую танцовщицу, прилипая к плечикам и холодной спине, лепестки укладывались у маленького постамента, заляпанного тёмным воском. Сарра что-то шептала сквозь зубы, изредка косясь на страницу измочаленной книжицы, затянутой, как утверждали хозяева объекта «М», в обложку из человечьей кожи.
А в доброй дюжине вёрст к северу, в кабинете истории Отечества Московского суворовского училища кадет Иван Царицын, похрустывая копчёными сухариками, рассеянно переворачивал страницы русских сказок. Вытащил книгу наугад и не мог оторваться: в каждой царевне ему чудилась
Внезапно кадет Царицын замер. Крошки от сухариков просыпались на небольшую иллюстрацию: милое девичье личико, без кокошника, коса по спине, будто цепь золотая, и голова от такой тяжести запрокинулась… Ванька охнул, он узнал её.
Красавица из книжки, конечно же, была похожа на девочку, с которой он танцевал в Кремле.
Будто нежными цветами запахло со страниц. Иванушка едва не задохнулся стихами.
Ух, ты! Да ведь он, Царицын, — поэт, и нешуточной величины! Вот что значит настоящая любовь: она раскрыла в душе Вани новые дарования! Последнее двустишие заворожило автора недетской красотой и силой. Осталось придумать пару строк для рифмы, чтобы стихи получились как настоящие.
Ванька начал торопливо перебирать, первая строка оказалась богата вариантами: «грудь — забудь — обессудь», «уснуть — порхнуть — куда-нибудь». А вот с «ароматом» сложнее, даже до неприличия: едва ли в стихе про любовь воспользуешься «автоматом», «благим матом», да к тому же «горбатым» и «щербатым». Наконец, золотая формула была нащупана:
Царицыну особенно нравилось многоточие в конце, это было по-взрослому. Все видят, что поэту есть, что сказать ещё, но он замирает поневоле, ибо к чему слова?! Ему захотелось поразить кого-нибудь внезапным шедевром, прямо сейчас, не откладывая.
Бросился вон из кабинета — босиком, сапоги в руке — скорее в казарму, к надёжному и толстому Петрушке… Вот сюрприз!
Тот почему-то сам бежал навстречу, в руке мобильный телефон.
— Ваня, Ваня! Послушай…
— Нет! Это ты послушай! — радостно налетел на друга — У меня… случилось в жизни, не поверишь! Раз в сто лет такие чудеса бывают!
— Ну, пожалуйста, Ванюша, подожди… Тут срочная новость… — Громыч пытался отстраниться.
Счастливый Ванька заткнул ему рот ладонью:
— Ни слова! Моя новость поважнее будет! Угадай-ка, с кем я познакомился на балу? С дочкой… самого… президента! И она влюбилась в меня насмерть, умоляла позвонить утром!
Действительно, Василиса быстро, почти воровато оглянувшись, прошептала ему на прощанье: «Мне нужны объяснения, Царевич. Запоминайте номер, это телефон моей подруги, она сегодня ночует у нас в гостях… Номер совсем новый, пока не прослушивается. Итак, жду вашего звонка, мы придумаем, как устроить встречу. А теперь прощайте. Стрела ваша пока остаётся у меня».
Петрушины глаза были круглыми, как плошки. Ванька наслаждался произведённым эффектом:
— Ты поражён, скажи?! Ты восхищён! Согласись, не каждому подваливает такая радость! Это судьба, старик. Это любовь…
— Ванюша, постой! — Громыч, казалось, его даже не слушал. — У меня важная новость! Асенька пропала…
— Ты не понял! У меня роман с настоящей дочкой президента! — воскликнул Иван. — Представляешь, поганец Рябиновский и здесь пытался перебежать мне дорожку!
Он вдруг замер, тихо осознавая.
— Погоди… Что значит «пропала»?
— После бала Асю не смогли найти. Нигде, — не мигая, с ужасом в глазах проговорил Петруша. — В автобусе стали считать девочек и не досчитались. Кинулись обратно во дворец, а охрана говорит: «В Георгиевском зале никого». В коридорах тоже. Куда подевалась, немыслимо. Как сквозь землю провалилась.
Ваня присел.
— Вот дурёха! Ну почему от девчонок одни проблемы, а?! — он скрипнул зубами. — Послушай, не могла ж она исчезнуть из Кремля… Там несколько периметров охраны! Может быть, ей стало дурно, и отвели в медпункт?
Генерал Еропкин сам вызвал Ване с Петрушей такси до Никитских ворот.
Уже через полчаса, прибыв в штаб, Царицын мобилизовал велоказаков и муравских братьев. Половина личного состава с враньём пополам вырвались из дома — и теперь полуэскадрон верных бойцов на великах прочёсывал Александровский сад, Китай-город, переулки Тверской и Большой Никитской.
Без Аси в штабе выжигателей было холодно. Вельможи на старинных почерневших портретах, казалось, зябко переминались и тайком, улучив минуту, дышали в ладони. Петруша почти плакал, Ваня бегал из угла в угол по штабу, нервно почёсывал рёбра…
— Куда? Вот куда могла подеваться?
В углу поблескивал тот самый тазик, что раньше стоял посреди комнаты.
