Подумав, Якоб пришел к выводу, что не оставил бы. Все существо было против того, чтобы отдать на съедение нечисти живого человека.
'Значит, когда выедем из леса, тут же оставлю ее. В ближайшем же трактире. Можно подумать, она меня к себе цепью приковала. Проснусь пораньше — только меня и видели. Посмотрим, как она без меня до столицы доберется, черно-сине-красная… Что она без меня вообще сможет сделать? Дворяне без крестьян — вообще ничего не смогут. Умрут с голода. Откуда у дворян еда? От крестьян. Откуда деньги? От крестьян. Откуда солдаты в войске? Крестьяне. Крестьяне без дворян проживут, а вот дворяне без крестьян — нет. Так кто из нас важнее?'
Якоб бросил быстрый взгляд за спину. Девчонка куталась в куртку и бросала в него жалобные взгляды. Парню даже стало ее жалко.
'Ладно, помогу добраться до столицы, так уж и быть. Помеха небольшая, вроде мухи надоедливой: только жужжит, но вреда никакого. Правда, за ней охотятся слуги Грибного Короля и можно нарваться на большие неприятности. Так и что?
У Якоба было еще одно соображение: слуги Короля соврали, что хотят отвезти девчонку в столицу. Значит, в столице у них могущественный враг и они предположили, что Ирма едет к нему. Так? А кто у нас в столице достаточно могущественен, чтобы быть врагом Грибного Короля? А пожалуй что и наш король, генерал Нец. Значит, если отвезти девчонку к королю — а она, похоже, к нему и собирается — то этим будут подбиты сразу три утки.
Во-первых, Грибной Король останется без добычи.
Во-вторых, будет устроена изрядная пакость дворянам, как слугам Короля, так и тем, кто хочет вернуть Ирму мужу. А какой же крестьянин откажется втихую сделать гадость?
В-третьих, и в-главных, будет оказана помощь королю.
Насколько крестьяне терпеть не могли дворян, настолько любили короля.
Генерал Вальтер Нец стал королем десять лет назад, в тот момент, когда прервалась Новая династия королей. Самые влиятельные семьи королевства увлеченно спорили, у кого больше заслуг и древнее род, чтобы доказать свое право на трон, а корону подобрал полководец, получивший дворянское звание и титул герцога после череды побед. Поговаривали даже, что он был чуть ли не крестьянином, что только добавляло ему любви простолюдинов. Они даже называли короля вместе с его воинским званием — король генерал Нец — говоря, что королей было много, а генерал Нец — один.
Дворяне же нового короля терпеть не могли. И за то, что он был выскочкой, и за то, что те, кто выступал против него открыто, как правило, страдали от разнообразных случайностей. То засуха на полях в родовом владении, то река разольется не так и не там и смоет пару деревень, то дочки рожают неизвестно от кого. В худшем же случае, противники короля гибли от несчастных случаев. За это дворяне славили короля колдуном, крестьяне же считали, что эти слухи от зависти, а королю просто везет. Почему бы и нет?
Любовь крестьян к королю служила для дворян лишним доказательством тупости простолюдинов, а также ясным свидетельством того, что самим богом крестьянам уготована судьба беспрекословных рабов. Что это вообще за глупость: любить власть? Ни один настоящий свободный человек — коими дворяне считали исключительно себя — не будет не то что любить, просто уважать власть над собой. Истинная свобода, по мнению дворян, как раз в том и заключалась, чтобы делать все, что тебе хочется. Поэтому дворяне — свободные люди, а крестьяне — рабы.
Правда, когда крестьяне начинали вести себя так, как им хочется — например, поднимали восстание, требуя той самой священной свободы — дворяне почему-то отказывались со слезами на глазах признать крестьян равными себе. В таких случаях дворяне жестко подавляли волнения, заявляю, что рабы должны знать свое место, а не пытаться подняться до уровня свободных людей.
На самом деле, король генерал Нец тоже не был таким уж поборником справедливости. Налоги и поборы с крестьян не снизились, а даже как бы не увеличились. И разбойники по прежнему орудовали в лесах. Нечисть никуда не исчезла. В реках не потекло молоко, и берега не стали кисельными.
Жить не стало лучше, но жить стало легче. Больше порядка стало.
Поэтому-то крестьяне, помнившие лихую разбойничью вольницу Новой династии, когда налеты шаек на городки было обычным делом, любой, отъехавший от деревни на пару миль, мог уже считать себя ограбленным, по стране носились туда-сюда дворянские дружины, отличавшиеся от разбойников только титулом предводителя, добавлявшие суматохи и беспорядка солдаты соседних стран, и вздохнули свободнее, когда железная рука генерала Неца разогнала все это счастье.
Негодовали только дворяне, узнавшие, что в стране есть законы и их — вот наглость! — нужно исполнять. Когда с позолоченной плахи скатились головы тех, кто думал, что титул и богатство сделают их неприкасаемыми, тогда крикуны поутихли.
Легко ли жить при жесткой власти? Смотря с чем сравнивать.
Когда начало темнеть, повозка с волами свернула к ближайшей стоянке. На всем протяжении Ирма видела этакие квадратные площадки, выступавшие в стороны от дороги. Оказывается, они делались специально для того, чтобы проезжавшие могли переночевать, не углубляясь в опасный лес. Хотя сейчас Ирме было не до особенностей дорожного строительства. Она уже час прислушивалась к урчанию в желудке и размышляла, как бы заставить крестьянина, чернота зеленой синевы, приготовить для нее что-нибудь поесть. Можно, конечно, прямо приказать, но Ирма уже приноровилась к странностям своего попутчика и подозревала, что после приказа получит на ужин нечто полусырое-полуобгорелое, а потом увидит честный- пречестный взгляд и уверение в том, что ничего другого он готовить не умеет.
Желудок взвыл и Ирма поняла, что согласна съесть хоть живого ужа:
— Якоб, приготовь мне поесть.
— Да, госпожа.
И что, все? Никаких ехидных замечаний.
Якоб спрыгнул с телеги, крутанул в пальцах кинжал, шагнул в сторону леса и обернулся:
— Грибы будете, госпожа?
Ирма мгновенно вспомнила все рассказы о Грибном Короле и его слугах. Есть тут же расхотелось.
— Я передумала.
— Да, госпожа.
Парень вскочил обратно в телегу, сел на свое привычное место впереди повозки и, не оборачиваясь, сказал:
— Скоро будет стоянка, госпожа. Там я разведу костер и пожарю мясо, госпожа.
Ирма проглотила слюну.
Солонина выглядела серой и подозрительной, но она так аппетитно пахла, шкворча над огнем…
На стоянке остались ночевать две повозки: Якоб с Ирмой и большая телега, груженая мешками. На телеге, запряженной такой же меланхоличной парой волов, ехала крестьянская семья. Отец, мать и две дочки, лет десяти.
Когда Якоб и Ирма подъехали к стоянке, крестьяне там уже обосновались, разожгли небольшой костерок и на непрошеных пришельцев смотрели подозрительно. Впрочем, Якоб тоже не спешил радоваться встрече. Он и пожилой крестьянин, стоя шагах в пяти, внимательно осмотрели друг друга, пристально посмотрели на левые уши. Ирма сама повернулась в профиль, якобы просто случайно. Еще не хватало, чтобы ее принимали за лесную нечисть или, хуже того, за служанку, пусть и Грибного Короля.
После того, как принадлежность к роду человеческому была подтверждена, крестьяне расслабились. Якоб принес от телеги дров в общий костер, молчаливым жестом пригласив Ирму погреться. Та вспыхнула
