В углу комнаты возле табурета на стене чернело пятно плесени, совсем маленькое.
— Извините, уважаемая, я здесь ночевать не буду.
Глава 3
Рука как будто сама собой нашарила за пазухой висящий на нашейном шнурке медный ключик.
— Ох-хо-хо, сыночек… — хозяйка расстроено разглядывала черное пятно, — Надо же… И откуда бы? Ладно бы сыро в комнате было, а то ж — сухо…
Если она хотела этими словами успокоить Якоба, то своей цели не добилась, тот занервничал еще больше. Плесень в сыром месте еще может быть случайностью, плесень в сухом — однозначно след Грибного Короля.
Хозяйка вздохнула еще раз. Штайнц расположен слишком близко к Чернолесью, чтобы она могла надеяться уговорить постояльца все-таки переночевать в комнате.
— Ладно, сыночек, пойдем, поищу другую комнатку для тебя…
Если бы Якоб выдвинул какие-нибудь другие претензии, она, конечно, устроила бы скандал и прогнала докучливого и привередливого юношу. Но не в таких обстоятельствах… Тут вообще бы без постояльцев не остаться, если кто-нибудь узнает, почему она прогоняет Якоба.
Они вышли из комнаты.
Кто-то, сидящий в зале трактира, удовлетворенно кивнул и щелкнул пальцами. Плесень исчезла.
Новая комната оказалась еще меньше предыдущей — хотя казалось, меньше некуда. Она была такой же по ширине, но короче в длину, видимо, рассчитанная на карликов с боязнью больших помещений. Но для Якоба подошла: на кровати он помещался, а длина его устраивала — сыновья старика Ганса высокими не были.
Якоб придирчиво осмотрел комнату, но плесени не нашел. Поблагодарил хозяйку, бросил котомку с вещами и решил пойти в зал, перекусить перед сном.
В зале было по прежнему полутемно, народу немного. Три погонщика скота, тихо цедивших свое пиво, несколько крестьян и бродячих подмастерий неопределенной профессиональной принадлежности. Еще кто- то незаметный сидел в самом углу.
— Что будет уважаемый? — к Якобу подскочила разносчица, видимо, дочка хозяйки. Молоденькая, пухленькая, как раз во вкусе Якоба. Правда, неприятно напоминает проказливую Хильду, но что ж теперь, и на девушек не смотреть? Они все на Хильду похожи.
— Пиво… И мясо.
В очаге в углу зала потрескивал огонь, приятно пахло мясом и пивом, тихо разговаривали и стучали кружками прочие посетители, сновала туда-сюда разносчицы, протирала стойку полотенцем хозяйка. Якоб оторвал зубами кусок сочного прожаренного мяса с шампура…
— Что за вонь!
В распахнутой двери стоял… стояло… стояла.
Девушка.
Или нет?
Вошедшая не походила ни на Хильду, вообще ни на одну знакомую Якобу женщину. И вообще на женщину не очень.
Девушка была худа, как будто ее не кормили последний месяц: узкие бедра, тонкие ноги, талия — толщиной чуть ли не в руку. И при этом — большие груди.
И ярчайше-рыжие волосы, не пристойно спрятанные под чепчик, а огненной гривой разметавшиеся по плечам.
В зале наступила мертвая тишина.
Ладно внешность, болезни и не так обгладывают людей. Одежда.
Черная кожаная куртка, плотно обхватывающая те самые груди. Высокие сапоги на каблуках. И главное: штаны.
Ноги девушки были бесстыже одеты в черные кожаные штаны, так плотно облегавших, что, она казалась голой, просто ноги черного цвета.
Народ замер. В таком виде на люди могла показаться только сумасшедшая.
Или дворянка.
Тут главное — не ошибиться.
Девушка зашагала к стойке, стуча каблуками сапог по доскам пола. И каблуки не широкие, устойчивые, а высокие, тонкие, как гвозди, блестящие сталью.
'Как она на них ходит? — задумался Якоб, — Это ж все равно как акробат на ходулях на сельской ярмарке…'
Наверное, он слишком задумался и не успел отвести взгляд от сапог. Девушка, проходя мимо, резко повернулась:
— Ты чего на меня уставился? Ноги понравились?
По залу прошелестел облегченный вздох.
Не дворянка.
Если дворянина узнать легко — у него на бедре всегда висит шпага — то с дворянками сложнее. Попробуй отличи, высокородная, просто обедневшая баронесса перед тобой или просто хамоватая крестьянка. Хотя, на самом деле — очень даже просто.
Дворянка НИКОГДА не обращает внимания на простолюдинов.
И уж тем более не станет обращать внимания на какие-то взгляды.
Для настоящей дворянки простолюдины — все равно, что животные. Многие из них преспокойно переодевались перед слугами, рассуждая: 'Вы же не будете стесняться своей собаки или коня? Почему же к слугам нужно относиться, как к людям?'
— Ну? — рявкнула девушка, наклоняясь к Якобу, — Отвечай!
И еще одно. Дворянка не станет кричать, чтобы доказать свой статус. Он ей и так известен, и доказательств не требует. Кричит только тот, кто не уверен.
— Понравились ноги? — издевательски спросила девушка, глядя прямо в глаза парню.
Странные глаза… Светло-сиреневые, прозрачные, ясные…
У людей таких не бывает.
— Нет, госпожа, — Якоб наклонил голову.
— Что?! Тебе не понравились ноги?! Хочешь сказать, у меня они некрасивые?!
— Нет, госпожа.
Остальные крестьяне оживленно шевелились, наблюдая округлые ягодицы девушки. Кто-то из тех, что помоложе, даже, судя по всему, намеревался подойти и познакомиться, чтобы лично убедиться в приятности и мягкости выставленных напоказ округлостей. Насиловать, конечно, никто не станет — все-таки трактир и разбойничий притон — не одно и тоже — но пригласить за стол, угостить кружкой-другой, невзначай потискать… Она же сама выставляет ВСЕ напоказ — значит, не против. Не так ли?
Якоб смотрел в стол.
Если что-то выглядит слишком доступным — значит, ты чего-то не знаешь.
Если в незнакомом городе ты обнаружил возле колодца на центральной площади ничем не прикованный и никем не охраняемый ковшик из чистого золота — не торопись с радостными возгласами прятать его за пазуху. Люди здесь не глупее тебя и раз до сих пор ковшик никто не унес — значит, и тебе не стоит этого делать.
Рыжая бестия выглядит доступной и беззащитной. Но она ведь не появилась на свет в дверях трактира. Раз она смогла добраться сюда, значит, может за себя постоять.
Значит, лучше с ней не связываться.
— Понравились?
— Да, госпожа.
— Уже небось слюни потекли?
