Она была сильная…
Якоб улыбнулся неожиданному воспоминанию.
— …умная, смелая… Она могла бы стать хорошей… Если бы не я. Если бы я смог ей объяснить, рассказать, чтобы она поняла… Но я не умею говорить. А ждать было нельзя. Могли погибнуть люди. Мне пришлось ее застрелить. Она могла стать хорошей. Но не стала. Из-за меня.
Он замолчал.
— Знаешь, что я думаю… — проговорила Лотта, — про эту твою девушку… Она жила слишком скучной жизнью. А ей захотелось получить все и сразу: красивую внешность, колдовскую силу, славу и сказочного принца. Чтобы все смотрели на нее, чтобы подруги завидовали, а все восхищались. А потом оказалось, что быть ведьмой — совсем не так весело, как она думала…
— Ты-то откуда знаешь? — усмехнулся Якоб.
— А я хотела стать ведьмой, — лукаво глянула на парня девчонка.
— Зачем?!
— Как зачем? Чтобы быть красивой, сильной чтобы меня все боялись, а подруги завидовали…
— Да зачем?! Что, нельзя просто жить?
— Ты на меня посмотри, — слегка погрустнела Лотта, — разве на такую, как я, посмотрит кто- нибудь…
— Ну… у тебя глаза красивые.
— Спасибо. Когда девушке говорят, что у нее красивые глаза, значит, все остальное похвалить нельзя.
— Нет, они у тебя на самом деле красивые.
— А я хотела, чтобы у меня все было красивое. Да и семья у меня… Отец мой, кузнец Шмидт, умер, мама притащила домой отчима, родила от него двух сыновей… До меня дела нет… Хожу в обносках…
Девчонка погрустнела и подозрительно засопела. Якоб погладил ее по голове. Эх, девушки, девушки… Сколько вас, грустных и печальных, всех не пережалеешь…
— И что? — спросил он чуть погодя.
— Что, что… — шмыгнула Лотта носом, — Головой я подумала, вот что. Подумала, что совсем не так здорово, когда тебе завидуют и боятся. Всегда одна, ни друзей, ни подруг… Я так без всякой ведьминой силы живу. А внешность… Найдется и тот, кому понравится.
— Я тоже так думаю, Лотта, — кивнул, задумавшись, Якоб, — ты девчонка умная, добрая, вон, незнакомого парня утешаешь… Найдешь ты свое счастье. А глаза твои мне и вправду понравились.
— Знаешь что я про твою ведьму подумала? Слишком сильная она была и гордая. Поняла, что ошиблась, а гордость мешала признаться в этом. Вот она и злилась на весь свет, вот и ненавидела всех. Она, может, и хотела, чтобы ее кто-нибудь убил. Такую…
— Если бы она мне это сама сказала, — вздохнул Якоб, — Если бы сама…
На камне у реки сидели и молчали парень, только что убивший ведьму, и девушка, когда-то мечтавшая быть ведьмой.
— Якоб Миллер, — нарушила молчание Лотта, — ты ведь поедешь куда-нибудь дальше?
— Поеду… — Якоб еще больше ушел в себя.
— Возьми меня с собой.
— Что?!
— А то. Я из дома сбежала, — девчонка указала на небольшой узелок, лежавший у камня, — Возьми меня, я тебе пригожусь.
— Как в сказке?
— Ну да.
— А родители?
— А родители, — Лотта ожесточилась, — меня замуж хотят отдать. За любого косого и кривого, лишь бы с рук сбыть. Мать так и сказала: 'Чтоб с рук дармоедку сбыть'…
Лотта опять зашмыгала, косо поглядывая на парня.
— Лентяйка, что ли? — хмыкнул Якоб, чувствуя, как сомнения в своей правоте, если и не исчезают, то уходят вглубь. С этой девчонкой нельзя долго тосковать.
— Кто лентяйка?! Да я… да я… Да я все по дому делала, и за скотиной ходила и в поле и в лес и по дрова!
Якоб опять усмехнулся. Хорошая девчонка, веселая… Такую бы, да вправду в жены… Только куда? Из всего имущества — одна повозка.
— Не возьму. Хорошая ты, умная, смелая, работящая. Да только некуда мне тебя брать. Возвращайся домой, может, мать тебе жениха не такого плохого найдет. Все же — мать…
— Как некуда? У тебя что, дома нет?
— Нет. Езжу в повозке по стране…
— Так тем более! Будем вместе ездить. Возьми меня с собой!
— Нет, — Якоб встал. К особняку подъезжали несколько карет, нужно посмотреть, не нужна ли его помощь.
— Господин цу Апфельгартен!
— Отец Тестудос! Не ожидал вас лично!
Глава учебного корпуса и аббат Шварцвайсского монастыря обнялись. Непозволительная фамильярность, но эти двое давно и хорошо знали друг друга.
— Как дела у вас в монастыре?
— Молимся. Как у вас в школе?
— Учимся. С чем пожаловал?
Монах в черной рясе и гвардеец в черном мундире зашагали по дорожке к особняку. Остальные монахи и встречавшие гвардейцы шли следом.
— Не с чем, а за кем. Стало мне известно из достоверных источников, что у вас в школе девушка одна есть.
— Ну почему одна? У нас — не монастырь, иногда их и до десятка доходит…
— Ричард, — аббат не принял шутливого тона, — я про одну конкретную девушку. Ирму цу Вальдштайн. Она у вас.
— Ничего себе. Она только полдня у нас, а ты успел приехать за ней из самого Шварцвайса.
— Не успел. Я выехал из монастыря еще вчера, но тут мне сообщили, что искомая Ирма находится у вас.
— Кто сообщил?
— А как мы находим крамолу, тебе не рассказать?
— Ну, уж нет. Меньше знаешь — меньше придется врать.
— Я — за Ирмой. Она мне нужна.
— Отец… Свен. Что она натворила?
— Ничего, — отец Тестудос недоуменно посмотрел на Ричарда.
— Знаешь, тех, кто ничего не натворил, ваша братия не ищет. Что-то серьезное? Мой товарищ должен отвезти ее к королю…
— Что за товарищ?
— Из Личной гвардии. Рудольф, последняя фамилия — Токенблатт.
— А, тот самый… Его мы тоже берем с собой.
— Свен!
— Ричард! Мы — не кровожадные людоеды! И если мы приглашаем к себе кого-то…
— То, отделавшись вырванными ногтями, тот счастливчик может сказать 'Повезло…'.
— Ричард, эта девушка ОЧЕНЬ нужна королю Вальтеру. Вопрос даже не жизни и смерти — существования государства. Тот, кто ее нашел — будет награжден…
— Повезло Рудольфу… А крестьянин?
