графини бесстрашной эрной Кэдвен. Спустя четверть века все страхи и ужасы того путешествия растаяли в памяти бесследно. Зато как завороженно слушали обитатели «Лалджеты» эту историю. Детей Шиларджи хлебом не корми – дай послушать сказку-быль. А повесть Джоны содержала в себе все самые важные ингредиенты настоящей шурианской сказки: злая ролфи, вероломное похищение, неупокоенный дух, кораблекрушение, битва и рождение ребенка. Неудивительно, если лет через сто «Балладу о женщине из Джезима» станут петь на привалах и праздниках.
Топая в ногу с Грэйн, шурианка времени не теряла. Чтобы не думать о гудящих ногах и ноющей спине, она сочиняла начало очередной саги «Как Джойана ездила на смотрины». Выходило не слишком складно. И в основном потому, что не получалось подобрать достойной рифмы к слову «сап», а с «и тут с лошаденками сап приключился» сочеталось только глупое «...и сам застрелился». Обидно, правда? Во-первых, ир-Сэйган и не думал стреляться, а в шурианских песнях – всегда одна только чистая правда. А во-вторых, плохая это примета – заранее складывать сагу. Неведомо, чем смотрины закончатся для всех участников. А вдруг девица окажется шпионкой эсмондов? А вдруг...
– Грэйн!
– Джойн, давай потом, а? – отрезала ролфи. – Дойдем до трактира, поедим, согреемся, и тогда споешь мне свою песенку. Хорошо?
Джона фыркнула, но возражать не стала. Ее даже Аластар осаживал за неуемное желание придумать себе всяких ужасов раньше, чем что-то успеет произойти.
И честно дотерпела до рассвета и указательного столба с надписью «Лайз». Так назывался городишко с пристанью для пароходов, если верить карте и скульптуре-клумбе из старых кирпичей, рекламирующей частную компанию – пароходовладельца. Не иначе – попросили печника выложить и лодочку, и трубу. Джона сразу же взбодрилась, словно полведра кадфы выпила залпом.
– Прикажу в «Лалджете» разбить такую же. Только в виде сухопутного парохода. И чтобы из трубы росли петуньи!
Ир-Сэйган нервно хихикнул.
Грэйн повела носом. Речная сырость, тина, рыба, мокрое дерево ящиков, лодок и причалов, гниющие листья... о, вот и еще запахи, а затем – и звуки...
– Войной пахнет, – изрекла ролфийка и удовлетворенно кивнула собственному замечанию. – Взгляните-ка, вербовщики. Сэйган, смотри, не попадись им.
– Да уж постараюсь, ваша посвященная милость, – искренне заверил ее денщик, с опаской покосившись сперва на эрну Кэдвен, а потом на пеструю процессию на ближней улочке. Впереди – сержант в шляпе, празднично украшенной совиными перьями и лентами, алыми и белыми. Шпага сержанта с наколотой на нее лепешкой возвышалась, будто знамя, музыканты – барабанщик и флейтист – исполняли веселый марш, нестройная колонна мужчин в разномастной одежде угрюмо топала следом. Все как на Ролэнси, да не совсем. И Грэйн, и, тем паче, Сэйган сразу подметили различия. Не бежали следом за новобранцами ребятишки обоих полов, среди горожан, провожающих взглядами процессию, не раздавалось криков и возгласов, ни приветственных, ни ругательных. Никаких. Вербовочную команду окружало всеобщее молчание. Безмолвствовали даже женщины, хотя никто и никогда не смел оспаривать их святое право хорошенько обругать вербовщика, забирающего мужчин из семьи. Да на том же Конрэнте сейчас бы такой лай стоял, что у всех в округе уши бы поотсыхали! Кому и поносить вояк, как не матерям и женам? Опять же, честь честью, а ритуал соблюсти надо. Известно же – чем громче ругается мать вслед уходящему сыну, тем милостивей к нему Локка и Морайг.
– Эй, клыкастый! – сержант-вербовщик, конечно, сразу заприметил высокого статного Сэйгана, оценил профессионально наметанным глазом разворот плеч и ширину груди потенциального рекрута и, поравнявшись с путешественниками, не преминул окликнуть парня: – Ты с виду вроде крепкий! Не желаешь послужить Файристу? Два оули сразу и по лейду в день на всю кампанию, обмундирование и жратва – бесплатно!
– Этот человек уже присягнул, – миролюбиво ответила вместо денщика Грэйн. – Священному Князю и Ролэнси. Ступай себе мимо, сержант.
– И не кисло тебе ходить под началом у юбки, парень? – заржал тот, демонстративно не обращая внимания на женщин. – Говорят, волчихи только одну команду исполняют как надо – лежать!
– Гы-ы! – поддержал сержанта его помощник. Но остальные как молчали угрюмо, так и продолжали молчать. Разделить веселье вербовщиков рекруты не спешили.
– Локка – тоже женщина! – оскорбился Сэйган и просительно заглянул в лицо эрне Кэдвен, разве что хвостом не завилял умильно: – Ваша посвященная милость, позвольте, я...
Хитрюга решил умаслить госпожу офицершу по-крупному. Вообще-то, к Грэйн, состоявшей в чине капитана, обращаться полагалось «ваше благородие», однако уста капрала Сэйгана запечатывало извечное мужское, не чуждое даже ролфи, а посему исторгнуть классическое «вашбродь» в отношении «юбки», будь она хоть трижды капитаном, бедняга не мог.
– Отставить, капрал! – скомандовала Грэйн, но от ухмылки не удержалась: – Пушистики есть пушистики, откуда им знать, кто мил богиням? А моя посвященная милость полагает, что она тебя мало вздула, льстивый бездельник. Потому живенько найди нам с Ее Священной Особой тихое местечко – и чтоб кадфу и булочки там подавали горячими и свежими! – а сам отправляйся в пароходную контору и договорись насчет мест на судне. И побыстрей. Иначе моя милость станет совсем немилостивой.
Но без мужчины в трактир соваться путешественницы все-таки не рискнули. Чтобы не искушать обывателя, ибо настроения в народе файристянском в отношении ролфи и шуриа были далеки от гостеприимного радушия. А зная характер названой сестры, Джона не поручилась бы за то, что уставшая Грэйн не станет стрелять в первого же умника, решившего оскорбить ролфи от переизбытка патриотических чувств. Удивляться не приходилось. Кто-то же должен быть виноват во всех бедах: в гражданской войне, в неурожаях, в бесконечных рекрутских наборах? Так почему бы и не островитяне?
– Давай посидим в парке, свежим воздухом подышим, – попросила шуриа ласково.
– Ты еще не надышалась? – рыкнула Грэйн.
Но хитрая змея так просто не сдавалась:
– О! Смотри какой очаровательный уголок! С фонтанчиком!
Несколько голых лип вокруг живописных рукотворных развалин с фонтаном-родником, куст шиповника, увешанный красными твердыми плодиками, и скамеечка – самое подходящее место для двух усталых женщин.
– Ох! – одновременно охнули они, подойдя ближе. В основном от неожиданности.
Во времена империи такие миниатюрные фонтаны все больше делались в форме птичьих голов, волчьих пастей или разбитых амфор со змеями. Но жители Лайза в стремлении к красоте и гармонии пошли дальше, у них из ниши в стене торчал нос парохода.
– Как, однако, местный люд проникся уважением к техническим новшествам, – задумчиво молвила Джона.
Сразу же вспомнились ей повсеместные изображения пароходов, на которые то и дело натыкался взгляд по всему Лайзу. Любовно так рисовали, с выдумкой и фантазией, а рамки золотили и вешали над дверями в дома как обереги.
– Здесь любят... э... технику.
– Как-то уж слишком рьяно, – насторожилась шуриа.
Вездесущие пароходы ее крайне нервировали.
Скверик, где они нашли пристанище, был тщательно выметен от опавших листьев, фонтан покрашен, а на бортике чаши лежал свежий букетик.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Пока ничего. Красиво здесь, правда?
– Оч-ч-чень, – процедила ролфи, подозрительно оглядываясь по сторонам.
А Джона тем временем, приметив прохожего, благоговейно уставилась на пароход, словно узрела в его очертаниях что-то родное и крайне важное. Даже ручонки к груди прижала в благодарном жесте. Мол, спасибо, Великие Духи, за то, что привели меня в сие священное место и дали возможность приобщиться к... чему-то священному.
– Ты чего? – спросила Грэйн.
– Делай вид, будто встретила... – Джона отчаянно подбирала сравнения, чтобы не оскорбить ролфийских чувств, – окорок из фрэнгеновской свинки.
– Окорок?
– Его, – шипела тихонечко шуриа. – Такой сочный, вкусный, мягкий. Чтобы у тебя лицо стало умильное. Да делай же, как говорю! Ну!
Грэйн, все еще не понимая до конца затеи подруги, честно попыталась представить. Получилось, да еще как! Голодная ролфи проявила чудеса воображения и уставилась сперва на фонтан, а потом на прохожего, с таким хищным и жадным оскалом, что местный житель споткнулся и прибавил шагу, постоянно оглядываясь через плечо. И тут ролфийка начала догадываться. Мысль, натурально, отразилась на ее лице, разукрасив лоб Грэйн суровой складочкой.
– Ты серьезно? – округлив глаза, прошептала она и принялась водить руками, изображая некие ритуальные жесты, словно мух отгоняла. – Думаешь, они теперь молятся... пароходам?
Отвечала Джона тоже приглушенным шепотом:
– Не исключено, – и, оглядываясь по сторонам, заговорщически добавила: – Тут же везде пароходы, на каждом углу. Ты присмотрись повнимательнее.
И подумала: «А почему бы и нет? Если князь меняет женщину на паровозы, то почему бы народу не молиться на пароходы?»
Грэйн послушно закрутила головой, огляделась и окончательно впала в задумчивость.
– И точно, – подвела итог наблюдениям ролфи. – Везде они. Пароходы. Когти Локки...
– Вот
– Ну, в общем-то, разница невелика, – глубокомысленно молвила эрна, пытаясь заглушить утробное бурчание пустого брюха. – Что там машина, что тут... тоже механизм. Наверное, такая уж судьба у них, верить во
