— Конечно. Возьмите за верхушку.
Келли осторожно поднял одну из подушечек, положил на стол, потер ее пальцем — в ней была жидкость. Он почувствовал, как она переливается под давлением его пальца. Он перевернул подушечку: с обратной стороны она была неровной, как бы усаженной множеством крошечных острых зубцов.
— Нужно приложить шероховатой стороной к телу пациента, — пояснил чужак. — Она прилипает к нему. Становится его частью. Тело абсорбирует вакцину, и подушечка отпадает.
— И все?
— Все.
Док осторожно поднял подушечку двумя пальцами и положил обратно в ящичек. Он взглянул на чужака:
— Но почему? Почему вы отдаете нам это?
— Вы не понимаете? — удивился чужак. — В самом деле не понимаете?
— Нет.
Глаза чужака неожиданно стали старыми и усталыми, и он сказал:
— В следующий миллион лет поймете!
— Тогда меня уже не будет, — сказал док.
— В следующий миллион лет, — продолжал чужак, — вы будете делать то же самое, но, наверно, по-другому. И кто-нибудь спросит вас, и вы не сможете ответить, так же, как не могу я.
Если это и был упрек, то весьма мягкий.
— Вы можете сказать, что там? — спросил доктор, указывая на подушечки.
— Я могу дать вам формулу, но только в наших терминах. Вы не поймете.
— Вы не обидитесь, если я испытаю их?
— Я был бы разочарован, если бы вы не сделали этого, — сказал чужак. — Я и не думал, что вы поверите мне на слово. — Он закрыл ящичек и придвинул его к человеку. Повернулся и пошел к двери.
Келли вскочил:
— Подождите минуту! — закричал он.
— Увидимся через одну-две недели. — Чужак вышел и прикрыл за собой дверь.
Док упал в кресло и уставился на ящичек. Он протянул руку и дотронулся до ящичка — тот был совершенно реален. Док нажал сбоку, крышка отскочила — подушечки были внутри. Он попытался воззвать к здравому смыслу и вернуться к обычной — человеческой — точке зрения, на прежнюю твердую почву.
— А, ерунда все это! — сказал он.
Но это не было ерундой, он это прекрасно знал.
* * *
Весь вечер он боролся с собой за закрытой дверью кабинета, слышал слабые звуки на кухне — Джанет убирала после ужина посуду.
И прежде всего ему следовало свыкнуться с невероятным. Незнакомец говорил, что он чужак, и предъявил такие очевидные доказательства, которые невозможно было опровергнуть. Но это казалось настолько невероятным, что трудно было принять. И самое трудное — почему чужак из всех врачей Земли выбрал его, Джейсона Келли, скромного провинциального врача из маленького провинциального городка? Он размышлял, не обман ли это, и решил, что нет: три пальца на руке и все остальное было бы слишком трудно подстроить. И вообще, подобный розыгрыш настолько глуп и жесток, что просто не имеет смысла. Даже если у него есть ненавистник, он сомневался, хватит ли у кого-нибудь в Милвилле воображения для такого розыгрыша. Итак, сказал он себе, приходится признать, что это действительно чужак, и что подушечки в коробке настоящие. Но если это правда, есть только один выход: он должен проверить подушечки. Келли встал и принялся ходить взад и вперед.
Марта Андерсон, — сказал он себе. — У Марты Андерсон рак, она обречена. Ничто в мире не спасет ее. Хирургия — безумие! Она, вероятно, не переживет операцию. И даже если переживет, у нее слишком запущенная опухоль. Убийца, которого она носила в себе, почти освободился и рыщет по телу. Для нее нет никакой надежды. И все же он не мог сделать это. Она ближайшая подруга Джанет, она стара и бедна, и все в нем сопротивлялось при мысли о том, что она станет подопытной свинкой. Есть еще старый Кон Джилберт, с ним он может проделать что-либо подобное. Но старый Кон слишком скуп, чтобы быть по- настоящему больным. Несмотря на все свои жалобы, он здоров, как боров. Что бы ни говорил чужак об отсутствии побочных эффектов, никогда нельзя быть уверенным. Он утверждал, что они изучили метаболизм человеческой расы, и все же… Ответ, Келли знал, есть. Он загнал этот ответ поглубже и знал, что он там, делая вид, что не знает. Но после часа расхаживания по комнате он сдался и позволил этому ответу всплыть. Он был совершенно спокоен, закатывая рукав и открывая ящичек, и оставался только ученым, когда достал одну подушечку и приложил ее к руке. Но рука его, когда он опускал рукав, дрожала. Он не хотел, чтобы Джанет увидела подушечку и назадавала миллион вопросов о том, что случилось с его рукой.
Завтра во всем Милвилле люди выстроятся в очереди у дверей больницы с закатанными рукавами. Очереди, по-видимому, будут двигаться очень быстро, потому что делать в сущности почти ничего не нужно. Каждый человек пройдет мимо врача, который приложит подушечку к его руке, и его место займет следующий.
Во всем мире, думал он, в каждом его уголке, в каждой маленькой деревушке никто не будет пропущен. Даже бедняки, потому что никакой платы не будет. И можно будет указать на дату и сказать: 'В этот день кончились все болезни'. И каждые двенадцать лет из космоса будут прилетать большие корабли и привозить груз подушечек. Наступит новый день Вакцинирования. Но не для всех, только для юного поколения. Потому что тот, кто подвергся вакцинации, больше не нуждается в ней. Примите вакцину — и будете здоровы всю жизнь!
Док осторожно касался ногой пола, заставляя кресло покачиваться. Как хорошо здесь! — подумал он. — А завтра будет прекрасный день во всем мире! Завтра страх уйдет из человеческой жизни. После завтрашнего дня, если не считать несчастные случаи и насилие, каждый человек может рассчитывать на нормальную продолжительность жизни. И жизнь эта будет совершенно здоровой.
* * *
Ночь была тиха, дети ушли. Он устал. Наконец-то он может признаться самому себе, что устал. Теперь, через много лет, нет причин не признаваться в этом.
Он услышал звонок телефона в доме, звук этот нарушил его ритмичное раскачивание, и он сдвинулся на край кресла.
Послышались тихие шаги Джанет, которая шла к телефону. Он вздрогнул от мягкости ее голоса, когда она отвечала. Сейчас она позовет его, ему придется встать и идти в дом.
Но она не позвала его. Продолжала говорить. Он снова уселся в кресло. Опять забыл. Телефон больше не враг ему. Он больше не преследует его. Потому что Милвилл был первым. Страх был преодолен здесь. Милвилл послужил подопытным кроликом! Марта Андерсон была первой, за ней Тэд Карсон, у которого были подозрительные легкие, а за ним ребенок Юргена с пневмонией. И еще дюжина других, пока не кончились подушечки.
* * *
И чужак пришел снова.
И сказал… что же он сказал?
— Не считайте нас ни благодетелями, ни сверхлюдьми, мы ни то, ни другое. Думайте обо мне, если хотите, как о человеке на другой стороне улицы.
Чужак стремился к пониманию, стремился перевести свои мысли на понятный язык. Но было ли это понимание? Келли сомневался в этом.
