притворством.
– За рассветом.
– Ты не сможешь увидеть солнце, – на краю горизонта появилась тонкая светлая полоска.
– Зато солнце сможет увидеть меня, – Чень Шень улыбался, как ребенок, морщины на его лице ложились, разбегались и снова складывались в причудливый узор.
Я посмотрел на полоску солнца, что постепенно становилась все шире и ярче, и неожиданно даже для самого себя спросил:
– Что ты сказал Фрэю тогда давно, когда зашивал рану на его лице?
Китаец не переставал улыбаться, вопрос нисколько не поколебал его безмятежности:
– Я сказал, что вместо того, чтобы топтаться на берегу, стоит нырнуть в воду и узнать, насколько хорошо ты плаваешь, – он протянул открытые ладони вперед, подставляя их слабому осеннему солнцу. – Инк, ты знаешь легенду о богине Стикса?
– О духе свободы?
– Да. Фрэй видел Ее лицо. Пора бы увидеть и тебе.
Солнце поднималось все выше, разгоняя облака, набирая силу. И вот уже ладони Чень Шеня стали золотыми, и сам он весь покрылся золотом, превратившись в подобие желтой статуэтки Будды, которая стояла у него на полке дома.
Глава 12. Мостик над пропастью
Шли дни, а Жаба так и не объявлялся. В какой-то момент исчезли его вещи из нашей комнаты в общежитии. Как он и что с ним, не мог сказать никто. Иногда его видели мельком, но он не откликался, если его звали.
Атмосфера стала нехорошей. Го все чаще пропадал где-то на улице, связавшись с другой компанией, и нередко возвращался в общежитие среди ночи обкуренным и пьяным. Фрэй погрузился в тренировки целиком, без остатка – казалось, он хочет вылепить из своего тела совершенную машину со стальными мышцами и автоматической реакцией на внешнюю угрозу. Теперь Спарте и Гудвину приходилось не подгонять его, а останавливать, чтобы он не навредил себе. Я же ушел в какой-то ступор, где время текло мимо, ничего не менялось, а окружающие виделись лишь серыми невнятными тенями.
В следующий раз, когда Кербер зашел на склад, Фрэй встрепенулся так, будто только и ждал его прихода. Он тут же отошел от груши, которую до этого колотил с таким упоением, словно собирался проверить, что крепче: его кулаки или плотно сшитый дерматин.
– Не надо, – я ухватил друга за плечо. Его эмоции, обычно ровные во время тренировок, неожиданно скакнули, выдавая все опасные намерения с головой. Он хотел подойти к Керберу и поговорить с ним. Ничего такого. Но у меня было нехорошее предчувствие, а с недавних пор я доверял своим предчувствиям безоговорочно.
Фрэй только стряхнул мою руку и ровным шагом направился к боссу.
Главарь банды курил и, прищурившись, глядел в нашу сторону, будто бы зная, что парень сейчас подойдет, будто бы сам подталкивал его. На этот раз рядом с ним был не Монах, а остролицый, поросший с ног до головы черными волосами араб – Бей.
– Что ты сделал с Жабой? Я хочу его увидеть, – резко начал Фрэй, как будто не понимая, чем ему может грозить разговор в таком тоне.
– Ай, красавица, – не к месту произнес и причмокнул араб. Оба не обратили на него никакого внимания.
Кербер долго смотрел на моего друга, изучая с ног до головы, и неспешно докуривал сигарету. Фрэй не отводил взгляда, словно собирался потягаться с ним в гляделки.
Наконец, курильщик разразился отрывистым лающим смехом:
– Тогда тебе придется прийти ко мне в дом. Напрашиваешься в гости?
– Если так нужно.
– Тебе может не понравиться у меня в гостях, – главарь выпустил густую струю дыма прямо в лицо Фрэю.
Бей противно захихикал. Бордовый цвет его эмоций был отвратителен и вызывал у меня какую-то незнакомую гадливость. Но я никак не мог определить, что это за эмоции, как будто прежде еще ни у кого таких не встречал.
– Не важно.
Позже я снова вцепился в руку своего друга и практически умолял:
– Не ходи туда. Не надо.
Но я не мог его остановить, на это у меня не хватило бы сил. А Го как назло снова шлялся где-то на улице.
Я долго ждал, когда вернется Фрэй. Сердце переворачивалось от предчувствия надвигающейся беды. Но не дождался: усталость после тренировки взяла свое – я так и заснул, не раздеваясь, полусидя на кровати.
Разбудило меня настойчивое ощущение, что кто-то находится в комнате. Я открыл глаза и с трудом поднял голову – настолько затекла шея в неудобном положении. В темноте, прореженной лишь светом электронных часов на столе, стоял Фрэй. Он повернулся ко мне спиной и, судя по всему, разглядывал свое отражение в осколке зеркала, прибитого к стене.
Неожиданно сильно резануло в груди, потом еще раз и еще, до горячих искр, словно бы высекаемых металлом об метал. Я сначала свернулся в клубок, затем, не удержавшись, сполз с кровати на пол.
Боль все не прекращалась, наоборот усиливалась, становясь изощренней, будто дергая за нервы, оттягивая их, каждый в отдельности, все вместе, выжигая, вытравливая. Я застонал и начал кататься по полу, скребя ногтями по груди, готовый раскрыть грудную клетку и выскрести все содержимое начисто. Чтобы ничего не осталось, чтобы нечему было больше болеть.
Не знаю, сколько времени прошло, но внезапно боль кончилась, словно ее отрезали раз и навсегда. Из моего горла вырвался вздох такой глубокий и громкий, что звук заполнил всю комнату. Так вдыхают воздух люди, только что выбравшиеся из-под воды или сбросившие удавку с горла. Широко раскрытыми глазами я некоторое время смотрел в потолок, не понимая, что произошло. Затем перевел взгляд на Фрэя – уж слишком тихо было в комнате.
Он смотрел на меня полуобернувшись, холодными глазами, которые были словно подсвечены изнутри. Абсолютно стеклянными глазами. Затем у него в руке сверкнул нож – та самая 'Вишня', с которой он никогда не расставался.
Словно во сне я наблюдал, как он поднимает лезвие, снова поворачивается к зеркалу и одним долгим сильным движением проводит ножом по своему лицу – от скулы до подбородка.
Плоть раскрылась как в замедленной съемке, кровь ползла лениво, хотя на самом деле такого быть просто не могло. Кое-где, как мне показалось, я увидел белую блестящую кость.
От ужаса я не мог закричать, крик застрял в горле. Фрэй даже не дрогнул, он смотрел в зеркало и улыбался неповрежденной стороной лица. Эту улыбку я не забуду до конца своей жизни. Так могла бы улыбаться смерть, глядя в зеркало.
Затем он снова поднял уже окровавленное лезвие... И тут я опомнился: невидимая пружина вытолкнула меня на ноги, несмотря на полную обессиленность. Я едва успел подскочить к другу и выбить у него нож. 'Вишня' с грохотом отлетела в дальний угол. Фрэй даже не попытался сопротивляться: его руки повисли двумя плетями вдоль тела, но глаза все также неотрывно следили за своим отражением в зеркале. По щекам, смешиваясь с кровью, текли молчаливые слезы.
Я поднял всех на ноги. Гудвин тут же отвез Фрэя к Чень Шеню, даже не спрашивая о произошедшем. Китаец, насколько возможно, умело заштопал рану на лице и, напичкав больного лекарствами, погрузил в продолжительный сон.
С того самого дня я больше не чувствовал эмоций Фрэя, если только тот не хотел специально ими со
