— Вот поэтому они зовут ее обратно на Землю, — сказал Невин.
— Но ее лицо, — настаивал Уэст, — Что случилось с ее лицом?
— Их было две, — пояснил Невин. — Одну мы послали на Землю. Мы должны были подправить ее немного. Понимаете — пластическая хирургия.
— Она поет, — заметил Картрайт.
— Да, я знаю, — сказал Уэст, — Я слышал, как она пела. Или, может быть, я слышал другую… ту, что вы послали на Землю с переделанным лицом. Ее выступления транслируют все эфиры. Все телевизионные сети показывают ее.
Картрайт вздохнул.
— Я хотел бы услышать ее на Земле, — сказал он. — Видите ли, она поет там иначе, чем здесь.
— Они поют, — перебил его Невин, — так, как они чувствуют.
— Камин отражает свет на стене, — сказал Картрайт, — и она будет петь, как свет от камина на стене. Или благоухает сирень во время апрельского дождя, и ее пение будет походить на аромат сирени и пелену дождя, падающего на дорожку сада.
— Здесь нет ни дождя, ни сирени, — сказал Невин и посмотрел так, что на мгновение показалось, что он вот-вот заплачет.
«Сумасшедший, — подумал Уэст — Абсолютно безумный. Как тот мужчина, что упился до смерти, там, на спутнике Плутона. И все же, может быть, он не столь сумасшедший».
— У них нет разума, — пояснил Картрайт, — то есть нет собственного взгляда на вещи, чтобы высказать свою мысль. Только связка нервных окончаний, вероятно, без сенсорного восприятия, такого как у нас, но более чем вероятно, что у них другое, полностью отличающееся от нашего сенсорное восприятие. Чувствительные создания. Музыка для них — выражение сенсорных впечатлений. Они не могут повлиять на то, как они поют, так же как ночная бабочка — справиться с желанием лететь на пламя свечи, не сознавая, что это убьет ее. Они по природе телепаты. Они принимают мысли и передают их в пространство. Не удерживают ни одной мысли, понимаете, только передают — подобно старинным телефонным проводам. Мысли, которые слушатели, под воздействием музыки, принимают.
— И красота этого заключается в том, — подхватил Невин, — что если бы когда-либо позже слушатель осознал свои мысли и задумался по этому поводу, то был бы убежден, что они являлись его собственными, что они вертелись у него в голове все это время.
— Умно, а? — спросил Картрайт.
Уэст вздохнул свободнее.
— Умно, да. Я не думал, что вы, парни, способны на такое.
Уэст хотел задрожать и понял, что не может, и дрожь начинала расти внутри него, и казалось, что его туго натянутые нервы сейчас разорвутся.
Картрайт сказал:
— Так что у нашей Стеллы все получается хорошо.
— О ком вы? — спросил Уэст.
— Стелла. Другая. Та, что с лицом.
— А, понятно, — кивнул Уэст, — Я не знал, что ее зовут Стелла. На самом деле никто о ней ничего не знает. Однажды ночью она неожиданно появилась в качестве сюрприза на одной из телесетей. Ее объявили в качестве таинственной певицы, а затем люди начали называть ее Белой певицей. Она всегда пела, освещенная тусклым голубым светом, понимаете, и никто никогда не видел ее лицо отчетливо; несмотря на это, каждый, конечно, считал ее красавицей.
Телесеть не ставила под сомнение то, что она была инопланетянкой. Сообщили, что она — представитель таинственной расы, которую Джастон Ллойд нашел на Астероидах. Вы помните Ллойда, нью-йоркского пресс-агента.
Невин потянулся к нему через стол.
— И люди, правительство, они ни о чем не подозревают?
Уэст кивнул.
— Почему они должны сомневаться? Ваша Стелла — чудо. Все сходят по ней с ума. Газеты просто обезумели. Киношники…
— И перед ней преклоняются?
— Преклоняются, — ответил Уэст.
— А вы? — спросил Картрайт, и в громовом голосе мужчины Уэст почувствовал вызов.
— Я узнал, — сказал он, — и прибыл сюда, чтобы присоединиться.
— Вы точно знаете, о чем просите?
— Да, я знаю, — ответил Уэст, надеясь, что это так.
— Новая философия, — пояснил Картрайт, — Новая концепция жизни. Новые пути прогресса. Тайны, о которых человеческая раса никогда не подозревала. Преобразование человеческой цивилизации почти за одну минуту.
— И вы прямо в эпицентре событий, дергаете за ниточки, — заметил Уэст.
— Итак? — вопросил Картрайт.
— Я хочу быть причастным к этому действу, но не в качестве марионетки.
Невин поднял руку.
— Подождите, господин Уэст. Хотелось бы знать, как…
Картрайт рассмеялся.
— Забудь, Луи. Он знал о твоей картине. У него была Аннабель. Где, полагаешь, он все разузнал?
— Но… но… — бормотал Невин.
— Возможно, он не использовал картину, — заявил Картрайт, — Возможно, он использовал другие методы. В конце концов, ты знаешь, что они существуют. Тысячи лет назад людям было известно место, которое мы нашли. Му, возможно Атлантида или другая забытая цивилизация. Для меня вполне достаточно того факта, что у Уэста есть Аннабель. Он должен был быть там.
Уэст с облегчением улыбнулся.
— Я использовал другие методы, — сообщил он им.
Глава третья
КАРТИНА
Робот прикатил поднос с дымящимися тарелками.
— Давайте приступим к трапезе, — предложил Невин.
— Только один вопрос, — сказал Уэст. — Как вы вернули Стеллу на Землю? Ни один из вас не мог доставить ее. Вас бы наверняка узнали.
Картрайт довольно усмехнулся.
— Это Робертсон, — ответил он. — У нас был корабль, и он сумел незаметно проскользнуть. А еще Белден — наш врач. Он, если вы помните, весьма способный пластический хирург.
— Он все сделал, — заметил Невин, — и для Робертсона, и для Стеллы.
— Чуть-чуть, и с нас бы кожу живьем содрал, — проворчал Картрайт, — чтобы заработать. Я продолжаю считать, что он взял больше, чем ему было действительно нужно, только из вредности. Он капризный попрошайка.
Невин сменил предмет разговора:
— Пригласим Рози сесть с нами?
— Рози? — спросил Уэст.
— Рози — сестра Стеллы. Мы не знаем детали их отношений и степень родства, но мы называем ее так для удобства.
— Порой мы забываем про ее лицо и позволяем ей сидеть во главе стола, как будто она одна из нас, — объяснил Картрайт, — Как будто она наша хозяйка. Понимаете, она удивительно похожа на женщину.
