— Он вышел вскоре после прохода глашатая и вернулся к полуночи, очень усталый. Всю ночь не сомкнул глаз. Я тоже спала урывками. Он без конца будил меня и задавал один и тот же вопрос: значит, если бы ты была беременная?.. А один раз спросил, может быть, я все же беременная. Я повернулась к нему спиной и уснула. Но он снова разбудил меня и спросил:
— Если б ты сейчас забеременела, завтра было бы видно?
От стыда я ничего не ответила, а он откинулся на спину и тихим голосом сказал:
— Да все равно, разве я сейчас могу?
Мне стало страшно, а он продолжал:
— Сломался я, кончилось все.
Судфа смотрела в землю и чертила полосы на земляном полу обломком спички.
— Вы уж извините, я от всего этого стала словно не в своем уме.
Я попытался переменить тему:
— А почему ад-Дабиш на следующий день вернулся с поля днем?
— Из-за помощи.
— И что он сделал?
Судфа заговорила. Видно, что рассказывала об этом впервые. Говорила подробно, иногда останавливаясь и поправляя сама себя. Вернувшись днем с поля, ад-Дабиш первый раз в жизни громко позвал ее с порога. Она сидела в комнате с младенцем на руках. Нурситту и Араис спали рядом с ней, по лицам их ползали мухи. Ад-Дабиш стоял перед ними со странным выражением на лице. Грудь его тяжело вздымалась. Дрожащими руками он взял с колен жены младшего сына, положил его на циновку. Потом помог Судфе встать. Сердце ее при этом затрепетало от радости, она вообразила, что вернулись первые дни их брака, что муж ее опять молод и здоров. Кровь быстрее побежала по жилам, шевельнулось в груди угасшее было чувство. Но он, держа ее за руку, сказал, что решил получить свою долю помощи во что бы то ни стало. Она смотрела на него непонимающе. Он поднял подол ее галабеи. Ей стало стыдно. Отойдя от жены, ад-Дабиш собрал валявшееся по углам старое тряпье, скомкал, обмотал мешком и стал обвязывать веревкой. Проснувшиеся дети с любопытством наблюдали за отцом. Ад-Дабиш выставил их во двор и закрыл дверь, сказав, чтоб не мешали. Он привязал сверток к животу Судфы. Старые, заскорузлые тряпки царапали ей кожу. Закрыв глаза, она покорно терпела, пока он обматывал ее веревкой. Кончив, проверил, прочно ли все держится, завязал узел покрепче. От боли в спине Судфа вскрикнула. Тяжело дыша, муж спросил:
— Больно? Ничего, терпи.
Он был похож в этот момент на старика, утратившего всякие чувства. Открыл дверь комнаты, отступил назад, оценивая результаты своей работы, отер пот со лба. Жена выглядела точь-в-точь, как беременная — живот торчал вперед, поднимая подол галабеи и обнажая худые ноги. Ад-Дабиш отряхнул свои ноги от пыли, сменил рабочую одежду на галабею, надел башмаки, накинул на голову жены покрывало.
— Пошли.
Теперь Судфа уже хорошо понимала его план и молча повиновалась. Если б она осмелилась возразить, он растерзал бы ее на месте. Они быстро шагали по опустевшим улицам, боясь встреч и недоуменных расспросов. К больнице подошли не через ворота — ад-Дабиш поднял проволоку, служившую забором, и помог Судфе подлезть под нее. В больнице он усадил ее в вестибюле, перед кабинетом, где принимают анализы, подальше от толпы, ожидающей получения продуктов. Тщательно прикрыл ее лицо покрывалом и ушел, потом вернулся и повел ее к доктору. Доктор спросил у Судфы ее имя и имя мужа, записал в книгу и, взяв ее за палец, приложил его сначала к подушке для печати, а затем к листу бумаги в нескольких местах. Зачем все это, она не знала, но была счастлива, что получит помощь.
Она говорила, а я не решался ее прервать. Наконец улучил момент, чтобы спросить, много ли продуктов она получила. Судфа положила спящего ребенка на плечо и начала считать при помощи пальцев обеих рук. Выходило, что они принесли домой четырехкилограммовую банку растительного масла, двадцать пять килограммов муки, четыре килограмма искусственного жира и мешок сухого молока, а также кусок сыра в блестящем целлофане.
Ад-Дабиш сразу вырос в ее глазах. Судфа поняла, что он кое-чего смыслит в жизни и она без него не стоит выеденного яйца. Разложив принесенное добро посреди комнаты, она любовалась им и не знала, за что взяться. Никогда за время ее замужества в их доме не было такого количества еды. Ад-Дабиш тут же ушел в поле дорабатывать остаток дня, плату за который они уже получили и проели. «Пусть лучше на мне будет долг за полдня, — сказал он, — чем за целый день». Судфа, оставшись одна, раздумывала, что бы ей приготовить на ужин. Она решила пустить в ход все: и муку, и сыр, и жир, и сухое молоко. Разожгла в печке огонь, приготовила посуду, и вскоре соседи учуяли доносящиеся из ее дома дразнящие запахи растапливаемого жира и кипящей воды, увидели над крышей голубой дымок, услышали потрескивание огня в печи и шипение масла на сковороде. Но тут явился врач со своей свитой.
Прошло не больше часа с тех пор, как они принесли домой продукты. Судфа мешала в тазу муку с горячей водой. Поднимавшийся пар окрасил ее лицо в розовый цвет, придав ей совсем юный вид. Дети полукругом сидели возле большой миски с горячим молоком, в которое были накрошены остатки сухой лепешки, и махали над ней ручонками, чтобы молоко скорей остыло. Судфа отрезала каждому по куску сыра. Она целиком ушла в работу, думая о том, что когда ад-Дабиш вернется вечером с поля, его ожидает настоящее пиршество.
Они вошли, не постучав. Судфа даже не сразу их заметила. Забрали все: муку в тазу, жир, сухое молоко, миску, стоявшую перед детьми. Судфа пыталась спрятать сверток тряпья, но не успела. Даже кусочек сыра, приготовленный Судфой для себя, они тоже углядели и забрали.
— Ничего, ничего не оставили? — спросил я.
Она развела руками. Потом вытащила из складок головного платка небольшую бумажку. Она не знала, что в ней написано, думала, что-нибудь важное. На бумажке английские слова: от американского народа — беднякам мира. Прочитав надпись, я вернул ей листок, который она молча свернула и засунула снова в складки головного платка. Она выглядела очень усталой и тяжело дышала.
Сказала:
— Богатые получили помощь без всяких хитростей.
— Почему богатые получили помощь? Разве они в ней нуждаются?
— Море любит воду.
— А почему же отобрали у вас?
— У кого же еще отбирать? Разве кто-нибудь может затолкать мула в кувшин? Кто осмелится встать поперек дороги доктору, омде и богатым людям? Такой человек еще не родился на свет. Говори, что хочешь, все впустую, а враги торжествуют.
— Какие враги, Судфа?
— А к чему ты все это спрашиваешь?
Я промолчал. Друг мой объяснил ей, что я писатель, но она не знала, что это такое. Обернувшись ко мне, сказала, что ад-Дабиш не совершил никакого преступления. Вся деревня так делала. Доктор внес в списки имена всех, кого он лечит дома за деньги. Это богатые люди, и, конечно, они ни в чем не нуждаются. Одна богатая семья привязала животы пяти служанкам и послала их получать продукты. Ад-Дабиш не сам это придумал. Видно кто-то надоумил его. От волнения голос Судфы зазвучал громче:
— Ты сам деревенский. Можешь обойти все дома и убедиться, сколько женщин и вправду беременны и сколько числится в списках у доктора. Таким путем ты узнаешь, кто еще поступал, как и мы с ад- Дабишем.
Сердце мое сжалось от тоски. Я спросил:
— Ад-Дабиш плохо себя чувствовал?
— Что?
— Я говорю, он до этого болел?
— Здоровье у него было слабое, грудь болела, и желудок, и ноги. По ночам стонал и охал. А днями работал, от восхода до заката не выпускал мотыги из рук. Болеть ему было нельзя, ведь он наемный рабочий, руки — вот все, что у него было. Чтобы его нанимали, он должен был скрывать свою болезнь. Заработки маленькие. Если хоть день в неделю не поработает, значит, и есть нечего — бакалейщики не отпускают в долг беднякам.
