несколько, русалка, возможно, вела бы себя иначе.
В 1979 году летом голотитю-великаншу видел в реке Селья Биллем Гросс. Наблюдатель признается, что его испугал гигантский бюст русалки. Будучи подлинным эстетом и ценителем изящного, каковым В. Гросс известен нам по его литературному творчеству, в первый момент он собрался задать стрекача, но тут же почувствовал, что поступить так ему не позволяет миссия писателя, — он должен поведать будущим поколениям обо всем существенном, что встретил в жизни.
Увидев мужчину, русалка тут же бросила мытье (NB!) и приняла прельстительную позу, причем поза была потрясающая. Хриплым контральто, которое, как шутливо замечает писатель, можно было даже назвать и баритоном, она воскликнула: «Подойди-ка поближе, мужичок! Перекинемся словечком, поболтаем с приятностью!»
И великотитя тут же начала приближаться к В. Гроссу — река забурлила, из лона вод показались гигантские молочно-белые массы. Писатель утверждает, что русалка оказалась примечательной не только сверху. Ее характеризовал также мощный стеатопигиус. Писателю пришло на память выражение коллеги по перу — Хемингуэя — насчет остающейся невидимой под водой части айсберга. Этого оказалось для В. Гросса более чем достаточно, и он решил удалиться. Однако сперва крикнул, что сходит домой за ведром зеленого мыла для русалки.
Когда В. Гросс примерно через полчаса рискнул выглянуть из-за кустов, голотитя-великанша, к сожалению, исчезла.
В. Гросс был несколько огорчен. Он признает, что за время сидения в кустах успел поразмыслить о некоторых категориях марксистской эстетики, причем понятие «красота безобразного» благодаря голотите- великанше стало ему гораздо яснее. Он закончил свое сообщение так: «С самого детства хотел я совершить что-нибудь великое и гуманное — и вот упустил благоприятную возможность». В голосе известного писателя прозвучала грустная нотка.
Местные жители сообщают, что позже видели В. Гросса на берегу реки играющим на скрипке.
В последнее время встречи с голотитей-великаншей стали редки. Но мы надеемся, что ее все же рано относить к ископаемым, хотя известно, что именно гигантские формы особей менее устойчивы к изменениям природных условий. Загрязнение наших вод, по-видимому, весьма опасно для этого любящего чистоту вида русалок. Тем не менее будем ждать сообщений о новых контактах.
Заканчивая главу о голотитих, автор отмечает странное обстоятельство: все представительницы этого семейства проявляли благосклонность к писателям. Факт, наводящий на размышления. Впрочем, делать выводы пока еще преждевременно.
ГОЛОВОЧЕСКИ
Детальное рассмотрение очаровывающей силы волос мы уже провели при описании прекрасновласых. Прельстительное искусство головочесок основано на тех же самых роговых нитевидных производных кожи, в прекрасных волнах которых столь легко запутываются, а иной раз даже сами позволяют опутать себя ими, мужчины.
О головоческах, этом малочисленном и слабораспространенном семействе, можно заметить, что в использовании своего оружия они действуют смелее прекрасновласых: свои волосы они разрешают не только созерцать, но и трогать.
Очевидно, еще в незапамятные времена головочески заметили, что радости созерцания — сколь сильна ни была бы эта радость — человек предпочитает радость прикосновения. По нервным волокнам приятные ощущения достигают мозга, вызывают там очаги возбуждения и высвобождают разнообразнейшие, часто берущие верх над разумом инстинкты.
Желание доставить партнеру удовольствие, безусловно, следует считать заслуживающим одобрения. Вероятно, этого принципа придерживаются русалки всех видов, причиной же частой скудности человеческих чувств (если можно так назвать самоограничение и ограничение другого индивида) являются практические соображения и расчет, зародившиеся, весьма возможно, в давние времена, когда во всем видели товар. И в себе самом тоже. А великий Маркс показал в своих капитальных экономических трудах, что все товары старались сбывать возможно дороже. Так что нам следует считать положительным фактором приветливость и покладистость головочесок. Они свободны от расчета и стремления к личной выгоде, ничто естественное они не считают грехом. Категория естественного трактуется ими весьма широко — так, они не стыдятся паразитирующих на коже головы и в волосах многочисленных веслоногих рачков и карпоедов, а также различных водяных насекомых, которые вкупе создают там интересную и богатую видами экологическую систему, каковая, как уже упоминалось ранее, основательно рассмотрена американским демонопаразитологом П. Фтириусом.
Отношение этих русалок к естественному в известном смысле можно сравнить с обычаями эпохи средневековья. Известно ведь, что знатные дамы не выказывали относительно своих вшей ни малейшего стыда и смело сражались с ними в присутствии кавалеров, употребляя в качестве инструмента для чесания головы отделанные перламутром скребочки, которые зачастую бывали подарены дамам теми же самыми кавалерами.
Так что о головоческах можно было бы сказать много хорошего, если бы не одно огорчительное «но»…
Читатель, по-видимому, заметил, что автор упорно старается искоренить бытующее суеверие, будто русалки желают утопить человека. Людям свойственно делать далеко идущие выводы на основании единичного, отнюдь не характерного случая. Я категорически возражаю против подобных заключений. Что же касается головочесок, то я нахожусь в некотором затруднении: на протяжении длительной научной деятельности по изучению русалок мне не довелось лично соприкоснуться с головоческами, поскольку представительницы этого семейства в последнее время встречаются чрезвычайно редко. Поэтому волей- неволей я вынужден опираться на более ранние литературные данные. А в них содержатся весьма резкие обвинения по адресу головочесок.
Правда, ни в одном источнике нет конкретных сведений о случаях утопления, речь идет всегда о подозрениях, о предположениях, однако попытки затащить в воду упоминаются неоднократно. В защиту русалок автор
данного определителя может лишь напомнить, что и люди нередко тянут друг друга в воду, причем такое поведение вытекает из желания порезвиться. Толкание и падение в воду смешило людей задолго до Чаплина. Надо надеяться, что новые встречи с головоческами приблизят нас в будущем к объективной истине. Приводимое ниже описание последней из известных встреч с русалкой этого вида также может способствовать снятию подобных подозрений.
Головочесок обвиняют еще в одном грехе. А именно — в любви к своему полу, то есть в приверженности к лесбийской любви. В двадцатом веке мораль, конечно, стала свободнее, эмансипация и раскрепощение женщин открыли перед слабым полом новые сияющие горизонты, к которым с понятным азартом устремились представительницы такового. Поэтому некоторые моралисты не считают более гомосексуализм смертным грехом, мотивируя свою точку зрения тем, что стремление расширить кругозор в принципе не может считаться предосудительным. Распространению гомосексуализма, который был известен еще в античные времена, препятствовала, по всей видимости, именно боязнь конкуренции со стороны противоположного пола. Есть, однако, и другие причины (интересными мыслями о них, между прочим, поделился французский исследователь Робер Мерль в своем труде «Защищенные мужчины»).
