Анализируя увлечение русалок лесбокультурой, следует учитывать еще один фактор, вернее, совокупность факторов. Русалки ведь не способны к размножению. А если работа не приносит плодов, стоит ли умствовать над вопросами методики ее выполнения? Кроме того, в психологическом смысле русалки находятся в совершенно ином положении, чем люди. Когда мы будем рассматривать перевоплощения русалок, мы увидим, что у них имеются весьма разнообразные (хотя и не бесконечные) возможности в этом отношении. Они могут превратиться в седобородого старика, в зайца, в калач и так далее. Если же кто-то достаточно долго фактически принадлежит к противоположному полу или, более того, становится каким- нибудь неодушевленным предметом, то весьма естественно, что его духовный облик под влиянием столь глубоких пертурбаций может значительно изменится. (Автору никогда не представлялась возможность стать, например, быком, однако он не сомневается, что продолжительное быкосостояние существенно изменило бы его вкусы и мировоззрение).
И вообще, если у индивида имеется возможность воплотиться в тот или иной пол, можно ли в таком случае говорить о гомосексуализме?! Еще менее пристало нам устанавливать какие бы то ни было этические нормы: исследователи олигохет отнюдь не ставят в вину дождевому червю, что тот, хотя и предпочитает для спаривания коллег по виду, однако, будучи закрыт в стеклянной банке, осуществляет священный акт любви и размножения в одиночку.
Однако мы, кажется, несколько удалились от темы, тем более что, начав эти рассуждения, уже наперед признали их несущественными.
В дихотомической определительной таблице необходимости нет, поскольку
ГОЛОВОЧЕСКА ЧЕРНОЗУБАЯ
РУБАШКА РУСАЛКИ (№ 49)
Ф. Вахе из Кассааре.
Как-то раз вздумал один парень отдохнуть на бережку реки Эмайыги под Кярла, на травке поваляться. И вдруг выходит из реки красивая молодая женщина и велит у нее «в голове поискать».
Парень тут же смекнул, что дело нечисто, но отказаться не осмелился. Поискал у женщины в голове. За труды она подарила парню рубашку.
Получив подарок, парень стал посмелее. Сказал: «У тебя зубы черные, все равно как у русалки!»
После этих слов женщина исчезла с глаз. Тогда парню стало ясно, что он имел дело с русалкой. Однако рубашку он долго носил.
Однажды у парня спросили, где он достал такую прочную рубашку.
Он ответил: «У русалки!»
После того парень пропал. На другой день его вытащили утопленным из реки, нос отъеден.
Последнее сообщение заканчивается весьма мрачно. К сожалению, оно не единственное. Немецкий исследователь Хольцмайер («Осилиана», 1872) также говорит о русалках, которые, высунувшись из воды, предлагают прохожим серебряные топоры. Если кто-нибудь соблазнится принять предлагаемое, русалка тут же тащит его в воду. А если это не удается, русалка будто бы откусывает у взявшего топор нос или еще какой-нибудь член. Жуткая история, если это соответствует действительности…
Теперь еще об одной, более поздней встрече; она произошла в 1971 году, и о ней рассказал пожилой рыбак Я. Аер.
«Я так скажу: на все сто болтовне Михкеля Сарапика верить не приходится; вот когда он насчет своего удачного лова рассказывает, тут, может, и не врет. А ежели врет, так складно.
Один раз никак у него не клевало, даже щуренка паршивого не вытянул. Ну, конечно, загрустил мужик, сел На камешек, принял из фляжки утешение и задремал. Вдруг видит: стоит перед ним молодая бабенка, из себя недурная. И вот, значит, бабенка эта за плечо Михкеля тихонечко потрогала и не громко так говорить: «Поищи у меня в голове». Ну, сперво-началу-то Михкель
сказал ей пару теплых — что, говорит, у тебя стыда нет, небось сейчас не старое время, власть у нас народная, мыла в лавке навалом, и в баню сходить всякому по карману. А бабенка свое — жалостно просит, давай, мол, поищи хоть чуток, больно голова чешется, вдруг какой клещ в волосах застрял, а они, дескать, сильное воспаление вызывают. Ну, Михкель порылся у ней в волосах. Жутко они замусоренные были, Михкель выковырял несколько штук диковинных тварей, навроде тех букашек, что у карпов водятся — их рыбьими вошами зовут.
— А ведь ты здорово на водяного жителя смахиваешь, — удивился Михкель. — Цельными днями небось в воде плаваешь, что-то у крещеных людей я этаких животин не видывал.
— Да, я и вправду много в воде бываю, — скромно согласилась бабенка.
Михкель опять принялся у ней в голове искать. Букашек этих тьма-тьмущая в волосах, и все крепко к коже присосались. Тут Михкелю пришла хорошая мысль, он вытащил из кармана фляжку, в левом кармане у него завсегда коньяк «три косточки» (по-простому — денатурат), а в правом — пузырек с политурой. Ну, хоть Михкелю, ясное дело, и жалко было, ливанул он порядком и из левой, и из правой фляги на голову
И, обернувшись, крикнула Михкелю, чтоб тот еще разок рыбацкое счастье испытал. Михкель возьми да попробуй, и надо же — елки зеленые! — рыбины одна за другой так и кидаются на крючок, только снасть забрасывай. Столько рыбы добыл, что пришлось на тачке везти. И с тех пор у мужика такое рыбацкое счастье, что если бы он по должности рыбаком был, то уж не один раз героем соцтруда стал бы. Но он ловит рыбу в свободное время, в одиночку, место другим не показывает. Такой вот жадина. Его как-то раз спросили, не русалки ли, мол, тебе помогают. Он отпираться не стал, рассказал эту историю. А под конец добавил, что он, дескать, воинствующий атеист — да еще сколько вечеров в вечернюю школу ходил — и в русалок не верит. Ни вот столько не верит, ну а ежели они, окаянные, тебе рыбу предлагают, чего ж отказываться-то…
— Коли вы мне не верите, — закончил свой рассказ Я. Аер, — валяйте разыщите Михкеля, сами увидите, что я не вру: у него завсегда в одном кармане фляжка коньяка «три косточки», а в другом — бутылка политуры».
