бросилась к соседям:
— Помогите, люди добрые, если сможете. Нечистая сила замучила!
Соседи два здоровенных молодых мужика вошли в мою квартиру, опасливо озираясь по сторонам. Вижу, боятся. А между тем каждый косая сажень в плечах, кулаки как кувалды.
— Боитесь? — спрашиваю.
Они молчат, только глазами зыркают по мебели, по стенам. Я говорю:
— Да вы присаживайтесь к столу. Сейчас приготовлю чай. Попьем чаю, и я вам расскажу, какие страсти-мордасти творятся тут, в этой вот комнатушке.
Только я это, значит, сказала, как дверца гардероба, высящегося возле окна, сама собой резко и шумно распахнулась. И по комнате пронесся вихрь как струя воздуха от лопастей работающего вентилятора. Вихрь влетел в платяной шкаф, и мои платья, развешанные в нем на плечиках, заколыхались, зашелестели, потревоженные бесовским ветерком.
На мгновение все стихло.
Потом тугая струя воздуха выпорхнула из шкафа назад в комнату с шумом, похожим на шипящий свист. Она вздула колоколом гардину, прикрывавшую окно, и ударила по оконному стеклу. Стекло со звоном лопнуло. Его нижний правый угол выскочил из рамы и упал на пол, где и рассыпался на мелкие осколки.
Лица у моих соседей стали белее мела.
Один из них его Андреем кличут развел руками о говорит:
— Ну, страх и ужас!
А я заплакала, пялясь на разбитое оконное стекло. Придется треугольную дырку в его углу заклеивать бумагой. На новое стекло у меня нет денежек.
Тут Андрей делает шаг вперед, подходит ко мне и обнимает громадной своей ручищей меня за плечи.
— Не плачь, бабка, говорит. Мужайся.
— Да как же не плакать, если «он» стекло раскочегарил.
— Мужайся, повторяет басом Андрей. И помни: мы с тобой товарищи по несчастью.
Услышав это, я так удивилась, что и в самом деле перестала плакать. Дошло тут же до меня, почему соседи вошли в мою квартиру боязливо, с опаской.
— Что? спрашиваю. У вас «он» тоже безобразничает?
— Тоже, кивает Андрей. Но у нас потише, а у тебя… У-у, сильно! У нас вот что бывает. Дважды в неделю по утрам невидимые и очень холодные руки хватаю мою жену… гм… за разные места. За самые разные. И на теле остаются большие синяки, которые непонятным образом полностью исчезают к вечеру.
Я ахнула и давай креститься. Андрей тоже перекрестился. Потом я рассказала соседям о том, как выглядит карлик. Про его руки с когтями рассказала. Про коричневую шерсть. Про красные светящиеся глаза. Соседи повздыхали, посочувствовали мне и отправились восвояси.
На другой день полезла я в гардероб, чтобы взять оттуда перчатки с полки. Протянула руку к перчаткам и вдруг чувствую: кто-то обхватил мою ладонь и несильно сжал. А пальцы-то у обхватившего ледяные! Слышу, шипит «он» из шкафа. Я как руку выдерну да как отскочу от гардероба! А «он» все шипит… В страхе захлопнула я дверцу шкафа, и шипение стихло. Но тут же стал перекатываться в шкафу, стукаясь о стенки, какой-то твердый предмет. А там, в гардеробе, ничего твердого и в помине нет. Платья висят на плечиках. На полочках разложены кофты, нательное белье, носки, полотенца. Полтора часа подряд стучало.
Вот так и живу. Почти каждый день какие-то новые напасти.
КИКИМОРА
«Кикимора» так называется документальный рассказ, принадлежащий перу малоизвестного русского прозаика Ореста Сомова (1793–1833). Суть его такова.
В конце XVIII века в доме крестьянина Панкрата Пантелеева стали происходить странные вещи. Семилетняя его внучка Варя спала вместе со своей бабкой Марфой, женой Пантелеева, в отдельной крохотной комнатушке… И вот бабка, пишет О. Сомов, «стала замечать диковинку невиданную: с вечера, бывало, уложит ребенка спать, как малютка умается играя, с растрепанными волосами, с запыленным лицом; поутру старуха посмотрит лицо у Вари чистехонькое, волосы причесаны и приглажены… сорочка вымыта белым-бела… Перед тем еще старуха не раз слыхала по ночам, как вертится веретено и нитка жужжит в потемках; а утром, бывало, посмотрит у нее пряжи прибавилось вдвое против вчерашнего… Старики смекнули, что у них в доме поселилась Кикимора». Естественно, они перепугались.
Поразмыслив, обратились к местному священнику с просьбой, «чтоб он отмолил их дом от Кикиморы. А отец Савелий и давай их журить: толковал им, что… всей семье только мерещилось то, чему будто бы сдуру верили».
Спустя некоторое время поведение нечистой силы изменилось стало вдруг агрессивным: «Холила ребенка и пряла за хозяйку: никто ее за тем не видал, не слыхал; с этих пор… она стала по ночам делать всякие проказы. То вдруг загремит и затрещит на потолке, словно вся изба рушится; то впотьмах подкатится клубком кому-либо из семьям под ноги и собьет его как овсяной сноп; то, когда все уснут, ходит по избе, урчит и сопит, как медвежонок; то среди ночи запрыгает по полу синими огоньками… Так билась бедная семья круглый год».
И вот однажды к Панкрату явилась некая нищая старуха бродяжка. Она заявила, что готова помочь выгнать начистую силу из дома.
Вот что она посоветовала сделать: «Сегодня у нас воскресенье. В среду на этой неделе, ровно в полдень, запрягите вы дровни… Да, дровни; не дивитесь тому, что нынче лето… Запрягите дровни четом… в корень впрягите лошадь, а на пристяжку корову… Подведите дровни вплоть к сеням; расстелите на дровнях шубу шерстью вверх. Возьмите старую метлу, метите ею в избе, в светлице, в сенях, на полотке под крышей и приговаривайте до трех раз: «Честен дом, святые углы, отметайтеся вы от летающего, от плавающего, от ходящего, от ползущего, от всякого врага во дни и в ночи, во всякий час, во всякое время на бесконечные лета, отныне и до века. Вон, окаянный!»
О. Сомов приводит текст заговора от нечистой силы в его дословной записи, сделанной со слов нищенки-бродяжки.
Послушаем, что советует делать нищенка-бродяжка далее: «Да трижды перебросьте горсть земли через плечо из сеней к дровням, да трижды сплюньте. После того свезите дровни этою же самою упряжью в лес и оставьте там и дровни, и шубу. Увидите, что с этой поры вашего врага и в помине больше не будет».
О. Сомов далее сообщает: «В эти три дня, от воскресенья до среды, Кикимора, видно, почуяв, что ей не ужиться дольше в том доме, шалила и проказничала пуще прежнего. То посуду столкнет, то навалится на кого в ночи и давит… то хлебное зерно перетаскает из сушилки на ледник, а лед из ледника на сушило. В последний день и того хуже: весь домашний скарб был переворочен вверх дном, и во всем доме не осталось ни кринки, ни кувшина неразбитого».
В тот же день, то есть в среду утром, случилось совсем уж нечто невероятное. Варя, внучка Панкрата, была внезапно вознесена неведомой силой на крышу избы со двора, а потом «вдруг стремглав полетела с крыши, как будто бы кто из пушки ею выстрелил!». Удивительное дело, девочка осталась при этом жива, хотя и долгое время пролежала в беспамятстве.
Ровно в полдень Панкрат Пантелеев вместе со своими многочисленными внуками подвез дровни, запряженные лошадью и коровой, к сеням дома. В этот момент, отмечает О. Сомов, на них «сыпались черепья, осколки кирпичей и мелкие каменья; а женщин в избе пугал то рев, то гул, то вой… то потолок начинал дрожать: так и перебирало по всем половицам и сквозь них на голову сеяло песком и золою… Пантелеев опрометью кинулся в избу, схватил метлу и давай выметать да твердить заговор, которому нищенка-бродяжка его научила. Проказы унялись… Старик трижды бросил через плечо землю горстями, трижды плюнул и велел двоим внукам взять лошадь и корову под уздцы да вести их с дровнями со двора,
