Полдень, XXI век (апрель 2012)

калькам компьютерных решений. Человек становится неким полумагическим элементом, который живет вроде бы для себя, но уже и для техносферы. А техносфера, еще будучи не в состоянии осмыслить сама себя, использует человека как замыкающее звено ее причинно-следственных связей.

Каков может быть ответ человека на все эти потенциальные угрозы?

Микрочипы в крови или укрепленные микроволокном кости скелета, или усовершенствованные хрусталики глаз – дадут лишь очередного «супермена». Но сознание человека мало изменится. Даже нейрошунт, устройство, которое позволит нервной системе напрямую воспринимать информацию от компьютера, здесь не поможет.

Основное требование для сохранения за человеком его статуса – это неограниченные возможности роста его умственных способностей. Лишь обретя возможности по самосовершенствованию, присущие сейчас компьютерам, человек, как субъект, останется во главе техносферы. Так сказать, на вершине пищевой (интеллектуальной) пирамиды.

Подобную трансформацию называют перекачкой (или преображением) – сознание человека оцифровывается и переводится в машину. Идея далеко не нова, неоднократно «обкатывалась» в фантастической литературе. Она, понятно, является весьма спорной по этическим и религиозным соображениям.

Но оцифровка человеческого сознания и создание ИИ – это две стороны одной медали. Если ИИ будет создан на фоне значительного отставания в технологиях работы с мозгом, то люди теряют свое место на вершине техносферы. Самое грустное, что для этого надо просто оставить все как есть: конкурентная борьба и войны обеспечат появление ИИ – ведь в бесплатных и сообразительных работниках нуждаются практически все. Если же будет создана технология преображения, то человечество раскалывается на тех, кто может себе позволить перенос, и всех остальных, – этот вариант блестяще показал Р. Желязны в романе «Князь света».

Основное противоречие, которое вскрывает данная работа, – это противоречие между созданием искусственного интеллекта и оцифровкой сознания.

И у преображенных будут свои проблемы. Основная из них – самотождественность личности. Человек переживает множество психологических кризисов в детстве, но там есть привязка к обществу, к подобным ему, в конце концов – к собственному телу. С какими кризисами столкнется сознание после преображения – сказать очень тяжело. Программное состояние психики позволит человеку свободно перестраивать собственную личность, и эта личность будет непрерывно развиваться. Цифровое самосовершенствование – принципиально новая степень свободы.

Самые известные (или самые одиозные) трансгуманисты называют 2030-е годы[2] наиболее вероятным временам технологической сингулярности. Эти прогнозы могут не сбыться. Как не сбылись в полном объем прогнозы о быстром создании программ-переводчиков, о конструировании ИИ еще в 70-х гг. XX века и множество других оптимистичных предположений. Но даже если к созданию полноценного самосовершенствующегося ИИ человечество подойдет в 2050-60-х – это будет означать коренное изменение человеческой истории.

Однако в пояснении того, что же будет дальше, за гранью, – футурологи вообще, и трансгуманисты в частности, чрезвычайно немногословны. Что же можно разглядеть в грядущих витках научно-технического прогресса?

Главное, что после своего создания ИИ будет неограничен в росте. Биологических рамок, которые задает мозг, у него нет. Следовательно, возможно объединение всей техносферы в рамках единой управляющей структуры – возникновение моносубъекта. Этот сюжет неоднократно рассматривался в фантастической литературе, изрядно опошлен и затаскан. Сколько-нибудь аналитическое рассмотрение основных вариантов подобной интриги требует десятков страниц текста и множества допущений в стиле «Загадки Прометея» Л. Мештерхази.

Но образ моносубъекта позволяет сформулировать противоречие, которое будет характерно для техносферы после достижения технологической сингулярности:

Противостояние между моносубъектностью и полисубъектностью; между неантагонистическим решением всех противоречий в рамках одной личности, и острой конкурентной борьбой нескольких индивидуумов.

То есть противоречие между частью и целым, между всеохватным единством и необходимым разнообразием.

Любой кризис в целиком компьютеризованной техносфере будет провоцировать возникновение моносубъекта – хотя бы с целью экономии ресурсов или для победы над противником. И с возможностью подобного «конца истории» необходимо считаться, ведь на фоне моносубъекта человечество уже не будет играть определяющей роли.

Но будет ли бесконечным развитие этого моносубъекта? Для самообновления необходимо актуализировать некие противоречия, но внутри моносубъекта такой возможности может элементарно не оказаться – все самостоятельные центры мышления будут устранены. Тогда единственным вариантом остается бесконечная экспансия нашей техносферы во вселенной и при этом, как ни парадоксально, потеря ее субъектности. Если будут повторяться одни и те же стандартные решения, замкнется цикл самовоспроизводства – и мы получим образ, похожий на образ Океана планеты Солярис. Техносфера скатится, если уместно такое сравнение, из животного мира в растительный, и кремниевый «Океан», выросший из наших компьютеров, будет активно заселять планету за планетой.

Если сохранятся несколько центров мышления – это привнесет в техносферу более явные противоречия. Пока одни субъекты будут тратить время и ресурсы на освоение территорий, другие смогут вырасти качественно. Создать принципиально новые технологии, которые позволят взять под контроль «первопроходцев» – более совершенные программы, энергетические системы, оружие. В конкурентной борьбе будет постоянно возникать фактор принципиально новой технологии.

Можно представить себе гипотетическую науку, которую, по аналогии с наукой о биосфере и среде обитания – экологией, можно будет назвать наукой о равновесии разумов в пространстве – экофренией. Она будет описывать ту иерархию разумов, которая сложится после широкого распространения ИИ. Понятно, что эта иерархия будет чрезвычайно подвижной, так как составляющие ее субъекты смогут перестраивать собственные личности. Это как если бы музыканты могли бы улучшать слух и навыки игры простой «дозагрузкой» новых программных пакетов. Лучшие пианисты и виолончелисты, конечно, имели бы большие шансы получить свежие программы, но и посредственный скрипач после обновления заиграл бы не хуже Паганини.

3. Самость России

Изменения, которые ждут нас в ближайшие сто лет, так велики, что на их фоне меркнут отличия страны от близких и дальних соседей. Однако это не значит, что надо отказываться от самих себя; напротив, вполне возможно обеспечить преемственность – сохранить линию развития страны, ее индустрии, науки и искусства. Обеспечение культурной преемственности в развитии содержит противоречие: между своей конкретной, нынешней формой – и будущим, которое может принять произвольное обличье.

Статичное укрепление идентичности всегда сводится к проставлению национальных штампов на всех окружающих предметах, словах и образах. Чем заканчивается подобная линия поведения, хорошо видно на примере Эстонии или Латвии.

Однако путь космополитической империи, в которой народы смешиваются без общей цели, не менее опасен. Если империя терпит поражение, то носители «стандартного культурного набора», как то язык и нормы поведения, не желают тратить свои жизни на ее спасение. Если взять русскоязычных эмигрантов, переехавших в Израиль, или жителей западной Украины, или многих жителей Кавказа – владение русским языком нисколько не приближает их к цивилизационному проекту «Россия». Имперский язык – лишь основа сохранения единства общества, но не гарантия жизни «души народа».

Цивилизации движутся вперед империями, при том, что империя a priori многонациональна. Любая страна, объединяющая в своем составе столько народов, сколько Россия, сталкивается с феноменом этнической контр культуры: некий субэтнос, этнос или даже социальная страта осознают выгодность действий, направленных на разрушение государства. Объединяющие население религиозные культы, языки, метафизические идеи на определенном этапе перестают работать по отношению к такой группе. Эту группу людей можно квалифицировать по-разному: как «антисистему» Л. Н. Гумилева или как «бесов» Ф. М.