несоизмеримо больше, чем истерики Константина Ивановича...
Мне довелось работать со многими крупными тренерами. В «Динамо» — с Пономаревым и Соловьевым, в сборной — с Якушиным. Столько лет отыграв, я знаю, конечно, как строили тренировочный процесс Качалин и Морозов, Виктор Маслов и Симонян. Лучшим я бы назвал Бескова. Константин Иванович тонко чувствовал футболистов, на интуитивном уровне — спортивная наука и медицина в этом деле для тренера лишь подспорье — понимал, когда нужно нас нагрузить, а когда можно дать послабление. Его тренировки были и интересны, и полезны. Никто другой не умел так быстро поставить команде игру, определить возможности игрока. Бесков был силен не только как практик, но и как аналитик. Теоретические занятия у него скорее защиту диссертации напоминали. Продолжались по нескольку часов, игра соперника разбиралась до мельчайших подробностей, да еще и примерами из матчей лучших зарубежных команд все подкреплялось.
Если бы не отдельные его завихрения, Константин Иванович мог добиться побед, куда более громких, чем те, что за ним значатся. Иной раз ему и смелости не хватало, как, скажем, в финале Кубка кубков в 1972 году, когда «Динамо», встречаясь с шотландским «Глазго рейнджере», выбрало почему-то оборонительную тактику.
— Дебют команды в европейских кубках вы застали...
— Осенью 1971 года сыграл с греческим «Олимпиакосом». В обоих матчах — на позиции свободного защитника. Тогда такого игрока «чистильщиком» называли. На это место Бесков меня впервые определил в матче с «Пахтакором» в Ташкенте. Так что большую часть того сезона пришлось отыграть защитником. И ничего, даже интересно было.
Где-то в октябре услышал от Бескова, что на этой позиции он видит молодого Долбоносова. Мне же посоветовал поиграть за дубль. Это уже перебор был. Такого удовольствия я даже Константину Ивановичу не мог доставить...
Шоком расставание с командой для меня не стало — все к этому шло. Тем более что оставался хоккей. Но и заканчивать с футболом в мои планы не входило.
— Прежде, чем мы продолжим путешествие по вашей футбольной биографии, вспомните тех, с кем npoeeiiu последние сезоны в московском «Динамо».
— Выделю троих — Владимира Смирнова, Юрия Семина и Владимира Эштрекова. Центральный защитник Володя Смирнов по своим потенциальным возможностям мог играть в сборной — фактурный, смелый, надежный. Головой хорошо играл. Если бы не серьезное заболевание почек, которое заставило его уйти из футбола в 23 года, так бы, поверьте, и случилось.
Юра Семин пришел в «Динамо» нападающим, но Бесков вскоре нашел ему место в полузащите. Колючий был игрок, неприятный для противника. И на тренировках никого не щадил, действовал по принципу «на поле друзей нет». При этом немало забивал, и не проходные, а важные для команды голы. Удар у Семина своеобразный был, не столько сильный, сколько коварный — трудный для вратарей. Уверен, что Бесков его прижимать стал только из-за того, что «Сэм» со мной и Аничкиным дружил. Он тоже ушел из «Динамо» в расцвете сил — весной 1972 года.
Володя Эштреков на правом краю атаки в лучших своих матчах в традициях предшественников играл — Урина и Фадеева, а, может, и сильнее. Скоростной, финты необычные, защитников, случалось, просто раздевал. В матче с «Барселоной» на турнире в Испании в 1970-м настоящий концерт устроил — болельщики стоя аплодировали. Его нужно было передачами «кормить», что мы с Семиным и старались делать. А вот когда Сабо появился, Эштрекову труднее стало. Тот привык в Киеве многое для себя делать, вместо паса нередко издали по воротам «заряжал».
— При вас появтись в команде такие одаренные форварды как Анатолий Кожемякин и Анатолий Байдачный...
— Кожемякина природа щедро наградила. Мощный, быстрый, головой много забивал. Но что бы из него получилось дальше, никому не дано узнать. Погиб парень в 21 год, только после тяжелой травмы восстановился...
Мое мнение, что Бесков его и Байдачного испортил — слишком рано начал выпускать, да и поблажек много делал. Стали ребята погуливать в компании с Жуковым. Константин Иванович предпочел Байдачного наигрывать, когда Эштреков в самом соку был. Мог, кстати, и Витя Вотоловский еще играть, он неплохо на правом краю выглядел, но Бесков не простил ему развода со своей дочерью Любой.
— Вы упомянули о том, что перейти из «Динамо» в другой клуб вам было нелегко. Как эта проблема решшшсь?
— Меня звали «Зенит» и минское «Динамо», но председатель городского совета «Динамо» Лев Евдокимович Дерюгин — человек, который был для нас, что отец родной — по любому делу к нему обращались, откровенно сказал: «Не могу я тебя, Валера, в высшую лигу отпустить».
Здесь такой нюанс важен. Когда в 1969-м Вадим Иванов перешел из «Динамо» в «Спартак» и стал чемпионом, Бесков все свалил на Дерюгина. Дескать, за то, куда отчисленный игрок уходит, он не отвечает. Второй раз прогневить начальство Ев- докимыч побоялся, позиции его уже не так крепки были. Да я и сам не хотел в высшей лиге мелькать.
Была и еще одна сложность. Если Иванов, уходя в «Спартак», погоны снял, то меня «Динамо» должно было откомандировать. Договорился с Вячеславом Дмитриевичем Соловьевым, который возглавил «Пахтакор», оказавшийся в первой лиге. Он
подключил местное руководство, вопрос о моем переходе решался на уровне первого секретаря ЦК Узбекистана Рашидова. Вот тут Константин Иванович свой норов вновь показал. Нажаловался Шумилину, мол, как же так, я Маслова убрал, а он в Ташкент поедет, где и зарплата 500 рублей, и премиальные большие?!
Соловьев сначала телефон обрывал, потом Юру Пшеничникова прислал, который как раз из ЦСКА в Ташкент возвратился. «Что ты, «Масло», в Москве застрял? — спрашивает, — тебе и квартира готова, и машину дадут...» Можно было, конечно, упереться. Соловьев через верха все бы пробил, но как тогда на меня в «Динамо» смотреть стали?
— Куда же вы поехали?
— В Махачкалу, в динамовскую команду второй лиги. В почетную ссылку на Кавказ отправили, как мятежного поэта. Опасались, вероятно, меня поблизости от Москвы держать. Тем более что в середине того сезона Аничкин и Штапов в брянском «Динамо» оказались. Вдруг бы мы опять соединились...
