Сергей Абрамов
Этот многоликий Шекли
Всякий литературовед — немножко бухгалтер: прочитал, разобрал, посчитал, классифицировал, разложил по ячейкам. Дебит — кредит. Все сходится.
А если не сходится?.. То-то удар по бухгалтерским нервам!..
В таком случае Шекли явно противопоказан литературоведу-бухгалтеру: у Шекли ничего не сходится, все кувырком, попробуй — разберись!
Его герои схватились «не на жизнь, а на смерть в титанической битве, которая, единожды разгоревшись, стала неизбежной. Марвин нанес Краггашу удар под ложечку, затем снова нанес удар — в нос. Краггаш проворно обернулся Ирландией, куда Марвин вторгся с полулегионом неустрашимых скандинавских конунгов, вынудив Краггаша предпринять на королевском фланге пешечную атаку, которая не могла устоять против покерного флеша. Марвин простер к противнику руки, промахнулся и уничтожил Атлантиду. Краггаш провел драйв слева и прихлопнул комара».
Какова цитатка, а?.. Кто что-нибудь понял, поднимите руку!.. Нет таких, никто ничего не понял. И поделом.
Потому что дальше — больше. Пока шокированы лишь чувства, а сейчас предстоит испытание разуму. Вот как Шекли мыслит себе утопию. Узаконить преступность — значит уничтожить ее как факт. Хотите избавиться от нищеты — да здравствует воровство! Сделайте конструктивным политическое убийство. Узаконьте беззаконие — и нечего будет нарушать. А справедливость, по мнению Шекли, — это не для утопии…
А вот социология «по Шекли»:
«…Вся жизнь на Земле опирается на строго уравновешенную систему убийств».
Цитирование легко можно было бы продолжить и без ущерба для собственной логики доказать, что Шекли — мрачный мизантроп, социально опасный человеконенавистник, а как стилист склонен к пустым формальным изыскам, которые ни уму, ни сердцу ничего не дают.
Но придет другой бухгалтер и начнет цитировать в свою очередь:
«…Он… сладко потянулся, испытывая несказуемое удовольствие от света, и воздуха, и ярких красок, от чувства удовлетворения и сознания того, что есть в этом мире дело, которое он должен исполнить, есть любовь, которую ему предстоит испытать, и есть еще целая жизнь, которую нужно прожить».
Где здесь мизантропия, где человеконенавистничество?
Или вот:
«Как только вы займете свое место в Галактическом Содружестве — и, смею вас уверить, это почетное место, — ваши войны прекратятся. К чему воевать — ведь это противоестественное занятие…»
Цитатничество тем и опасно, что надерганными из контекста абзацами, фразами, диалогами можно обвинить автора в чем угодно, а он, бедолага, ни в чем подобном не виноват. Да, Шекли искренне ненавидит войну, высмеивает тупоголовых «ястребов»-экстремистов. Да, он побаивается машинизации мира, считая, что никакая машина никогда не сможет стать панацеей от бед и забот человеческих. Да, он иной раз излишне «пасторален», он всерьез тоскует по «утерянным корням», бежит урбанизации. Да, он склонен видеть будущее не слишком светлым; он не отрицает, правда, что это — будущее его страны, но проецирует его на планету в целом… Пожалуй, те самые «ястребы»-экстремисты, но не завтрашние, а нынешние, соотечественники и современники Шекли, вряд ли сумеют отыскать в разноречивом творчестве писателя так называемую «красную угрозу». Более того, они вполне могут поднять на щит его роман «Хождение Джоэниса», в коем Шекли повествует об атомном конце света, о преддверии «армагеддона» и о финале его. Зло и безжалостно обличая военную истерию в США, неизбежно ведущую, по мнению автора, «к последнему берегу», Шекли не сумел увидеть (или не захотел?..) в сегодняшнем мире сил, способных противостоять убийству и самоубийству цивилизации.
Я не собираюсь сейчас — заочно! — спорить с Робертом Шекли, убеждать его в том, что такие силы есть, что будущее за этими силами и оно ничуть не напоминает мрачноватые, хотя и блистательно выписанные Шекли, картины нашего Завтра. Бессмысленно его в том убеждать. Роберт Шекли — типичный представитель (как мы привыкли писать в школьных сочинениях) творческой интеллигенции США, я бы сказал даже — ее официальной элиты. Ему еще нет шестидесяти (он родился в 1928-м), он на зависть талантлив, на зависть плодовит и на зависть удачлив. Книги его выходят без задержки, фильмы по его сюжетам снимаются с хорошей регулярностью, журналы прямо-таки охотятся за его произведениями. За плечами Шекли — богатая биография, подарившая ему самые разные впечатления и ощущения. После окончания средней школы он работал садовником, буфетчиком, рассыльным, потом — армия, и не муштра вовсе, не какие-нибудь спецвойска, а служба редактором в газете, писарем, даже гитаристом в ансамбле. После армии — Нью-йоркский университет, специальность инженера-металлурга и сразу же литературная стезя. Достаточно сказать, что уже в двадцать шесть он был знаменит. Знаменитый писатель знаменитой страны… Не исключено, что он может повторить вслед за великим англичанином Киплингом: «Права она или нет — но это моя страна».
Можно, конечно, подосадовать на Шекли: экая зашоренность мышления! — но осуждать его вряд ли имеет смысл. Его право…
Мы же в свою очередь тоже имеем право на собственное мнение. И по поводу творчества Шекли, и по поводу «конца света».
Но нельзя не отметить главного и, па мой взгляд, доминирующего во всех — без исключения! — произведениях писателя, будь то роман, повесть или короткий рассказ. Это главное бесконечная любовь автора к своему герою, вера в его силы, в его возможности, в его оптимизм, в его чувство юмора, наконец! (Впрочем, о чувстве юмора — позже…)
Вот рассказ «Особый старательский». Ситуация вполне «джеклондоновская», только (это же фантастика!) перенесенная на Венеру. На планете есть золото, которое попрежному в цене. Старатель Моррисон почти месяц один в пустыне. Вездеход (пескоход «по-венериански»…), как видимо, сломался, воды нет, золото вот-вот обнаружится, во всяком случае, все признаки месторождения этого благородного металла налицо. Ясно, что Моррисон найдет проклятое золото, разбогатеет донельзя, впоследствии оплатит и собственные долги, и долги друзей, а поначалу закажет прямо в пустыню (не забудьте о телепортации…) коктейль под названием «Особый старательский» — огромную, выше колокольни, чашу, наполненную чистой холодной водой. Сюжет, повторяю, «телепортирован» из лучших образцов американской литературы времен «золотой лихорадки». Но не в нем дело, как и не в фантастическом антураже. Шекли пишет своего старателя с явной любовью, наделяет его такими чертами характера, которые по давней литературной традиции всегда отличали разного рода первопроходцев. И главная из этих черт — целеустремленность. Всегда и везде. Вопреки так называемому здравому смыслу, олицетворением коего в рассказе становится весьма симпатичный, по-своему добрый и отзывчивый, но со всех сторон железный робот-почтальон. Моррисон верит в себя и свою удачу, а Шекли верит в Моррисона — «замечательного американского парня» Моррисона, быть может, потомка тех, кто «в свое время» с ружьем в руках боролся за независимость, сражался за освобождение негров, в 40-е годы нашего века воевал с фашизмом в Европе. А уже в пятидесятых — с социализмом в Корее, в шестидесятых — во Вьетнаме… И всегда был твердо убежден, что сражается за «великую американскую мечту». В зависимости от времен менялась мечта. И «особый старательский» в нее вполне вмещается…
Я позволил себе некую толику иронии, потому что верю в неистребимое чувство юмора, которым наделен Шекли. Ведь тот же «Особый старательский» (я имею в виду рассказ, а не коктейль) можно принять всерьез, умилиться железной — что там робот! — напористости героя, пустить скупую слезу на сухой песок венерианской пустыни, который так и пышет жаром через обложку. А можно вместе с Шекли улыбнуться над бедолагой Моррисоном, который сейчас пустит в упомянутый песок десятки фантастических тонн голубой, прозрачной, холодной, безумно дорогой своей «великой американской мечты».
Впрочем, тут Моррисон — не первый и не последний…
