мокрого, поросшего водорослями песка, казалось, вторили нечеловеческому хору.
Дом скрипел, словно аккомпанируя хору, и, когда ему пришлось шагнуть в сторону, чтобы удержать равновесие, Кроуфорд осознал, что дом трясся от землетрясения.
? То же самое было на прошлой неделе в Монтенеро, ? прошептала Джозефина, ? в ту ночь, когда Байрон убил Аллегру. Это погребальный плач Земли.
Когда они вернулись внутрь, Джозефина настояла на том, что остаток ночи проведет в комнате для женской прислуги; слишком утомленный, Кроуфорд молча согласился и один вернулся в их комнату.
ГЛАВА 18
Любви жемчужину ныряльщик не достанет
Коль брошен был, прекрасная Фелис,
В вод леденящих низ.
— А. Ч. Суинберн,
Мне было утешеньем,
Что не было и тени в ней людского существа…
— Перси Биши Шелли[358]
Следующим утром Мэри Шелли и Джейн Вильямс встали рано и сидели за утренним кофе, с волнением изучая голубой горизонт залива; Клэр поднялась позже и вызвалась добровольцем наблюдать с террасы, пока ее подруги пытались читать, скрывая от детей свое беспокойство ? но лишь когда солнце далеко перевалило за полдень и начало клониться над Портовенере, а ни один корабль так и не показался, троицу начала охватывать неподдельная тревога.
Джозефина снова возилась с детьми, исполняя обязанности гувернантки, и Кроуфорд провел весь день, пьянствуя на террасе. Клэр стояла у перил рядом с ним, но они почти не говорили.
Этой ночью он и Джозефина снова спали раздельно.
В полночь Джозефину разбудил едва слышный шепот, доносящийся снаружи. Она выбралась из кровати и оделась, сумев не разбудить при этом никого из слуг, а затем спустилась вниз по лестнице на первый этаж, и, миновав лодку, в которой она спасла Кроуфорда три недели назад, вышла наружу, на все еще теплый посеребренный луной песок.
На берегу стоял мужчина, и когда она шагнула наружу из-под арок, он повернулся навстречу и протянул ей руку.
Должно быть целую минуту ни один из них не двигался; затем она глубоко вздохнула, потянулась и взяла предложенную руку своей изувеченной левой рукой.
Они направились на юг по берегу моря, забирая вверх по склону, когда к ногам подбирались волны, и забредая на влажную песчаную полосу, когда вода отступала.
Спустя несколько прошедших в молчании минут она заглянула в серебристые глаза своего спутника. ? Ты мой друг из Альп, ? сказала она, напоминающе изгибая свою искривленную руку в его. ? С чего они думают, что ты этот Полидори?
? Я также и он, до некоторой степени, ? ответил мужчина. ? Он настойчиво искал кого-нибудь из моего рода, после того как покинул этих поэтов, а я был… доступным и полным жизни. Благодаря тебе, благодаря тому, что ты мне дала. Так что я завладел им, и когда он лишил себя жизни… ? не знаю как это лучше сказать ? крупицы внимания… или, скажем, семена; так вот, семена, которые я посеял в его крови, проросли и я восстал из его могилы.
Джозефина нахмурилась. ? Значит теперь вас тут двое? Тот, кто его укусил и тот, кто развился из его мертвого тела?
? Индивидуальность не столь жестко квантуется в нашем случае как в твоем. Мы словно волны, разбегающиеся по поверхности пруда или поросшего травой луга; ты можешь нас видеть благодаря тем материальным предметами, которые мы движем, но сами мы этими вещами не являемся. Даже семена, что мы сеем в людскую кровь, не являются физическими объектами. Это своего рода удерживаемое внимание, словно луч прорезного фонаря, следящий за объектом, движущимся в темноте. Моей сестре пришлось пройти через страдания и боль, чтобы собрать свой фокус в точке, где ее действительно можно было убить, но даже тогда она, наверное, не умерла бы, если бы не была связана с Шелли узами родства.
Джозефина бросила на него осторожный взгляд, но его лицо по-прежнему хранило безмятежность. ? Эта индивидуальность подле тебя, ? продолжил он, касаясь своей груди, ? может присутствовать одновременно в любом числе жизненных форм, так же как быть одновременно Полидори и незнакомцем, которого ты пригласила в свою комнату той ночью в Швейцарии.
На берег набежала, закручивая пенные водовороты, слабо светящаяся в лунном свете волна, и они шагнули вверх по склону, чтобы ее избежать.
? Это было давно, ? тихо сказала она.
? Время не имеет значения для моего рода, ? ответил ее спутник. ? Ему не обязательно что-то значить и для тебя. Пойдем со мной, и живи вечно.
Какая-то подавленная часть разума Джозефины была чрезвычайно напугана этим предложением, и она нахмурилась в обступившей их темноте. ? Как Полидори?
? Да, именно так. Ты сможешь выплывать на поверхность своего разума, только когда захочешь очнуться ото сна.
? Вы сейчас здесь, Полидори? ? с истеричной ноткой в голосе спросила Джозефина. ? Дайте о себе знать.
? Добрый вечер, Джозефина, ? сказал ее собеседник изменившимся голосом, который все еще хранил некоторую напыщенность. ? Для меня истинное счастье наконец-то встретиться с вами.
? Вы находили вашу жизнь невыносимой?
? Да.
? А теперь, вам удалось избавиться от тех… обстоятельств, тех воспоминаний? Ее лицо казалось расслабленным, но сердце бешено колотилось.
? Да.
? Вы ненавидите моего… вы ненавидите Майкла?
? Нет. Это осталось в прошлом. Я ненавидел его и Байрона и Шелли, всех этих людей, у которых было то, чего я так страстно желал ? божественная связь с Музами. Я отдал все, что имел, отдал даже
? А теперь, вы теперь жалеете что согласились? ? спросила она, удивляясь нетерпению, прозвучавшему в ее голосе. ? После того, как они не выполнили условий соглашения, которое вам казалось, вы заключили?
? Нет, ? ответил он. ? Я теперь живу вечно. ? Мне больше нет нужды писать стихи ? я теперь сам
