ГЛАВА 24
Their watchmen stare, and stand aghast,
As on we hurry through the dark;
The watch-light blinks as we go past,
The watch-dog shrinks and fears to bark…
— George Crabbe
Их стражи в ужасе стоят,
Когда несемся мы сквозь тьму;
Огни мигают, пряча взгляд,
И пес не лает на Луну…
— Джордж Крабб[402]
Возможно из-за того, что Парма[403] была занята про-австрийскими войсками, на следующее утро в конюшню не заявился священник, чтобы выдворить спутавшуюся с вампирами женщину из города. На рассвете хозяин конюшни отворил тяжелую деревянную дверь, тяжело ступая, подошел к одному из стойл и вывел лошадь, при этом он даже не взглянул туда, где на восхитительно мягкой копне соломы лежали Кроуфорд с Джозефиной, укрытые запасной лошадиной попоной.
Кроуфорд сожалел лишь том, что Байрон не догадался упаковать одеяла.
Мужчина вывел лошадь во двор, и Кроуфорд отбросил попону в сторону и поднялся. Он направился к карете, но там обнаружил, что кувшин с водой каким-то образом подхватил вездесущее чесночное зловоние, и, честя его на чем свет, захватил один из хрустальных бокалов Байрона, приблизился к поилке для лошадей и зачерпнул воды. Вода на вкус оказалась вполне приличной, так что он снова наполнил бокал и направился к Джозефине.
Он опустился возле нее и несколько секунд просто смотрел на ее худое, напряженное лицо. Когда он засыпал, она все еще бодрствовала, уставившись в потолок и сгибая связанные запястья и лодыжки, так что для него было загадкой, когда же она, наконец, позволила себе заснуть.
Он нежно потряс ее плечо, и ее глаза тут же распахнулись.
? Это я, Майкл, ? сказал он, пытаясь заставить голос звучать обнадеживающе, хотя понимал, что был последним, кого она хотела сейчас видеть. ? Присядь, чтобы я мог дать тебе воды.
Она вздернула себя вверх и покорно глотнула из бокала, который он поднес к ее губам. Сделав несколько глотков, она покачала головой, и он убрал бокал.
? Можешь меня развязать, ? хрипло сказала она. ? Я не буду пытаться убежать.
? Или убить себя?
Она отвела взгляд. ? Или убить себя.
? Я не могу, ? устало ответил Кроуфорд. ? Я бы не сделал этого, даже если бы это касалось только тебя. Я люблю тебя, и не хочу способствовать твоей смерти. Но в любом случае, это касается
? Его ребенок, ? сказала она. В ее голосе сквозило безразличие. ? Думаю, он действительно его. Они могут иметь детей от нас, ты знаешь.
Кроуфорд подумал о сестре-близняшке Шелли, которая вросла в его тело, когда он был еще в лоне матери, и в результате их затянувшегося соприкосновения заразила его и сделала его не вполне человеком. Изможденное лицо Джозефины напомнило ему лицо Христа, которое явилось ему во вчерашнем наваждении, и он взмолился, чтобы человеческий зародыш был единственным, кого вынашивает Джозефина.
? Нет, это человеческий ребенок, ? сказал он. ? Вспомни, я доктор, который на этом специализируется. Ты уже была беременна, когда впервые…. когда ты первый раз
Она закрыла глаза ? с неожиданным состраданием он увидел, как глубоко изборождены морщинками ее веки ? и по ее щекам покатились слезы. ? Ох, ? несчастно вздохнула она.
Где-то минуту ни один из них не решался прервать молчание. Из-за перегородки стойла высунулась лошадиная голова и изучающее посмотрела на них, затем фыркнула и снова скрылась из вида.
Джозефина вздохнула. ? Выходит, это даже могут быть… близнецы.
? Верно.
Джозефина поежилась, и Кроуфорд напомнил себе, что она сама была одной из близняшек, и что ее мать умерла от кровотечения через несколько минут, после того как ее родила.
Хозяин конюшни вернулся обратно, и все еще не глядя на Кроуфорда и Джозефину, отворило другое стойло. Кроуфорд напрягся, готовый прыгнуть на Джозефину и зажать ей рот ? но когда стало ясно, что она не собирается звать на помощь, он испытал благодарность за то, что их разговор прервали; ему нужно было время подумать. «Стоит ли, ? раздумывал он, пока хозяин вел наружу вторую лошадь, ? напомнить ей о смерти ее матери? Это обстоятельство, с подачи ее сестры Джулии, по сути, исковеркало всю ее юность. Усилит ли напоминание об этом ее тягу к самоубийству, или пробудит заботу о благополучии ребенка? Пойдет ли на пользу, если напомнить ей, через что прошел Китс, чтобы его сестра не стала жертвой вампира»?
Уже две ночи она не делилась своей кровью с Полидори, и Кроуфорд помнил, по давно минувшей для него неделе в Швейцарии, как тяжело без привычной утраты личности, когда это прочно вошло в твою жизнь.[404]
«Она, вероятно, только сейчас начинает обретать способность думать самостоятельно, ? подумал он. ? И ей это будет ненавистно. Захочет ли она принять ответственно за то, что сейчас должно открыться ей со всей ясностью, или это окажется для нее столь непомерным, что она просто предпочтет вернуться к привычному растворяющему личность забытью»?
? Я думаю, ? сказала она, когда хозяин скрылся снаружи, ? не будет никакой разницы, если я совершу самоубийство. Если ребенок его, самоубийство лишь… ускорит его рождение.
? И твое перерождение.
Она кивнула. ? Я наконец-то смогу
? Но теперь, ? осторожно сказал Кроуфорд, ? ты знаешь, что наш ребенок тоже им будет.
Глаза Джозефины были широко распахнуты, и Кроуфорду пришло на ум, что она выглядела словно загнанный в ловушку зверь. ? Но мы ведь, ? прошептала она, ? мы убили ее, ту женщину, ту, что тебя любила. И я… я не могу… не могу об этом
Кроуфорд взял ее за плечи. ?
Она опустила голову и кивнула, и он увидел слезу упавшую на узел, стягивающий ее запястья.
Слишком усталый, чтобы о чем-нибудь еще беспокоиться, он отпустил ее плечи и начал распутывать узел.
Когда владелец конюшни вошел снова, Джозефина и Кроуфорд стояли вместе возле кареты, крепко прижавшись друг к другу. Мужчина ухмыльнулся и пробормотал что-то по поводу