скорости; через несколько минут они достигли улиц и нависающих над ними зданий Лериче, и он осадил коней в нескольких сотнях футов от гостиницы, где остановилась компания Байрона.
Кроуфорд спустился и открыл дверь, и Байрон выбрался наружу, осторожно, словно чей-нибудь древний прапрадед. Помимо его воли в памяти Кроуфорда живо всплыло воспоминание о том цветущем юноше, которого он впервые встретил на улице Женевы в 1816-ом.
Плиты мостовой впереди были испещрены полосами света, и дыхание бриза доносило до них еле слышную музыку и смех. ? Трелони должно быть пьянствует, ? хрипло сказал Байрон, ? а Ханты, наверное, уже отправились в постель, по своему благоразумному обыкновению. Так что я смогу незаметно пробраться в свою комнату, и никто не поинтересуется, откуда у меня эта повязка. Он потянулся обратно в карету, вытащил трость и протянул ее Кроуфорду. ? Помнишь ее?
Кроуфорд кивнул, и слабая, грустная улыбка коснулась его бородатого лица. ? Твоя трость со шпагой. Помню, ты дразнил ей ту сверкающую молниями грозу у подножия Венгерн.
? Теперь она твоя. Поверни металлическую втулку, вот это кольцо, и ты сможешь ее вытащить. Французская сталь. Байрон, казалось, был не в своей тарелке. ? Ты знаешь, где в карете лежат деньги и оружие. И сердце бедняги Шелли. И у меня есть мой паспорт, а у вас есть ваши. Я не представляю как ты…
Он остановился и взял здоровую руку Кроуфорда в свои ладони. ? Я был сплошным источником проблем, так ведь? За эти прошедшие, дай бог памяти, шесть лет.
Кроуфорд чувствовал себя неловко и был рад, что пылающий факел располагался вверху за спиной Байрона, так что он не мог различить, были ли в глазах лорда слезы. ? Кучей проблем, ? согласился он.
Байрон усмехнулся. ? Ты был хорошим другом. Мы, пожалуй, вряд ли увидимся снова, так что я хочу, чтобы ты это знал. Ты был хорошим другом.
? О, дьявол. Кроуфорд освободил руку и крепко обнял поэта, и Байрон с чувством похлопал его по спине. ? Ты тоже был хорошим другом.
Очевидно стыдясь своей слабости, Байрон шагнул назад. ? Как думаешь, уже полночь?
Кроуфорд тихо рассмеялся. ? Ощущения такие, словно это уже завтрашняя полночь ? но, пожалуй, десяти еще нет.
Через два часа будет Михайлов день. День святого Михаила[391]. Байрон неловко махнул рукой. ? Убей для нас нашего дракона, Михаил.
? Ты узнаешь об этом, ? сказал Кроуфорд. ? Ты будешь там, разве что не во плоти.
Байрон неуверенно кивнул. ? А ведь верно. Господи Иисусе! Только не затевай все это рано утром. Он повернулся и захромал к гостинице.
Кроуфорд поднялся в карету и убедился, что пульс и дыхание Джозефины были ровными, затем притворил и запер дверь, устало вскарабкался обратно на козлы и щелкнул поводьями.
Он правил на северо-восток до тех пор, пока не пересек арочный каменный мост через реку Вара, а затем выехал на старую дорогу, идущую вдоль реки Магра[392], между высокими уступами гор, что черными силуэтами прорезали темное звездное небо.
Свернув в сторону Апеннин, дорога стала круто забирать вверх, но Луна была высоко, а лошади ? свежими, и Кроуфорд чувствовал себя лучше с каждой милей, пролегающей между каретой и каменным существом, что раненое, но в сознании, лежало где-то на склоне холма возле Каза Магни.
В конце концов, холод и усталость заставили его остановиться. Факел к тому времени давно уже догорел.
В семи милях к северо-востоку от Вары в реку Магра впадала горная речушка, и вокруг моста через бурный поток теснились темными силуэтами деревянные постройки маленькой деревеньки Аула[393]. Кроуфорд обнаружил стойло и барабанил в широкую дверь до тех пор, пока в окне этажом выше не зажегся свет. В конце концов, дверь была отперта, и за ней обнаружился держащий фонарь старик.
Кроуфорд заплатил ему, чтобы он распряг лошадей и позаботился о них, а также достал ему где-нибудь чашку уксуса и не обращал внимания на то, что Кроуфорд и его попутчик предпочли спать в карете.
Когда все было сделано, и старик удалился к себе наверх, Кроуфорд снова проверил Джозефину ? ее дыхание и пульс были по прежнему ровными ? а затем осторожно вылил примерно столовую ложку уксуса в банку с кровью Байрона, чтобы предотвратить ее свертывание, закрыл банку и надежно спрятал ее в одну из стоящих на полу сумок.
Джозефина лежала на заднем сиденье, и он прилег на переднем, хотя для того чтобы уместиться ему пришлось подтянуть ноги и согнуть голову вниз к коленям, но умудрившись все это проделать, он спустя несколько секунд уже спал.
Несколько часов спустя он проснулся, чувствуя болезненную одеревенелость и задыхаясь. Он сел и осторожно распрямил ноги, затем оправил одежду и ослабил ремень, прежде чем ему стало ясно, к его вялому удивлению, что силой, которая заставила его проснуться, было сексуальное возбуждение.
Он взглянул на темную фигуру Джозефины, спящей всего лишь в ярде от него, и спустя мгновение сообразил, что проблески света на ее лице были отражениями тускло освещающего конюшню лунного света в ее открытых глазах. Он улыбнулся ей и начал вставать.
Затем он заметил, что она сгорбилась на одно плечо и уставилась в темноту за окном, а вовсе не на него. Кроуфорд проследил за ее взглядом ? и вскочил, когда увидел очертания нескольких фигур, стоящих на устланном соломой полу снаружи кареты.
Теперь он различил повторяющийся резкий звук ? скрип рессор. Он оглянулся на Джозефину и заметил, что ее бедра покачиваются на обитом материей сиденье.
И она все также пристально вглядывалась в окно кареты.
На впалых лицах существ блеснули зубы, но Кроуфорд никак не мог вызвать в себе страх; он мог лишь смотреть на неясные очертания истощенного тела Джозефины под оборванным платьем; и ему казалось, что его собственная одежда вот-вот взорвется, совсем как накануне одежда Полидори, если он тотчас от нее не избавится.
Он потянулся и, дрожа, положил руку на ее горячую правую грудь; это прикосновение лишило его дыхания, и заставило сердце биться в безумной канонаде, словно батарея пушек исступленно пожирала общий, молниеносно горящий фитиль.
Она зарычала на него, и ее голова мотнулась вниз, щелкнув челюстями в каком-то дюйме от его руки.
Даже в этом тусклом свете и спертом воздухе было ясно, что она тоже возбуждена ? казалось, что сексуальный жар изогнул саму ткань мироздания в одной туго натянутой точке, подобно тому, как ударившая близко молния заставляет вставать дыбом волосы на макушке, и Кроуфорд подумал, что их лошадям, и даже кусающим их блохам, тоже должно быть снятся эротические сны.
Не чувствуя ничего кроме ревности, Кроуфорд смотрел сквозь стекло на созданий, которых Джозефина столь очевидно предпочитала ему ? а затем он вспомнил кое-что, что сказала ему молодая женщина, с которой он столкнулся шесть лет назад на улицах Женевы, в тот день, когда впервые повстречал Байрона и Шелли: «… Мы могли бы разделить их интерес к нам, Майкл, и, по меньшей мере, таким образом, быть привлекательными друг для друга…»
По меньшей мере одна из покачивающих за стеклом фигур принадлежала женщине ? если он откроет дверь и предложит себя ей, этой толпе, сможет ли он таким образом заполучить Джозефину, без принуждения, по ее желанию, хотя бы и из вторых рук? По доверенности?
В качестве… доверенного представителя?
В карете уже воняло уксусом и кровью, но это слово с особой ясностью воскресило воспоминания о женщине, с которой он убил ламию на пляже около Каза Магни ? женщине, которая так охотно и радостно предавалась с ним любови.
Он не хотел получить ее таким образом, когда ее внимание было приковано к кому-то, или чему-то, другому.
Байрон сделал хороший запас тертого чеснока, и Кроуфорд открыл новую банку и размазал ее содержимое вокруг окон и щелей обеих дверей.
Как только аромат начал просачиваться наружу, существа в конюшне сразу как-то ужались, напоминая
