Кроуфорд был озадачен, пока не заметил фортепьяно ? несомненно, взятое в аренду ? которое стояло в дальнем углу комнаты. По итальянским законам каждый предмет мебели в квартире, где жил чахоточный, после его смерти надлежало сжечь, так что эти люди не могли позволить домовладелице ворваться без стука и обнаружить больного чахоткой в их старомодно обставленной квартире.
? Мой английский всегда со мной, ? сказал Кроуфорд, протискиваясь мимо него в комнату. ? Я Майкл Кроуфорд, врач. Меня послали осмотреть юношу по имени Джон Китс ? судя по всему, он находится здесь, ? сказал он, направляясь к двери в соседнюю комнату.
Юноша, казалось, испытал облегчение, что больше не нужно говорить по-итальянски, однако при этих словах снова насторожился. ? А что, доктор Кларк не смог прийти? Это он прислал вас? Сиделка только что ушла за почтой, и она должна уйти домой, вскоре после того, как вернется, но…
? Нет, я не от доктора Кларка. Я работаю в больнице Святого Духа, за рекой, но сейчас я здесь по независимому поручению. Прошу прощения, но мне сказали, что мистер Китс очень плох, и мне бы хотелось начать незамедлительно ? не могли бы вы сказать ему о том, что я здесь?
? Но мы… мы не можем себе
? Мой счет уже оплачен ? одним анонимным добрым Самаритянином, который приглядывает за людьми, вроде нуждающихся поэтов, которых угораздило заболеть. Ну, так что, доложите обо мне?
? Нуу… Юноша остановился возле Айкмэна и постучал в дверь. ? Джон? Здесь доктор, он говорит, кто-то заплатил ему, чтобы он позаботился о тебе… может, это был Шелли, или Браун вернулся в Англию.
Айкмэн слегка нахмурился при упоминании первого имени и внезапно ощутил, что ему нужно выпить. ? Я подожду в коридоре, пока вы говорите, ? поспешно сказал он, разворачиваясь и ощупывая внутренности пиджака.
Выйдя из комнаты, он свинтил крышку с фляжки и запрокинул ее ко рту. Сделав несколько больших глотков брэнди, он вернул крышку на место и спрятал фляжку обратно в карман. Обычно чтобы перебить запах он разжевывал зубчик чеснока, но ему было сказано, что этот Китс не должен подвергаться его воздействию, так что чеснок пришлось оставить. «Да уж, лучше некуда, ? подумал Кроуфорд, ? может быть, поэт не будет принюхиваться, чем пахнет изо рта у дареного ему доктора».
Эта мысль показалась ему довольно забавной, и он все еще тихо посмеивался про себя, когда снова зашел в квартиру.
Юноша у двери принюхался и пристально на него поглядел. Он поспешно повернулся к закрытой двери, и Айкмэн услышал его шепот: ? Господи Боже, Джон, чутье тебя не подвело ? он и вправду пьян!
Кроуфорд уже был готов поставить на место этого неблагодарного бедняка, когда из-за закрытой двери раздался смех, а затем ослабленный болезнью голос отозвался, ? Пьян? О, ну тогда все в порядке, Северн[265], пусть заходит.
Северн закатил глаза, но все же толкнул дверь, и Кроуфорд шагнул мимо него в соседнюю комнату, так надменно, как только мог. Северн последовал за ним.
Это была тесная комнатушка, с кроватью у одной стены и окном в другой. Лежащий в постели юноша был худой и чахлый, с глубоко запавшими глазами, но выглядел, словно некогда был сложен довольно крепко ? и когда он поднял взгляд, Кроуфорд узнал его.
Это был тот самый студент-медик, который помог ему ускользнуть от Джозефины в Лондоне четыре года назад, и который был первым, кто рассказал ему о нефелимах. Как там было название того чертового паба под Лондонским мостом, в который Китс его тогда затащил? Галатея, вот как он назывался.
Китс, похоже, тоже его узнал. Мгновение он испуганно смотрел на него, и улыбка, которую он потом выдавил, казалась натянутой. ? Доктор…?
? Айкмэн, ? сказал Кроуфорд.
? Нет… дайте-ка вспомнить… Франкиш?
Ну и память у этого юнца! ? Нет.
В комнате стоял густой дрожжевой, словно в пекарне, запах заморенного голодом тела ? традиционная врачебная мудрость предписывала больным чахоткой практически ничего не есть. Кроуфорд пересек комнату, отпер окно и толкнул створки наружу.
? Свежий воздух очень важен при лечении заболеваний подобных Фтизису[266], ? сказал он. ? Очень удачно, что ваша кровать близко к окну.
Внизу он видел путешественников-живописцев и широкие ступени, полого взбегающие вверх по холму, а также группки дрожащих святых, столпившихся возле парапетов. Шпиль выходящей на площадь церкви Тринита дей Монти отбрасывал длинную зимнюю тень, словно это был гномон [267] солнечных часов, предназначенный скорее указывать не время, а времена года. Позади церкви виднелись лишь заросшие лесом зеленые холмы, так как это была северная оконечность города.
? Второй важной вещью, ? начал он, а затем осекся. Он оперся рукой на подоконник, и когда он ее отнял, на ней остался жир. Даже не поднося руку к носу, он чувствовал запах чеснока. ? Что это? ? тихо спросил он.
Китс сразу как-то насторожился, Северн же лишь рассмеялся. ? Нам сюда доставляют обед из траттории[268] на первом этаже, ? объяснил он, ? мы платим за это целый фунт в день, но поначалу еда была просто
? Нечаянно, ? задумчиво повторил Кроуфорд, улыбаясь Китсу. ? Что ж, вряд ли можно ожидать, что вы пойдете на поправку, пока тут повсюду раскидана гниющая пища. Как только эта ваша сиделка вернется, я попрошу ее все здесь вымыть. Теперь также важно чтобы вы…
? Мне не нужны ваши услуги, ? с нажимом произнес Китс. ? Мне вполне хватает Кларка, я не нуждаюсь…
Кроуфорд пообещал себе, что вскоре обязательно выпьет еще. ? Я имел дело с дюжиной случаев подобных вашему, мистер Китс, и все мои пациенты поправились. Может ли Кларк похвастаться таким же достижением? Может ли он хотя бы с уверенностью сказать, что
? А ведь, правда, Джон, ? вставил Северн, Кларк допускал, что что-то не в порядке с твоим желудком или сердцем…
? Мой брат мертв, Франкиш, ? громко сказал Китс ? его изможденное лицо, казалось, в этот миг еще больше осунулось от тревоги и беспомощности. ? Том умер в Англии два года назад, от
Голос Китса становился все более и более напряженным и теперь сменился надсадным кашлем, что скопился у него внутри. Он упал обратно в кровать и затрясся, пока ужасный кашель рвался из его груди и окрашивал губы алой кровью.
Кроуфорд присел возле него на колени и взял его худое запястье. Любой обыкновенный доктор затачивал бы уже ланцет и посылал за тряпкой, лоханью, подушками для опоры и губкой смоченной в уксусе, но где-то по дороге из Англии в сегодня Кроуфорд растерял свою веру в флеботомию ? кровопускание теперь казалось ему почему-то немыслимым насилием над пациентом, и он сомневался, что когда-нибудь еще его сделает.
Пульс Китса был четким, что было нехарактерным при чахотке ? но Кроуфорд и без этого знал, что это была не чахотка. Камфора, селитра, белая белена ? сейчас он не прописал бы ничего из этого.
