отделяющей скверик от тротуара.
— Эй, девочка, не видишь, что ли? Обойди, — крикнул ей старик с лавочки и показал тростью, где она должна обойти. — Я спрашиваю, не видишь, что ли?
— Не вижу, — растерянно призналась Надя. Никого вокруг не было, тротуар перед ней лежал пустой, разрисованный по приказанию Дуськи цветными мелками: африканскими слонами, крокодилами и бегемотами.
— Погляди, погляди под ноги. Про рисунки я тебе говорю, — разозлился он.
Надя беззвучно заплакала и, смахнув ладошкой слезы, пошла назад.
— Обидел я ее, видите ли, — обратился старик к двум женщинам, прокладывавшим новую дорожку в обход рисунков, — красоту топтать не позволил.
Надя побежала, чтобы побыстрее скрыться за углом дома и не слышать его слов. Ей было так горько, как еще никогда не было.
Глава XVIII. Сумочка
Жаркое и сухое лето катило по улицам Москвы, скверам и паркам раньше времени увядшую и скрюченную в хрусткие стручки листву. Марат, Таня и Дуська были далеко у моря. Перед их отъездом Надя разговаривала с ними со всеми по телефону, голоса звучали радостно, звонко, особенно у Дуськи, и на минутку показалось, что все хорошо, ничего не изменилось. Но трубка легла на рычаг, и во всем теле наступила тишина, какое-то печальное спокойствие. Строительство Нерастаикино остановилось. Законсервировали первый этаж, кабинет Марата, круглую гостиную с камином и скрипучими лестницами. И никто не мог сказать, нужно ли мечтать дальше, нужно ли возводить второй этаж и башню.
Но Лаврушинский переулок по-прежнему звал к себе, и в один из невыносимо пыльных и тоскливых дней Надя привела сюда Ленку.
— Здесь живет Марат. Посидим на лавочке?
Они сели напротив дома. Надя поставила на колени сумочку, щелкнула задумчиво замком, спросила:
— Хочешь понюхать? Мой кислород.
Ленка недоверчиво склонилась над раскрытой сумочкой, в которой лежал носовой платок и удостоверение на право бесплатного посещения музеев.
— Ты что? — сказала она. — Табаком же пахнет.
— Табаком, — согласилась Надя, — поэтому и мой кислород. Здесь лежали сигареты. Мы ходили по Москве, я ему выдавала по одной, пока он все не искурил. Осталась пустая пачка. Знаешь, сколько прошло времени? Больше полугода. А запах сохранился. Правда, удивительно?
— Да, удивительно, — согласилась Ленка. Но удивительно было другое: что Надя вдыхает табачный запах сумочки.
— Как ты думаешь, — щелкнув замком, сказала Надя, переводя разговор на другую тему, — почему должны были умереть Ромео и Джульетта?
— Потому что они, как идиоты, любили друг друга, — не задумываясь, ответила Ленка.
— Разве это основание для смерти? Они в своей любви достигли высшей гармонии. Значит, смерть и есть торжество высшей гармонии. Разве это правильно?
— На такие темы я отказываюсь говорить, — заявила Ленка. — Пойдем отсюда. Тоже мне дом, архитектурный памятник XX века.
— Тоже мне сестра милосердия нашлась, — сказала Надя. — Откуда ты меня хочешь увести? От самой себя? Ладно, пойдем. Только через Арбат. Я тебе одну штуку покажу.
Напротив небольшой витрины антикварного магазина стояли малолитражка с английским флагом на капоте и несколько «Волг». Негр следом за женщиной с голубоватыми, пышно взбитыми волосами вынес из дверей магазина большую бронзовую статуэтку и положил на заднее сиденье малолитражки. Женщина села за руль и уехала, а негр пошел пешком вдоль Арбата, глядя вслед машине.
— Где же они? — сказала Надя, разглядывая витрину. — Я тебе хотела показать одну вещь, а ее нет.
— Может, та самая, что негр унес?
— Нет, он вынес статуэтку, а я хотела тебе показать часы. Мы их «купили» с Маратом еще до его поездки в Астрахань и до болезни Дуськи. Может, переставили? Зайдем?
Девочки побродили около прилавков и полок, поглазели заодно на картины, хрусталь.
— Вы что ищете, молодые люди? — спросил у них мужчина в синем халате.
— На витрине стояли часы, — повернулась к нему Надя, — каминные часы под античность. С бронзовым портиком и двумя мраморными фигурками.
— Помню, помню, были такие, долго стояли. «Сафо и Фаон» назывались. У нее хитон на одном плече, а он с копьем, выходят в обнимочку из портика. Продали.
— Продали? — огорчилась Надя.
— Милые мои, у нас магазин, а не музей.
— Они же очень дорого стоили.
— На такие вещи никто денег не жалеет. У кого они есть, конечно.
Его отвлекли две таинственно перешептывающиеся женщины. Девушки не стали ждать, когда он снова к ним обернется и доскажет историю каминных часов. Они вышли на улицу.
В витрине поблескивали два серебряных слона, держащих в хоботах тарелку гонга, стоял бронзовый водолей в виде фигурки льва с трубочкой во рту и ручкой на спине, несколько фарфоровых статуэток, а каминных часов не было.
— Ну и пусть купили, — вздохнула Надя, — все равно они стоят у нас на камине в круглой гостиной.
— А у меня никогда не будет такого дома, — позавидовала Ленка.
Глава XIX. Качели
И был еще один грустный ли, радостный ли день — трудно сказать. Василий Алексеевич Брагин пригласил Николая Николаевича и Надю в Тарусу для серьезного разговора.
— Рад видеть тебя, Козленок. Давненько мы с тобой не обсуждали последние политические новости, — сказал старик.
После обеда два плетеных кресла вынесли во двор и поставили в траву за домом посреди усадьбы.
— Здесь нам с вами будет просторно поговорить, — сказал старик Николаю Николаевичу.
Надя ушла в дальний конец, села на качели. Брагин любовался ею издалека.
— Хорошо сидит. Оттуда вид красивый открывается. Пусть смотрит. А мне пора уже смотреть прямо в небо.
