— Даже провоцировать стычки? Чтобы погибали люди?
Волк недоуменно посмотрел на них. Торак не обратил на него внимания.
— Прошлой весной, — сказал он, — все охотились на меня. На этот раз настал
Дальше они шли в тишине. Ренн решила, что не станет заговаривать первой.
Постепенно земля стала более крутой, черные ели уступили место букам. Они шли через крапиву высотой по пояс и карабкались по гниющим стволам упавших деревьев, покрытым ядовитыми грибами, словно язвами. Ренн заметила, что деревья здесь выше, чем в Открытом Лесу, а значит, по ним будет тяжелее взбираться, и что древесные муравьи строят свои гнезда не только с южной стороны стволов, но со всех сторон, отчего будет еще проще заблудиться.
Ни следа человека.
И все же…
Позади Ренн колыхнулась ветка, словно кто-то ускользнул подальше от глаз.
Она положила руку на рукоятку своего ножа.
Ветка замерла.
«Если бы это были охотники племени Лесной Лошади, — подумала Ренн, — мы бы это уже поняли».
Торак ушел вперед и присел, что-то говоря Волку. Ренн поторопилась нагнать их.
— Я что-то видела! — выпалила она.
— А Волк что-то учуял, — сказал Торак. — Он говорит, оно пахнет, как Яркий Зверь.
— Это означает огонь.
— А также золу. Тот, кто взял меня за руку… его рука была обжигающей.
Их глаза встретились.
— Кто бы ни схватил мою руку, — сказал Торак, — он пересек реку вслед за нами.
Когда свет стал меркнуть, они решили разбить стоянку под сенью тиса.
Они добрались до долины, где из запруженного бобрами ручейка образовалось узкое озеро. Ренн заметила посередине хатку бобра: крепкую горку веток с проблесками желтизны в тех местах, где они ободрали кору. Судя по всему, в норе еще кто-то обитал, так как несколько ив еще стояли на берегу. Фин- Кединн рассказывал, что бобры любят обгрызать все ивы прежде, чем сниматься с мест.
Ей было больно вспоминать о Фин-Кединне. Она попыталась представить, как он вернулся в племя Ворона невредимый и поглощен сейчас заботами о нересте лосося, но воображение рисовало ей, как он сидит в лодке, сгорбленный, с землистым лицом. Возможно, черви нездоровья уже проникли в его кости и едят его. А Ренн нет рядом, чтобы прогнать их.
Торак ушел на разведку с Волком, и, чтобы отвлечься от мыслей о Фин-Кединне, Ренн оставила свой скарб под тисом и пошла пополнить запасы. По крайней мере, здешние растения были ей знакомы. Она набрала полные пригоршни сочной камнеломки и кислого щавеля, и, раз уж они не могли разжигать костер, она накопала корешков бодяка и таволги, которые можно было есть сырыми.
Рип и Рек спикировали вниз, хлопая крыльями и издавая голодные клокочущие звуки, так что она кинула им пару корешков. За зиму она приучила их приходить на ее зов, но они пока не садились к ней на плечи, как к Тораку.
Почувствовав себя немного лучше, Ренн пошла наполнить бурдюки для воды. На глади озера было накинуто мутновато-желтое одеяние из пыльцы, а со всех сторон над ним склонились деревья, чтобы полюбоваться на свои телесные души, отраженные на глади воды. Ренн глубоко погрузила бурдюки, чтобы вода не хлюпала. Раньше это ее никогда не беспокоило, но здесь…
Пока бурдюки наполнялись, она наблюдала, как разглаживаются волны, и ей хотелось, чтобы Торак вернулся и снова стал Тораком: играл в «потяни-шкуру» с Волком, дразнил ее по поводу пятнышка в уголке рта. Впервые ей пришло в голову, что отец его матери был из племени Дуба, а значит, приходился Тиацци сородичем. Она предпочла бы, чтобы эта мысль не посещала ее.
Бурдюки были полны. Вытаскивая их, она увидела отражение своей телесной души: оно смотрело на нее непроницаемым, обмазанным глиной лицом человека Зубра.
За ним появился чей-то силуэт.
В одно кошмарное мгновение Ренн успела разглядеть сжатые кулаки и копну длинных светлых волос.
С криком она обернулась.
Никого. Только ивы колыхнулись, совсем рядом.
Она рывком выхватила нож.
Хрустнула ветка. По коре заскрежетали чьи-то когти. Ренн представила, как токороты сбегают вниз по стволу дерева, проворно, словно пауки. Она бросила бурдюки и помчалась обратно в стоянку.
Торак еще не вернулся, но вороны уселись высоко в кроне тиса и тревожно каркали. Ее скарб был варварски разодран. Колчан был разрезан, его моховая выстилка разбросана вокруг, а большая часть стрел переломана пополам. К счастью, она подвесила лук на тис, и злоумышленник его не заметил, но ее спальный мешок был втоптан в грязь, трутница разорвана на мелкие клочки, а кремень разбит о камень. Злоба и ярость пульсировали в воздухе, словно болезнь. И поверх всего этого был разбросан мелкий серый пепел.
Обнажив топор, Ренн прислонилась спиной к тису.
— Я не боюсь тебя, — сказала она теням. Ее голос прозвучал тонко и неуверенно.
Мгновение спустя вернулись Торак и Волк. Волк подбежал и стал неистово обнюхивать вещи Ренн. Торак раскрыл рот от удивления.
— Я что-то заметила у озера, — сообщила она ему. — А теперь еще и вот это.
— Что ты видела?
— У него были светлые волосы. Оно выглядело злобно.
Он вздрогнул.
— А ты что, знаешь, что это было? — спросила она.
— Нет, я… нет. — Он начал искать следы, но уже почти совсем стемнело, и он ничего не увидел. — Либо оно знает, как замести следы, — сказал он, — либо оно их не оставляет.
— Что ты хочешь сказать? Торак, что это такое?
Он закусил губу. Затем поднялся.
— Что бы это ни было, спать на земле мы не станем.
Тису пришлось не по душе, что по нему карабкаются. Он обсыпал их облаком удушливой пыльцы и пытался высвободиться из их хватки: кора отслаивалась. К тому времени, как им удалось умоститься в его ветвях, оба были исцарапаны и вымотаны.
— Ветер поднимается, — сказал Торак. — Лучше будет привязать себя к сучьям.
Ренн развесила их влажные, запыленные спальные мешки просушиться и стала всматриваться вниз, в темноту. Она видела, как бесшумно ходит Волк. А вслух сказала только:
— Будем надеяться, что Волк и вороны предупредят нас об опасности.
Волк кругами бегал под тисом, и шерсть его вздыбилась от неудовольствия. Он ненавидел, когда бесхвостые забирались на деревья. Зачем они это делают?
Нормальные волки не лазают по деревьям. И нормальные волки любят Тьму, это для них лучшая пора, когда они вольно бегают и играют. Они не сворачиваются клубком и не спят целую вечность.
Волк ненавидел это место. Лес здесь был другим. Деревья были слишком насторожены, и все запахи перемешивались. Некоторые деревья пахли землей, а бесхвостые, что живут здесь, как раз пахли деревьями. Они были злы и напуганы, и хотя у каждой стаи была довольно обширная территория, они сражались, и Волк не понимал почему. Но хуже всего, что Большой Бесхвостый и Сестра сменили свои верхние шкуры и даже свой запах, так что Волк с трудом узнавал их.
Сны его были тревожны: там скреблись когтями и раздавалось уханье филинов, и иногда,
