любимой, что не мог постичь, чем он заслужил такой бесценный дар.
— Согласен, мисс Уорт, — прошептал он нежно.
— Тогда берите меня, мистер Монтана. Улыбаясь, он наклонился к ней, и когда их губы встретились, сделал гениальное открытие: любовь — совсем не жертва, ибо, отдавая, получаешь намного больше, чем имеешь.
ЭПИЛОГ
Набрав огромную охапку колокольчиков, Теодосия по-хозяйски оглядывала часть тех двадцати пяти тысяч акров плодороднейших пастбищ Рио Гранде Плейнз, которую охватывал глаз: на отдельных полях носились чистокровные английские жеребцы — самые лучшие с фермы ее отца в Нью-Йорке; на других паслись превосходные испанские кобылы вместе с резвящимися красивыми жеребятами.
И верхом на сером жеребце, с рассыпавшимися по широким плечам длинными черными волосами с проседью, ехал мужчина, сумевший воздушный замок опустить на твердую землю. — Он никогда не перестанет волновать ее.
— Роман, — прошептала она, и теплый весенний ветерок, словно вняв человеческой речи, остановил Секрета перед ней.
— Когда ты перестанешь рвать так много колокольчиков, ведь скоро не останется ни одного во всем Техасе, милая!
Она окинула взглядом охапку голубых цветов.
— Роман, пойми, все эти семена для посева. Я бы не стала рвать столько, не заботясь об их сохранении.
Он согласился, что неудачно пошутил, и улыбнулся, вспомнив обещание о воспитании здравого смысла.
— В этом случае Техасу нечего бояться — Теодосия Монтана войдет в историю как женщина, спасшая колокольчик от уничтожения.
Маленькая головка с шевелюрой черных локонов высунулась из-за него.
— Как твои исследования, мамочка? Доктор Уоллэби останется доволен твоими открытиями, когда приедет из Бразилии навестить нас?
Теодосия не могла оторвать любовного взгляда от своей не по годам развитой пятилетней дочери, ребенка, который, как она когда-то решала, будет принадлежать Лилиан и Аптону.
— Ты знаешь, доктор Уоллэби останется доволен, Женевьева. Пока еще до фундаментального открытия далеко, но надеюсь, оно не за горами.
Под раскидистым дубом на деревянных полках выстроились микроскопы, пузырьки, контрольные пробирки, груды записей. Доктор Уоллэби пришел в восторг, получив предложение остаться в Техасе и продолжить его поиски средства от импотенции.
Ей так и не довелось увидеть зеленые джунгли Бразилии, а теперь и подавно, но каждое утро, просыпаясь, она встречалась с небесно-голубыми глазами Романа.
— Когда ты расскажешь, какое открытие хочешь сделать, мамочка? — спросила Женевьева. Она перекинула косу за плечи и с помощью отца соскочила на землю.
Теодосия улыбнулась. Хотя она и давала своей дочери уроки из множества областей знаний, импотенция пока не входила в этот круг.
— Мама расскажет, когда подрастешь, — ответил за Теодосию Роман. — Станешь старше.
— Мама расскажет, когда подрастешь, Женевьева, — эхом отозвался Иоанн Креститель, ковыляя среди высокой травы и островков колокольчиков. — Как твои исследования, мамочка?
Женевьева погладила мягкую головку попугая.
— Сколько лет живут африканские серые, мамочка?
— Около семидесяти, — ответила Теодосия. — Иоанн Креститель еще долго будет с нами.
— Он действительно поразительный Psittacus erithacus, правда, папа? — спросила Женевьева, обратив сияющий голубой взгляд к отцу.
Роман усмехнулся.
— Может, и так, но всегда будет раздражать, надоедать, прикидываясь идиотом, если ему вздумается. — Но его тирада означала искреннюю привязанность к птице, которая, надо полагать, переживет его и будет радовать будущие поколения семьи Монтана.
Попугай хлопнул правым крылом.
— Надеюсь, доктор Уоллэби будет весьма доволен, Женевьева. Он действительно поразительный Psittacus erithacus.
— Женевьева, — спросила Теодосия, — знаешь, кто придет на твой день рождения в следующем месяце?
— Кто?
— Тетя Лилиан, дядя Аптон и кузен Шанселлор.
Женевьева взвизгнула и захлопала в ладоши.
— Научу Шанселлора находить по следам! — воскликнула она. — Бедный Шанселлор. Живет в большом городе и не может многому научиться. Я уже могу так же выслеживать, как и папа. Сегодня он спрятался от меня, но я вспомнила все, чему научилась, и всего за десять минут нашла его. Он прятался в одном из сараев, где кошка с котятами. Мне хотелось взять одного котенка домой, мамочка, они такие мягонькие, как ленты для волос, атласные, что купил папа. Помнишь, когда купил мне те ленточки, мамочка? — весело продолжала она. — Это было, когда мы ездили с ним в город. В тот день он еще купил мне лепешки, но они обожгли нос. Хотела полюбить мятные лепешки, мамочка, но они все равно понравились мне не больше, чем зеленый горошек, от которого у меня ночные кошмары, прямо как от привидений. Ты веришь в привидения, мамочка? Иногда я верю в них, а иногда знаю, что они не настоящие. Так можно взять одного котенка из сарая? Хотела бы оставить одного, если появятся привидения.
Теодосия рассмеялась — ее дочь была мастером по части деревенской болтовни и могла тараторить часами.
— Когда научишь, как Женевьеву, выслеживать тебя по следам, папа? — спросил другой детский голосок.
Роман смотрел, как его четырехлетний сынишка Бо вышел из-за юбок Теодосии. Его золотые волосики и огромные карие глаза казались маленькой копией красавицы матери.
Бо сунул в рот палец, немного пососав, вытащил.
— Мама рассказывала, как ты когда-то выслеживал Иоанна Крестителя, папа. Она сказала, что ты искал по песку на траве.
Роман спешился и подхватил сына на руки.
— Я думал, ты интересуешься мамиными исследованиями, и не остается времени на изучение искусства выслеживания.
— Хочу делать и то и другое, — твердо заявил Бо, запустив свои маленькие пухлые пальчики в длинные густые волосы отца. — Вчера Женевьева учила меня свистеть через крекерные крошки.
— А ему потребовалось много времени, чтобы научиться, папа, — пояснила Женевьева.
Роман засмеялся и поцеловал Бо в лобик.
— Не беспокойся, сынок. Я учил твою маму, как свистеть через крекерные крошки, много лет, но она до сих пор так и не умеет. Что касается выслеживания, то я дам тебе первый урок, как только поговорю с мамой. — Он мягко опустил сына на землю и посмотрел, как дети побежали к пастбищу, где паслись лошади.
Иоанн Креститель заковылял позади них.
— Вчера Женевьева научила меня свистеть через крекерные крошки, — крикнул он и, немного подлетев, вразвалку зашагал дальше.
Улыбаясь, Роман взял Теодосию за руку и повел в тень величественного дуба. Взглянув вверх, она увидела свое имя, вырезанное на самой большой ветке. За эти годы Роман вырезал ее имя на каждом
