всех… грызли, отрывали куски мяса… — Схватила ртом воздух и снова сблевала. Теперь рядом с моими сапогами.
Я успокаивающе похлопал ее по спине:
— Уже все хорошо, мое дитя. Мы не дадим тебя в обиду. Кто ты такая?
— Живу здесь в сельце, — сказала она, всхлипывая. — Убили всех. Всех. Даже детей.
— Кем они были? Как выглядели?
— Как люди… — взглянула на меня, но во взгляде ее было какое-то ужасное непонимание, — и не как люди. У них были такие глаза… и так кричали… Боже мой, так кричали… Смеялись и убивали, перебрасывались оторванными головами, вырывали кишки… — Снова спрятала лицо мне под мышку.
— Проведи нас туда.
— Нет! — крикнула, аж зазвенело у меня в ушах. Пыталась вырваться, но я держал ее крепко.
— Спокойно, дитя мое. Посмотри на меня. Ну-ка, взгляни на меня! — приказал резко.
Подняла взгляд.
— Я — лицензированный инквизитор епископа Хез-хезрона, — произнес я торжественно. — Зовусь Мордимер Маддердин. Много лет меня учили не только истинам нашей веры или умению допрашивать людей. Меня учили также и сражаться. Взгляни сюда, — взял в ладони ее лицо и повернул в сторону Курноса, — это мой помощник. Солдат и убийца. Убил больше людей, чем ты смогла бы сосчитать — и даже представить…
Курнос иронично поклонился, но на лице его мелькнула слабая усмешка. Благодаря этому выглядел еще страшнее, чем обычно.
— А теперь посмотри на них, — указал я на близнецов. — Невелики ростом, верно? Но управляются с арбалетом и ножом так, что лучше не найдешь. Это не мы боимся чудовищ и людей, дитя мое. Это чудовища и люди бегут пред нами. И знаешь почему? Не только потому, что мы сильны и обучены. С нами — слава и любовь нашего Господа Бога Всесильного и Иисуса Христа, Который, сойдя с распятия Своей Муки, огнем и мечом показал нам, как расправляться с врагами.
Уж не знаю, вполне ли дошли до нее мои слова, но вот успокоили — наверняка. В глазах не было уже безумия, а черты лица разгладились.
— Как твое имя, милая? — спросил я. — У тебя ведь есть какое-то имя, верно?
— Элисса, — сказала, нервно помаргивая. — Я зовусь Элисса, господин.
— Проведи нас, Элисса, в село. Это ведь недалеко отсюда, верно?
— Несколько миль, — ответила она тихо и осмотрелась. — Я бежала через лес…
— А теперь мы пойдем спокойненько. Посажу тебя на моего коня…
Второй, услышав эти слова, снова фыркнул дурноватым смехом и похлопал себя по бедрам, но я глянул на него так, что усмешка сама погасла у него на лице. Близнец отвернулся и сделал вид что стряхивает что-то со штанин.
— …и поедешь как дама, хорошо?
— Хорошо, господин, — ответила Элисса.
— Будем все время подле тебя, и никто не причинит тебе обиды, понимаешь?
— Да, господин, — ответила она. — Но что я сделаю? Что я сделаю, если они всех поубивали?
— Чьи тут владения? Кто на этой земле?
— Господин граф.
— Какой граф? — вздохнул я.
— Граф де Родимонд… — Она покусала губу, вспоминая.
Никогда в жизни не слышал такой фамилии, но не было в этом ничего странного. Император в последние годы раздал так много графских титулов, словно доставал их из шляпы. И теперь едва ли не всякий владелец замка да пары деревенек зовется графом, лордом или даже князем. Я лично знавал князьков, у которых не было денег купить топлива на зиму, зато они с задором рассуждали о родовых связях и благородном происхождении. Дочек, впрочем, быстренько выдавали за богатеньких мужиков, если те готовы были подбросить им золотишка. Наверняка де Родимонд принадлежал к такого рода людям.
— Знаешь, где его замок?
— День дороги отсюда, — сказала она, подумав. — Нужно идти вдоль реки.
— Хорошо, — ответил я. — Договоримся так, Элисса. Когда покажешь нам село и расскажешь о нападении, поедем в замок твоего господина, поскольку он должен узнать о том, что произошло в его землях. А я попрошу, чтобы нашел для тебя работу и крышу над головой. Хорошо?
— Ох, спасибо, господин, — вскрикнула с истинной радостью в голосе и прижала мою руку к губам.
Усмехнулся, поскольку люблю людей, которые умеют выказывать благодарность. Я погладил ее по спутанным волосам.
— Едем уже, — приказал я и поднялся.
К селу Элиссы мы добрались за несколько молитв. Оно лежало у речного разлива и было типичным для имперского пограничья — мест не слишком безопасных, слабо заселенных, а зимой страдающих от стай голодных волков или, что еще хуже, голодных медведей (если уж кто-то оказывался настолько глуп, чтобы пробудить их от зимней спячки). Крепкие дома, срубленные из толстенных бревен. Строители прорезали лишь маленькие оконца и такие же небольшие дверные проемы. В любом из жилищ обитатели могли легко защититься от неожиданного нападения. Сколь же отличались они от домов из дерна и глины, которые строили в безопасных околицах Хез-хезрона, где зимы были мягкими, а епископово правосудие карало всякого, кто оказывался скор на насилие и грабеж.
Трупы были повсюду. Возле колодца и на порогах домов. Кто-то пытался сбежать к реке и теперь лежал на мелководье с омываемыми волной вытаращенными глазами. Кто-то, как видно, сопротивлялся: сжимал в руках окровавленный обоюдоострый топор. Это никому не помогло. Две женщины лежали, сплетясь в клубок, словно отброшенная ветошь, и я видел, что до последнего мига пытались защитить детей. У одного из них была оторвана голова, второй прижимался к обрубленной руке матери, а череп его был раздроблен сильным ударом. Столь сильным, что от самого черепа остался лишь рыже-красный паштет с осколками костей и темными потеками разбрызганного мозга.
На своем веку я повидал многое. Видел людей, умиравших в пыточной, и людей, которые горели на кострах, вдыхая смрад собственной сожженной плоти. Видел опустошенные и сожженные деревни. Видел, как карают бунтовщиков и их семьи. Видел насилие и резню.
Но то, с чем столкнулся здесь, отличалось от всего виденного прежде. Потому что эта жестокость была бессмысленной. Женщин и мужчин после смерти не раздели и не сняли с них украшения. Не забрали оружие или вещи. Я не видел следов насилия, допросов или пыток. Все указывало на то, что отряд нападавших вторгся в село и вырезал здешних обитателей из чистой радости уничтожения. Им ничего не нужно было от жителей. Не походило случившееся и на кару за провинность. Бунтовщиков карают по- другому. И еще одно меня удивило: отчего тела, которые мы нашли в лесу, были раздеты, а здесь все трупы остались в одежде? А может, на мужчину и женщину в лесу напали, когда те нагими предавались плотским утехам? И потому мы нашли их без одежды? И еще: нападавшие не были оборотнями. Те никогда не используют оружие. Их вера, что они — дикие звери, не позволила бы им взяться за палки, топоры или копья. А на телах убитых я отчетливо видел раны от оружия: резаные и колотые.
— Джесса. — Девушка, ехавшая на моем коне, указала пальцем на женщину, голову которой раздробили в студень. — Моя подруга, — всхлипнула и вытерла нос. — Собиралась выйти замуж…
Я сошел с коня и подал ей руку. Мгновение колебалась, но потом спустилась на землю. Я видел, что старается отводить взгляд от трупов.
— Осмотрите здесь все, — приказал парням. — И докладывайте о любой странности, которую приметите.
— Да здесь все странное, — пробормотал Курнос.
Я же толкнул двери одного из домов и заглянул внутрь. Было там пусто, только в очаге лежал перевернутый котелок. Кивнул Элиссе.
— Останься здесь, — приказал. — А я осмотрюсь в деревне.
— Вы ведь вернетесь за мной, господин? Правда? Вернетесь? — твердила со страхом.
