* * * * *
В этот вечер он аккуратно чистил свой меч. Сначала наточил точильным камнем с крупным зерном, потом подправил мягким оселком, внимательно осматривая против света острый режущий край, хмурился, щурил тёмные глаза. Видно было, что он любил свой меч, какими ласковыми были движения его, как с ребёнком, или любимой женщиной. Но Ацилия знала — у него их нет. Она следила за ним с угла, где сидела на триподе, расчесывая перед сном волосы. Теперь убрав точильные камни, Марций натирал лезвие меча мягкой тряпочкой, смоченной в масле. Почему-то её раздражали эти его движения, заботливые, аккуратные, неужели он мог быть таким только с оружием, только с орудием убийства? Разве это справедливо? Почему убивают людей, рушат города, сжигают дома, а любят и заботятся о мечах?..
Она вздохнула, и Марций поднял лицо. Спросил вдруг:
— Сколько тебе лет?
Она вспылила без видимой на то причины:
— Какая вам разница? Не всё ли равно?
— Ты из той породы женщин, что скрывают свой возраст? Думают, что этим они прибавят себе цену, заинтересуют…
— Нет, я не из той породы женщин, и никого я не собираюсь заинтересовывать, по-моему, действительно это не должно иметь для вас какого-либо значения… Мне девятнадцать!
Он некоторое время молчал, и Ацилия подумала, нагрубит, но он произнёс лишь:
— Что-то много, и ты ещё не замужем, твой отец, наверное, очень тщательно выбирал тебе жениха…
Ацилия вздёрнула подбородок, отбрасывая волосы за спину:
— Мой отец сильно любил меня и не хотел расставаться.
— А-а, — протянул Марций, оглядел лезвие меча критическим взглядом и убрал в ножны, поднялся с низенькой скамеечки, — Но жених-то у тебя точно был?
— Я обручилась ещё три года назад, после своего шестнадцатилетия… — она заплетала волосы в косу, закинув руки назад, сидела, выпрямившись, прогнув спину, прямая, гордая.
Марций хмыкнул:
— Аристократ? Патриций?
— Из всадников… — Ацилия прикрыла глаза, говоря через зубы.
— Молодой? Симпатичный?
Ацилия перебросила косу на грудь, доплетая её здесь, говорила, не глядя на него, смотрела на свои руки:
— Когда я видела его, а видела я его лишь однажды, на обручении, ему уже было тридцать восемь, и он уже похоронил двух жён… — договорив, она подняла глаза, глядя ему в лицо, словно вызов бросала. Марций долго молчал, будто не верил ей, тщательно мыл руки в тёплой воде, взял полотенце, вытирая воду. Вернулся, плеснув и в лицо, пригладил мокрой рукой волосы назад. Ацилия доплела косу, рывком перебросила на спину, думала, он больше не спросит ни о чём. Но…
— Естественно, ты его не любишь?
Ацилия презрительно хмыкнула, скривив губы:
— Любовь?! О чём вы говорите? Что за бред! Её просто придумали. Писатели и поэты, романтические юноши и вспыльчивые девицы… Полная чушь!
— Ты не веришь? — он вскинул брови, — Любят же матери своих детей, и дети — своих матерей…
Она перебила нетерпеливо:
— Это любовь другого рода! Вы же не эту любовь имели в виду… Любви между мужчиной и женщиной не существует. Этот мир придуман для мужчин, вся власть, вся сила в их руках, они управляют жизнями и женщин и детей, они управляют государствами… Жён они выбирают, как будущих матерей для своих детей…
— А как же главное проявление любви… — спросил он негромко, принимая её вспыльчивые слова, — Как же близость между мужчиной и женщиной?
— Ха-ха, — она засмеялась, — Вы считаете это проявлением любви? Большего бреда я не слышала!
— Но не всякий раз, не с каждой женщиной… Иногда мужчины просто развлекаются или расслабляются… Но, когда они женятся, когда выбирают одну из всех, они клянутся жить для неё, защищать её, и её детей…
Она опять перебила:
— И поэтому существует развод и понятие patter familias, когда мужчина вправе решить участь любого члена своей семьи вплоть до убийства? Мужчины пользуются женщинами, они используют их, отсюда толпы волчиц при гарнизоне, насилие в городах… Что делают военные…
— Это совсем другое.
— Другое, говорите? Да все мужчины лишь пользуются женщинами, лишь используют их, как необходимую вещь… Как вы там сказали? 'Развлекаются'? 'Расслабляются'? Не знаю, что уж двигает ими, какая сила, но все мужчины сволочи, они думают только об одном…
— Женщины думают о том же… — он был поразительно спокоен на фоне её раздражённости.
— Неправда! — отрезала она, — Мужчинам просто хочется в это верить, они этим успокаивают себя, на самом же деле, всякий раз они унижают женщину, делают ей больно, они оскорбляют её…
— Вот это уж точно неправда! — он покачал головой, сомневаясь в её словах, — Женщины переживают то же, что и мужчины… Именно поэтому существуют такие женщины, что испытывают азарт и меняют мужчин, заводя всё новых и новых любовников…
— Ерунда!
— Они испытывают то же удовольствие, что и всякий мужчина…
— Ложь!
Он замолчал, нахмуриваясь:
— Ты хочешь сказать, что за всё это время ты не испытала ничего?
— Кроме злости и унижения! — отрезала она, и он долго молчал, не веря её словам. Произнёс еле слышно, приподнимая брови, — Ничего?
— А что бы вы хотели? — Она раздражённо поднялась на ноги, не скрывая своего отношения к нему, скривила губы, — Вы же всё время, как насильник… Как животное… Да, впрочем, какая разница?.. Все мужчины такие… Как вы… Никакой разницы!
Он удивился её словам. Так и стоял с вскинутыми бровями. Ацилия хмыкнула и ушла к себе. Она уже разделась, собираясь ложиться, когда Марций вдруг зашёл к ней, когда раньше никогда этого не делал. Ацилия быстро успела прижать к груди свою розовую столу, попятилась обнажённой спиной к стене, нахмурилась недовольно:
— Вы бы хоть предупредили…Что вам надо?
Он, не говоря ни слова, прошёл прямо к ней, она лишь вскинула тёмные глаза удивлённо, разомкнула губы, собираясь спросить, но он не дал:
— В самом деле, между нами ни разу не было ничего нормального… Одно насилие…
— Нормального? Что вы имеете в виду? — она попыталась ещё больше отступить назад, но он поймал её за плечи, удерживая, потянул к себе, сламывая её немое сопротивление, обнял за обнажённую спину. Быстрые пальцы стали распускать её волосы, пряди заскользили по лопаткам, защекотали позвоночник, упали вниз на ягодицы.
Ацилия дёрнулась, выгибаясь, избегая его рук, выдохнула:
— Пустите!
Но он держал крепко, прижимая к себе, зашептал на ухо, касаясь губами рассыпавшихся волос:
— По твоим словам, как любовнику мне грош цена… Другим ты меня и не знаешь…А я могу… Могу быть другим…Я хочу, чтобы ты это знала…
— Прошу вас! — Она мотнула головой в сторону, отворачивая её, чтобы не слушать его. — Отпустите! Ничего я не хочу! Не надо, прошу вас!.. Пожалуйста… — она зашептала, пытаясь освободиться от
