Видел ли Закари их поцелуй? А если и видел, то почему для нее это так важно? Почему мысль о том, что он счел ее просто глупой кокеткой, вызывает такое чувство унижения, что хочется умереть? И как он мог на основании того, что единственный раз поймал на себе ее взгляд в гостиной консульства, возомнить, что она влюбилась в него, убежала из Чунцина и отправилась за ним в рискованное путешествие? А потом, когда сам же с раздражением заявил, что она приехала именно с этой целью, как он мог поверить, что она тут же перенесла внимание на его спутника и дала повод Чарльзу поцеловать ее?
Джанетта заворочалась в узком спальном мешке, испытывая неудобство от того, что была одетой. Она сейчас просто ненавидела Чарльза за то, что он все испортил, ненавидела Закари Картрайта за его высокомерие и невероятную, непростительную грубость.
Когда девушка проснулась, солнце уже поднялось над горизонтом, она услышала пение птиц, треск дров в костре и приглушенный шум голосов. Она поднялась и села. Китайцы готовили завтрак, Закари Картрайт и Чарльз стояли у небольшого столика, рассматривая рисунок, который она сделала вечером.
– Замечательный рисунок, – с восторгом произнес Чарльз, а Закари, как бы нехотя, кивнул в знак согласия.
Боясь услышать в свой адрес что-нибудь менее лестное, Джанетта выбралась из спального мешка, сознавая, что вид у нее неряшливый.
– Доброе утро, – поздоровался Чарльз, обаятельно улыбаясь.
Его манеры были столь любезными, что Джанетта на секунду задумалась: а не померещился ли ей его вчерашний неожиданный и дерзкий поступок? Закари тоже посмотрел на нее, и, вспомнив, что он мог видеть их поцелуй или слышать разговор, девушка поняла: это был не сон. Пожелав доброго утра, Закари отвернулся, но Джанетта успела заметить, что, судя по его пренебрежительному взгляду, он довольно скептически оценил ее растрепанный вид.
При свете дня ее китайский наряд выглядел еще более причудливым и неприглядным, чем вчера вечером. Изо всех сил стараясь сохранить чувство собственного достоинства, Джанетта пошла мимо шезлонгов, столика и костра к Бену и своему саквояжу.
– Доброе утро, Бен. – Она обняла пони за шею и поцеловала. – Они думают, что мы отправимся назад. Но мы не вернемся, Бен, не вернемся.
Джанетта достала из саквояжа расческу, с сожалением посмотрела на удобные юбки и блузки, которые взяла с собой. После отъезда из консульства она вообще не снимала одежду, и больше всего на свете ей сейчас хотелось раздеться и нырнуть в прохладную, освежающую воду. Джанетта огляделась по сторонам, но на берегу реки не было ни кустарников, ни деревьев, за которыми можно было бы укрыться.
– Ничего у меня не получится, Бен. – Джанетта вздохнула, держа в руках расческу. – А так хочется переодеться и искупаться! Особенно после этой ночи.
Джанетта расплела косу и начала причесываться, стараясь не вспоминать о прошедшей ночи. Поцелуй Чарльза настолько ошеломил ее, что она до сих пор не знала, что и думать об этом. Во время их первой встречи в консульстве она заметила, что заинтересовала Чарльза, но ей и в голову не пришло, что он может влюбиться в нее. А если и впрямь влюбился? Как ей относиться к этому?
Если бы она узнала об этом два дня назад, то ей бы это польстило и, возможно, решило бы все проблемы. Жене лорда Рендлшема не пришлось бы жить в таком скучном месте, как Линкольншир. Она бы имела красивый загородный дом, дом в Лондоне и могла бы сопровождать мужа в его путешествиях.
Да, два дня назад эта мысль показалась бы чудесной, несбыточной. Но тогда оснований для нее не было. А вчера Чарльз поцеловал ее, и она не испытала удовольствия от этого поцелуя. Непонятно почему, но его поцелуй всего лишь поверг ее в шок и вызвал изумление. И теперь она знала, что больше не хочет его поцелуев.
– А о будущем муже так не думают, – поведала девушка свои тайные мысли Бену.
К тому времени как она закончила причесываться, оптимизм и уверенность вернулись к Джанетте в полной мере. Несмотря на поцелуй Чарльза и намерение Закари Картрайта отправить ее домой, она не вернется в Чунцин, станет членом экспедиции и будет искать в Ганьсу голубой луноцвет.
Умывшись, Джанетта вернулась в лагерь, ее распущенные волосы спадали на плечи и на спину. При виде ее глаза Чарльза засверкали.
– Вам всегда следует носить волосы именно так, – сказал он. – Они похожи на шелковистый водопад, черный, как ночь.
– Но это чертовски непрактично, – возразил Закари Картрайт, бросив на Джанетту беглый взгляд, и вернулся к своим записям.
– У меня в саквояже есть шпильки. Я могу закалывать волосы, а не заплетать в косу.
– А лучше бы оставить так, – с теплотой в голосе произнес Чарльз и убрал свою куртку с одного из шезлонгов, предлагая девушке сесть. – Вам не надо больше стараться походить на китаянку. Почему бы вам не переодеться в европейскую одежду? Вы же сказали, что захватили ее с собой.
– Потому… – Джанетта замялась, видя, что Закари Картрайт с интересом прислушивается к разговору, – потому, что так удобнее.
– Прошу завтракать, – пригласил Чарльз, приняв ее объяснения за чистую монету. – Наверное, вы не привыкли к такой пище, но она здоровая и питательная.
На завтрак подали рис с овощами и по кусочку темного шоколада, но, если бы это были улитки и лягушачьи лапки, Джанетта и их бы съела с удовольствием, лишь бы не дать Закари Картрайту очередной повод заявить, что походная жизнь не для женщин.
– Вы отлично нарисовали цветок, – заметил Чарльз, стоя рядом с Джанеттой и держа в руке чашку с дымящимся чаем. – Очень редко неботаник бывает так точен. Правда, Зак?
Закари Картрайт хмыкнул – это могло означать что угодно – и продолжил делать свои записи. Рисунок Джанетты лежал перед ним на столике.
– Зак хочет, чтобы вы точно указали ему то место, где ночевали прошлой ночью и где нашли лапчатку, – продолжал Чарльз, не придавая значения тому, что его спутники с трудом выносят друг друга.
– Но это задержит вашу экспедицию на целый день, – удивилась Джанетта. – Этот цветок действительно такой ценный?
– Задержит не цветок, а вы, мисс Холлис, – отрезал Закари Картрайт. – Вы покажете это место по пути обратно в Чунцин. Мы отправляемся через полчаса.
На нем были серые бриджи и высокие сапоги, отороченные бархатом, те самые, в которых он уезжал из консульства, однако белую льняную рубашку он сменил на темно-красную.
– А может, лучше я сопровожу Джанетту? – небрежным тоном предложил Чарльз. – В конце концов, мне будет проще говорить с консулом и объяснять ему, что мы ничего не знали о ее планах. Пусть лучше услышит это от меня, чем от тебя.
– А разве вы не оба возвращаетесь в Чунцин? – спросила Джанетта, забыв, что сама она по-прежнему не намерена возвращаться.
– Нет. – Чарльз повернулся к ней и улыбнулся. – Зак настаивает на том, чтобы я остался здесь с китайцами, а он один сопровождал вас.
– Так получится быстрее, – бросил Закари, не поднимая головы от записей. – И нет смысла лишний раз гонять туда-сюда навьюченных мулов.
– Ни малейшего, – охотно согласился Чарльз. – И нет смысла тебе выслушивать гневные речи консула. Мне кажется, что, учитывая весомость моего имени, ему будет несколько легче поверить в нашу невиновность с моих слов, чем с твоих.
Джанетта почувствовала, что начинает нервничать. У нее по-прежнему не было намерения возвращаться в Чунцин, однако пока не имелось и плана, как избежать этого. Но если уж суждено случиться самому худшему, то пусть единственным спутником ее будет не Чарльз.
Закари Картрайт отложил карандаш, повернулся и посмотрел на Джанетту. По выражению его прищуренных глаз она поняла: Закари знает, почему Чарльз вызвался сопровождать ее, и думает, что ей тоже этого очень хочется.
– Нет, Чарльз, – отрезал Закари, поднимаясь с кресла. – Я сам отвезу мисс Холлис в Чунцин. А ты останешься здесь.
Это было сказано таким категоричным тоном, что, несмотря на испытанное облегчение, Джанетта
