— Ты должен быть терпеливым, Джед, ты должен сделать так, чтобы я пришла к Аврааму постепенно, вроде того, как я сначала ползала, прежде чем начать ходить.
— Я знаю, Вайлет. Знаю, дорогая.
Я разрезал куропатку так честно, как мог, раздал куски и едва не начал грызть свой, когда Джед склонил голову и забормотал молитву, милосердно короткую. Мы с Сэмом начали есть сразу же после окончания ее, но Джед сказал:
— Вайлет, я не только молился, но и слушал. И не слышал от тебя ни словечка.
Это бесспорный факт: если среди верующих присутствует священник, люди молчат, пока он произносит молитву, но если священника нет, то все говорят одновременно, предоставляя Господу самому разбираться в этом гвалте и отличать правоверных от хиппи. Разумеется, Джед не слышал ни словечка и от меня и Сэма, но наши души, по всей очевидности, его не заботили, или же он полагал, что они ему не по зубам. Душа же Вайлет была совсем другим делом.
— Ой, Джед, — сказала эта заблудшая овца. — Я просто думала… то есть, благодарю тебя, Господи, за хлеб мой каждодневный и…
— Нет, дорогая. Хлеб означает настоящий хлеб. А раз у нас цыпленок, лучше так и сказать — цыпленок, понятно?
— За цып… Джед, но я не ем цыплят каждый день!
— Ой, ну ладно, можешь пропустить «каждодневный».
— За этого цыпленка и заверяю…
— Вверяю.
— Вверяю себя в твои руки во имя благословенного Авраама… Так?
— Так, — сказал Джед.
После еды Вайлет поковыляла в лес, чтобы принести еще дров. Я очень хотел спросить, кто она и откуда взялась, но Джед увидел на моей шее амулет и опередил меня с вопросом.
Я сказал:
— Это всего лишь старенький амулет.
— Нет, Дэви-мальчик, это творец истины. Я видел один почти такой же в Кингстоне, у одной старой ведуньи. Это его изображение, которое обладает такой же силой. Никто не может смотреть на него и лгать. Правда. Дай его мне на минуточку, и я покажу тебе.
Я снял с шеи амулет и передал ему.
— А теперь смотри этому маленькому мужчине или этой маленькой женщине прямо в лицо, и посмотрим, сможешь ли ты солгать.
Я невозмутимо сказал:
— Луна черная.
— И что ты на это скажешь? — спросила подошедшая Вайлет, бросая на землю охапку сухих прутьев. — Что ты на это скажешь, Джед правдивый?
— Он не солгал, — засмеялся довольный Джед. — Другая сторона луны должна быть черной, или мы бы видели ее блеск, отраженный в ночном занавесе, большое белое пятно, движущееся за луной, само собой разумеется. Но мы видим только дырочки, сделанные в занавесе, чтобы пропускать небесный свет, и немного точечек, которые движутся по-другому. Так что они должны быть маленькими крошками, вроде бенгальских огней, которые по велению Бога взлетели с луны. Понятно?
Восхищенный Сэм пробормотал:
— Чтоб меня отпидарасили!
— Сэм, я прошу тебя не использовать грязные выражения в присутствии невинного мальчика и заблудшей женской души, которая пытается отыскать путь в царство вечной добродетели. Я вовсе не собираюсь мириться с этим, определенно не собираюсь.
Сэм сказал, что ему стыдно, таким тоном, который наводил на мысли о том, что он давно привык так говорить и всякий раз старался не слишком соврать. Людям вроде Джеда, думаю, будет скучно, если они не смогут часто обижаться. Что же касается амулета… ну, Джед был много старше меня, за сорок, и чертовски сильнее, равно как и полон божественной праведности. Я полагал, что если попытаюсь еще раз, он не выкрутится. Но Джед был так горд и счастлив тем, что научил меня чему-то новому и удивительному, что у меня просто не хватило духу разочаровать его. А возможно, у меня бы и не получилось. Какую бы хреновину я ни брякнул, он смог бы придумать хитрое объяснение, чтобы доказать, что я не солгал — сделав это с легкостью, пихая и подталкивая Госпожу Истину до тех пор, пока бедная старая вешалка не приползет к нему на брюхе, хныча и скуля, с раздвинутыми ногами и виноградными листьями, запутавшимися в ее жидких всклокоченных волосах.
— Да. — сказал я, — никогда бы не подумал, что он обладает такой силой. Мне его дали, когда я родился, и с тех пор люди говорили мне немало всякой муры, и никогда ничто не останавливало их.
— Просто ты не понимал, как им пользоваться, — сказал он, по-прежнему держа амулет лицом ко мне. И спросил небрежно: — Так это правда был несчастный случай, то, что ты нам рассказывал?
Сэм Лумис выпрямился во весь рост и сказал:
— Адский огонь! Мы что, так и будем сомневаться в парне?
Я услышал, как Вайлет за моей спиной затаила дыхание. Джед, может быть, и был на сорок фунтов тяжелее, но главным в этой компании явно был Сэм, и раненая голова ничего не меняла. Наконец, Джед проговорил, очень кротко:
— Я не хотел ничего плохого, Сэм. Если мои слова кого-нибудь обидели, прошу прощения.
— Проси прощения не у меня, а у него.
— Я прошу у тебя прощения, мальчик Дэви.
Никто бы не произнес эти слова с большей любезностью.
— Все в порядке, — сказал я. — Ничего.
Когда Джед, улыбаясь, протянул мне фигурку, я заметил, что рука его дрожит, и тут меня осенила одна из тех безумных догадок, которые так напоминают знание, что он боялся вовсе не Сэма, а себя самого. Он спросил — наверное, просто ради того, чтобы нарушить повисшую тишину:
— Ты направлялся в какое-то определенное место, мальчик Дэви, когда мы наткнулись на тебя?
— В Леваннон — вот куда я хотел пойти.
— Зачем? Тамошние еретики ничуть не лучше здешних.
— А ты-то когда-нибудь был там? — спросил Сэм.
— Разумеется, был. И ни за что не пошел бы туда снова.
— Нам придется пройти через Леваннон, если вы с Вайлет собираетесь в Вейрмант, как ты говорил.
— Да, — вздохнул Джед, — но пойти и пройти — разные вещи.
Они все еще были раздражены.
— Не знаю, — сказал я. — Все, что мне известно о Леванноне, это только слухи.
— Некоторые районы, возможно, вполне приличные, — признал Джед. — Но эти шарлатаны! Дай палец — отхватят руку! Церковь говорит, что если все секты переберутся в Леваннон, для остальных будет только лучше, но я не знаю, мне кажется, это неправильно. Грэммиты, франклиниты — вот что свобода религии принесла в Леваннон. Ничуть не лучше, чем выгребная яма атеизма.
Я сказал:
— Никогда не слыхал о франклинитах.
— Правда?.. Они отделились от Новых римлян в Коникуте — ведь Новые римляне там очень сильны. Матерь-Церковь терпит их, пока они не строят свои молельные дома и все такое… То есть, свобода религии, в пределах разумного, конечно, нужна, но так, чтобы она не привела к ереси и тому подобным штучкам. А франклиниты? Не знаю, не знаю…
— Франклиниты, — принялся объяснять Сэм, — начали говорить о том, что имя Святого Франклина было не Бенджамин и что на похоронах золотой штандарт обернули вокруг какого-то другого образованного святого с тем же именем. Теща знала эту историю всю и могла рассказывать ее до посинения. Одному из них в зонтик ударила молния, не помню, какому именно.
— Бенджамину, — сказал Джед, снова ставший самим дружелюбием. — Как бы то ни было, эти франклиниты заварили в Коникуте ужасную кашу, омерзительную… даже бунтовали, и наконец доняли
