– Вполне говорящая, – как ни в чем не бывало бодро ответил Колян. – Идет, знаете ли, направо – песнь заводит, налево – сказку говорит… Но в основном на родном языке, то есть по-персидски. И только когда хочет кушать.
– А можно попросить ее что-нибудь сказать? – спросил вежливый мальчик.
– Тоха, есть хочешь? – Колян обернулся к коту.
Ну, на этот вопрос Тоха всегда отвечает одинаково:
– Мяу!
– Слышали? Он сказал «мяусо!» – перевел Колян. – А еще он знает слова «маусло», «маулоко» и «мало». Последнее слово в его лексиконе особенно востребованно…
– И не стыдно тебе маленьких обманывать? – вполголоса укоризненно спросила я, разуваясь.
Колян светски расшаркался с малышней и закрыл дверь.
– Я не обманываю, я развиваю их воображение. Заметь, они сами решили, что кот с такой внешностью не может быть не говорящим.
Я посмотрела на Тоху, походившего в этот момент на крупную полярную сову: сидя на полу, он ворочал круглой белой головой, переводя немигающий взгляд с меня на Коляна.
– Слушает, паршивец, – заметила я.
Признаться, я считаю кошек умнейшими животными. Ну, может, не все они таковы, но мой кот понимает все, что ему говорят! Конечно, мы не адресуем Тохе пространных монологов, изобилующих сложными словами, но на фразы типа «Тоша, иди сюда!», «Тоша, кушать!», «Тоха, слезь со стола!» и даже «Тушкан, свинтус такой, отдай подушку!» он реагирует адекватно. Прятаться от ненавистного пылесоса начинает, едва я озвучиваю риторический вопрос «А не сделать ли уборку?», и удаляется из комнаты, едва кто-нибудь протягивает руку за баллончиком с распылителем – неважно, дезодорант это или лак для волос.
– Знаешь, я думаю, если бы Тоха хотел, он бы разговаривал, – продолжал между тем Колян, присев на корточки, чтобы погладить кота. – Как в том бородатом анекдоте про младенца, помнишь? Когда ребенок много лет молчал, а потом вдруг заявляет: «А манная каша-то нынче с комками!» Его спрашивают, почему же он раньше не разговаривал, а он: «А раньше все было нормально!»
– Может, он и говорит по-своему, по-кошачьи, – согласилась я. – Только мы этого языка не понимаем. А он не умеет по-нашему, потому что кошачий речевой аппарат к звукам человеческой речи не приспособлен. Хотя какие-то слова, ты прав, кот мог бы произносить – ну, «мама», «мясо»… Такие, максимально приближенные к мяуканью.
– Ме-е, – согласно сказал внимательно слушающий кот.
– Ух ты! «Ме-е» – это уже козлиное слово! – восхитился Колян. – Тоха, да ты у нас полиглот!
– Мяу! – поправив произношение, требовательно сказал говорящий кот.
– Есть хочет, – перевел Колян. – Кыся, в чем дело? Кот тебе простым кошачьим языком сказал, что он голоден. Я, кстати, тоже.
– А пицца? – возмутилась я.
– А это не еда была, а лекарство! – отбрил Колян. – От больного живота! А теперь у меня с животом все в порядке, поэтому очень хочется кушать! Так что давай корми!
– Слушаюсь и повинуюсь! – Зная, что спорить с голодным мужчиной вредно во всех отношениях, я послушно проследовала к холодильнику, открыла его и с интересом изучила заснеженное нутро морозилки.
Тоха, заинтересованно сопя, тоже сунулся мимо моих коленок в распахнутый холодильник, не увидел на своем уровне ничего съедобного и начал негодующе орать.
– Знаешь, мы забыли купить еды, – оттолкнув кота, сообщила я Коляну.
– Опять? – с укором отозвался муж.
Подумав, я снова открыла морозилку:
– В скотомогильнике большой запас куриных костей. Могу из них суп сварить. Будете?
– Давай! – отозвался Колян из глубины комнаты.
Кое-как я вырвала из слежавшегося сугроба в морозилке пакет со страшноватенькими неликвидами, оставшимися после обрезки с окорочков мяса на куриные котлетки, утрамбовала кости в кастрюльку, залила водой и поставила на огонь. Насупленный Тоха забрался на табурет, обвил лапы пушистым хвостом и приготовился терпеливо ждать. Коляна не было видно, но из комнаты доносились звуки непонятной возни.
– Ты что там делаешь? – повысив голос, спросила я.
Бух! Что-то мягко упало на пол, звякнул металл, и через минуту в кухню пришлепал довольный Колян. В одной руке у него были ножницы, в другой – изображение Тохи, аккуратно вырезанное из фотографического снимка размером девять на двенадцать.
– Это еще зачем? – поинтересовалась я.
– «Кэтс ар фром Марс», – напомнил Колян.
Я поняла. На стене в кухне у нас висит большой цветной плакат из числа присланных Коляну в результате компьютерной дружбы народов: мой любознательный супруг между делом активно общается со специалистами пары лабораторий Национального космического агентства США и Джонсоновского космического центра. Так, не корысти ради, а только из давнего, детского еще интереса к проблемам космонавтики. Польщенные вниманием американцы заваливают нас дискетами со схемами движения исследовательских космических аппаратов, недублированными научно-популярными видеофильмами вроде «Путешествия в „черную дыру“ и цветными плакатами на заданную тему. Таких плакатов в нашем доме столько, что хватило бы оклеить пару стен. Колян, кстати, уже не раз порывался это сделать, но я решительно ограничила его порыв, санкционировав появление всего одного постера – в кухне, поверх обширного неистребимого пятна на обоях.
На плакате, выдержанном в подходящей к интерьеру коричнево-синей гамме, изображена легендарная красная планета. Вертикальная черта делит шар на цветущий Марс прошлого и безжизненный Марс настоящего. На заднем плане скромно маячит Земля, а в нижних углах плаката гордо реют американские исследовательские аппараты «Марс климат орбитер» и «Марс полар лендер» – на деле не оставившие особого следа в истории, ибо оба бесследно сгинули вскоре после запуска. Подозреваю, что их сбили марсиане.
– Ну, как тебе? – Колян аккуратно прилепил кошачью голову к корпусу «Полар лендер» и отступил, чтобы полюбоваться делом своих рук.
– Композиционно – неплохо, – согласилась я. – А по существу – полная ерунда получается: объясни мне, почему это у тебя кот высунулся в открытый космос без скафандра?
Динь-дон! В дверь позвонили. Оставив меня дожидаться ответа, Колян и кот наперегонки ринулись в прихожую.
– Коля, если это какие-нибудь незваные гости, без запасов провианта не впускай! – на всякий случай предупредила я.
– Ага, не пущу! Стой, кто идет?! – весело завопил Колян, вопреки инструкции, настежь распахивая входную дверь. – Ой!
– По-здрав-ля-ем! – хором закричала притаившаяся на лестничной площадке толпа.
С громким хлопком полетела в потолок пробка от шампанского, винные брызги заляпали обои в прихожей. Тоха тут же упал на живот и по-пластунски скользнул под кухонный диван. За ним мимо застывшего на месте Коляна с криком «У-ти, масенький!» в квартиру ворвалась незнакомая толстая баба в богатой шубе, следом другая – с веником белых гвоздик наперевес. Нискорослый лысоватый малый нетерпеливо подпрыгивал в прихожей, норовя обнять Коляна, но выше талии не дотягивался, а стоящий столбом Колян не делал попыток ему помочь. Баба с белыми цветами уже была в кухне, мне пришлось отбиваться и от нее, и от лезущих в лицо вонючих гвоздик, а в дверь продолжали ломиться другие чудаки: тощий парень с расписным жостовским подносиком, уставленным бокалами с пенящимся вином, какие-то маленькие девочки в кружевах и с бантами, похожими на капустные кочаны, очкастый мальчик с лаконичным и загадочным транспарантом «Да здравствует!», ушлый корреспондент газеты «Живем!» Гена Конопкин – наконец-то хоть одно знакомое лицо! – с фотокамерой и раскрытым блокнотом, за ним деловитая худощавая дама с плетеной корзиной, в которой восседала на редкость хладнокровная пушистая кошка, еще
