– Чай – это то, что надо! – оживилась я. – Чай у нас в редакторской, кажется, еще есть!
– И пить! – снова хихикнул Вадик.
Он снова украдкой поглядел на окна и предложил:
– Давай, я за булочками сгоняю? За мой счет! Тебе с повидлом или с орехами?
– На орехи нам, пожалуй, и так достанется, если эта твоя фаза на место не вернулась, – заметила я, показав, что прекрасно поняла Вадькин резон – послать впереди себя меня как живой щит.
Смущенно шмыгнув носом, мой компаньон убежал в магазин.
– Пригляди, пожалуйста, за аппаратурой, пока Вадька не вернется, – попросила я водителя Сашу.
Взяла с сиденья свою сумку и пакет с дареными гомеопатическими снадобьями и неторопливо взошла по лестнице. О радость, о счастье! Наш коридор вновь был светел! Фаза вернулась!
– Явилась – не запылилась! – как всегда, неприветливо буркнула вахтерша. – Тебя уже битый час человек дожидается!
– Какой-нибудь арабский шейх? – предположила я, вспомнив про визит нефтяного магната Овнова.
– Не, баба! – сообщила старушенция. – Погодь, щас скажу, как она записалась… Вот, Анастасия Летучкина.
– Не знаю я никаких Летучкиных, – пожав плечами, я проследовала мимо демаркационного стола в сторону редакторской, но с полпути вернулась и вручила бабке пакет с гомеопатической ерундой. – Возьмите, Анна Васильевна, это вам!
– Чегой-то? – удивилась бабка.
– Лекарства, – коротко пояснила я. И вкрадчиво добавила: – Мне сказали, тут есть чудесное средство от диареи…
«Подмазав» таким образом сторожевого пса телекомпании, я в наилучшем расположении духа прошла в редакторскую, где сразу же увидела забившуюся в угол дивана Настю Спиногрызову!
– Привет, – удивленно сказала я. – Это ты, что ли, Летчикова?
– Летучкина, – поправила Настя. – По мужу…
– Ясно, что не по матери! – весело рявкнул ворвавшийся в помещение Вадик.
От того ли, что благополучно разрешилась проблема со светом, или в предвкушении долгожданного чаепития с булками, мой оператор был необычайно весел.
– Как раз к чаю, – жестом я пригласила Настю пересесть поближе к столу, достала из шкафчика чашки, плюхнула в них пакетики и щелкнула кнопкой на чайнике. – Вадька, будь человеком, сбегай в студию, воткни вилку в розетку!
– Чур меня! Я теперь к этому агрегату на километр не подойду! – испугался Вадик.
– Ладно, я сама… Покричи мне, когда закипит!
Я прошла в студию, пустую в этот час, воткнула в розетку вилку удлинителя, дождалась Вадькиного приглушенного крика: «Вырубай, кипит!», выдернула вилку из розетки и вернулась в редакторскую.
Вадик уже разливал по чашкам кипяток, рассказывая Насте какие-то побасенки. Гостья бледно улыбалась, явно думая о чем-то своем.
– Ну, что случилось? – спросила я, дождавшись, пока Настя пригубит чай.
– Что у нас плохого? – встрял Вадик.
Настя беспомощно посмотрела на балагура, перевела взгляд изумительных дымчато-сапфировых глаз на меня и сказала:
– Вчера мы познакомились с завещанием…
– С чьим завещанием? – уточнила я, мысленно вздохнув: нет мне покоя от этих Спиногрызовых, живых и мертвых!
– С бабушкиным…
– И что же?
В отличие от меня Настя вздохнула отнюдь не мысленно.
Я поняла ее чувства, когда услышала сбивчивый рассказ, суть которого сводилась к следующему: бабушка Капитолина Митрофановна обманула ожидания своих потомков. Не в том смысле, что ей нечего было им завещать, тут все оказалось в полном порядке: в наследство вошло и домовладение в Приозерном, и новенькая трехкомнатная квартира в Екатеринодаре, подаренная старушке городскими властями на столетие. Кроткая бабуля выкинула совершенно неожиданный фортель, завещав все свое добро не родным человечкам, а соседу!
Причем с соседом у нее не было никаких таких особенных отношений, Настя клялась в этом всеми святыми. По ее словам, наследник Яков Акимыч Плотников, сколько она помнит, не то, что другом семьи, даже просто добрым соседом Спиногрызовым не был. А несколько лет назад гороховый жлоб Савва жутко сварился с ним из-за какой-то межи, которую один из них у другого неправедно оттяпал. Тогда дело едва до суда не дошло, помог сын Плотникова, юрист из города: нашел какой-то компромиссный вариант, худо-бедно примиривший враждующие стороны.
– А у него, у этого Якова Акимыча, какого цвета глаза? – поинтересовалась я.
Мне пришло в голову, что Настя в силу своего достаточно молодого возраста просто не знает древнейшей спиногрызовской истории. Мало ли, может, именно с этим Плотниковым Капитолина Митрофановна когда-то согрешила? Я ведь уже задумывалась раньше, откуда у ее дочери Анны не того цвета глаза, что у бабы Капы и ее супруга Антона? Сбрасывать со счетов муху дрозофилу не стоило!
– Глаза? – растерялась Настя, удивленная неожиданным вопросом. – Черт его знает, какие у него глаза… Вроде черные… Должно быть, черные, он вообще на горца здорово смахивает!
– Разве у Адриана Пола черные глаза? Мне кажется, голубые, – бесцеремонно влез в наш разговор Вадик.
– При чем тут Адриан Пол? – не поняла я.
– Так это же он Горец!
– А, ты про кино говоришь! – дошло наконец до меня. – Так то совсем другой горец, шотландский!
Настя ошалело крутила головой, переводя взгляд с меня на Вадика и обратно.
– Вернемся к нашему наследству, – сказала я. – То есть не к нашему и даже не к вашему, хотя, насколько я знаю, по закону нельзя совсем обойти прямых наследников…
– Это если нет завещания, – кивнула Настя. – А в нашем случае оно есть, оформлено надлежащим образом, нотариально заверено!
– Значит, нечего вам ловить! – сочувственно произнес Вадик.
И стукнул по столу пустой кружкой, как припечатал.
– Если бы не одно очень подозрительное обстоятельство, – сказала Настя. – Понимаете, завещание подписано не бабушкой! То есть бабушкой, но не лично! Не ее рукой!
– Как это?
– Очень просто! Якобы именно в этот момент у Капитолины Митрофановны была сломана правая рука, поэтому она не могла поставить подпись под завещанием собственноручно и доверила это сделать другому человеку!
– С чего бы ей так приспичило спешить с завещанием? – прищурился Вадик. – Вроде перелом руки – не смертельная болезнь?
– Чужая душа – потемки, – вздохнула Настя. – Завещание датировано девяносто пятым годом, что там происходило с бабушкой восемь лет назад, я не помню. Может, и были причины поторопиться с завещанием, кто теперь скажет!
– А кто выступил в роли И.О. бабушки? – поинтересовалась я.
– Другая соседка, тетка Маруся Хоменко! Но она сама давно померла, как раз в девяносто пятом! Это ей следовало завещание писать, у нее рак был, все знали…
– А к нотариусу, который заверил завещание, вы не обращались? – Я терпеливо разматывала клубочек.
– Так у него теперь тот же адрес: небесная канцелярия! – разгорячившись, Настя оставила обычную свою манеру держаться тихо-скромно, повысила голос, начала жестикулировать, разрумянилась и дивно похорошела.
Я заметила, что Вадька даже булочки жрать перестал, засмотрелся на нашу гостью!
