В одно мгновение мне припомнилось, что я увидела в этой будке нечто белое за миг до того, как меня вырубили. И леденящая душу и тело фантастическая догадка о том, кто именно прятался в сортире с видом на погост, вырубила меня повторно! Стыдно сказать, но при мысли о том, что я стала жертвой нападения зомби, я пошло брякнулась в обморок, вывалившись из фанерного клозета на сырую землю…
– Так че, закапывать или как? – уже не в первый раз спросил настырный «копач» Ленька раздосадованного Трофимыча. – Ежели закапывать, так я ребят позову, мне одному несподручно будет, а ты, Трофимыч, нам за труды магарыч готовь!
– С какой это стати? – заворчал тот, мысленно поминая недобрым словом городских ментов.
Налетели, как воронье, расковыряли могилу, землю разбросали, венки раскидали, устроили бардак в приличном месте! И укатили, даже не сказав, можно ли убрать непотребство, или надо оставить все как есть?
– А ежели не закапывать, то надо бы хоть домовину из ямы вытащить, – продолжал нудеть Ленька. – В ее уже до половины вода налилась, дождь пузыри выбивает, не гроб, а чистая джакузи! А вещь, между прочим, денег стоит, и ежели она покойнице больше не нужна, так можно и нового хозяина найти, не пропадать же добру!
– А что? Это мысль! – оживился Трофимыч. – Давай, вытягивай наверх домовину, яму засыплешь, а гроб себе возьмешь, вместо денег!
– Про запас, что ли? – удивился Ленька. Подумал немного, соображая, и обрадованно кивнул головой: – А и точно! Я ее теще подарю, у ей как раз завтрева именины!
Обрадовавшись, что проблема разрешилась, Трофимыч выпроводил Леньку из сторожки, налил в помятую солдатскую кружку горячего чаю из термоса и сел поближе к керосинке – разгадывать кроссворд в газете. Он успел разгадать два слова, а на третьем застопорился, потому что слово, первым пришедшее на ум при вопросе «Человеческий орган из трех букв?», почему-то в крестословицу не вписалось. И как раз в тот момент, когда Трофимыч, подняв глаза к протекающему потолку, шевелил губами, вспоминая анатомию, скрипучая дверь сторожки распахнулась, едва не слетев с петель.
– …! – нервно воскликнул испуганный Трофимыч, повторив между прочим и трехбуквенное слово, не вписавшееся в кроссворд. – Ленька, мать твою! Ты какого этого самого ломишься в помещение, как бульдозер?!
– Слышь, Трофимыч! А она опять там! – тыча заметно дрожащим пальцем через плечо, пробормотал запыхавшийся Ленька – Лежит в гробу, будто и не уходила никуда! Только уже в пальте и с сумкой!
– Кто в пальте? – не понял Трофимыч.
– Да покойница же! – плачущим голосом рявкнул Ленька. – Бабка Спиногрызова, кто же еще! Лежит в открытом гробу, как в корыте, мокрая, синяя и ручки в кулаке сжимает!
– Чьи ручки?!
– Да сумки же!
– Ты с ума сошел! – Трофимыч снял очки и отложил газету с кроссвордом, даже не заметив, что плюхнул ее в кружку с чаем.
– Не-а! – замотал головой Ленька. – Я своими глазами видел: лежит она в гробу как живая! То есть, наоборот, как мертвая! И в пальте! Слышь, Трофимыч, я все понимаю, но на фига ей там пальто?!
– Для сугреву, – машинально брякнул Трофимыч, поспешно напяливая телогрейку и от волнения не попадая руками в рукава. – А ну, сказочник, пошли посмотрим на твою мертвую красавицу!
Оступаясь на раскисшей тропинке, они прошагали к могиле, в полном молчании и таком же обалдении постояли у края ямы и, так и не произнеся ни слова, вернулись в сторожку.
– Так, Ленька! – преодолевая дрожь в голосе, распорядился Трофимыч. – Сиди тут, карауль объект, а я огородами в поселок побегу, в сельсовет, к телефону. Буду ментов обратно вызванивать!
– Сам карауль! – Ленька сложил грязные пальцы в фигу. – Я че, идиот, в потемках с бродячей покойницей кантоваться?!
– Тогда побежали вместе!
Бросив на столе кружку с недопитым чаем и киснущей в нем газетой, шариковую ручку и новый китайский термос, Трофимыч запер сторожку на висячий замок, и следом за нетерпеливо притоптывающим копачом Ленькой порысил за шоссе к новостройке по кратчайшему пути к сельсовету. Стараясь не отстать от более молодого товарища, Трофимыч размеренно дышал носом и внимательно смотрел под ноги.
– Че стал, холера?! – раздраженно рявкнул он, когда плечистый Ленька неожиданно затормозил, загородив проход.
Копач молча посторонился, и Трофимыч увидел еще одно неподвижное тело, кулем лежащее на мокрой земле у временного сортира строителей: ноги в будке, голова в капюшоне снаружи. Понять по одежде, мужик это или баба, было невозможно, да Трофимыч не больно-то и приглядывался. Очень нужно покойников рассматривать!
– Вот-те нате, хрен в томате! – плачущим голосом воскликнул деморализованный Ленька. – Еще один мертвяк! Батюшки святы, что же это творится!
– Не подходи! – закричал Трофимыч. – Бежим дальше, пусть себе валяется, жмуриком больше, жмуриком меньше, нам-то какое дело? Пусть менты их себе до кучи собирают!
Согласно кивнув, Ленька припустил по тропинке, подгоняемый Трофимычем, который даже не оглянулся на неподвижное тело у будки.
Как подъехала Иркина «шестерка», я не заметила и очнулась только при звуках знакомого голоса:
– Бомжуешь?
Против ожидания, голос верной подруги звучал не столько укоризненно, сколько сочувственно.
– Иришка, это ты? А мне тут по голове дали! – пожаловалась я, не открывая глаз.
– Давно пора! – проворчала Ирка.
Я почувствовала, как ее руки мягко ощупывают мою раскалывающуюся черепушку.
– Отползай от этого гроба, – скомандовала подруга, прикрыв дверь сортира. – Лежишь в тени, и без того ничего не видно в сумерках!
Вздрогнув при упоминании слова «гроб», я открыла глаза: действительно, уже темнело! С трудом скосив глаза на часы, я определила время: половина пятого. Сколько же я валялась сначала в бетонном саркофаге, а потом у подножия шедевра деревянного зодчества? Нет, сейчас не смогу подсчитать, уж очень голова болит, и мысли путаются.
– Может, у меня там перелом? – подумала я вслух.
– Топай к машине, переломанная! – Ирка быстро, но решительно отволокла меня в «шестерку» и усадила на переднее сиденье.
Машина мягко тронулась с места, а я снова закрыла глаза и поплыла по волнам. И милицейской машины, с которой мы разминулись на выезде из станицы, не увидела и не услышала.
Поздним вечером капитан Лазарчук писал отчет для начальства, отчего-то живо заинтересовавшегося происходящим в Приозерном. Пресс-секретарь ГУВД в приватной беседе с Серегой смутно намекнул на то, что это как-то связано с приближающимися выборами.
Выборы капитана интересовали, как рыбу зонтик, но отчета ждали именно от него, поэтому Серега и сидел в полночный час в полутемном кабинете, гоня прочь несвоевременные мысли о пропущенном ужине.
Проклятый отчет никак не вытанцовывался, получалась какая-то беллетристика, мистика с фантастикой.
– Итак, – Серега откашлялся и прочитал написанное вслух, проверяя звучание. – Такого-то числа такого-то месяца в таком-то часу… Ну, тут все нормально… Вот! В открытой могиле местного кладбища, в гробу, принадлежащем покойной гражданке Спиногрызовой К.М., было обнаружено мертвое тело неизвестной женщины…
Капитан поморщился и задумался, можно ли так сказать: «В гробу, принадлежащем покойной гражданке»? Имеют ли усопшие право собственности и статус граждан? Подумав, он решил махнуть рукой на стилистические погрешности: пусть гувэдэшный пресс-секретарь сам правит отчет, если ему захочется. Лазарчук вам что, Пушкин?
