отошел к окну.
Мистер Фрэнклин и я ждали, что будет дальше. Сыщик стоял, засунув руки в карманы, глядел в окно и тихо насвистывал про себя мотив: “Последняя летняя роза”.
Позднее я заметил, что только этот свист выдавал работу его мысли, шаг за шагом продвигавшейся к цели. “Последняя летняя роза”, очевидно, помогала ему и ободряла его. Вероятно, она чем-нибудь соответствовала его характеру, напоминая ему, видите ли, о любимых розах; и насвистывал он эту песенку на самый заунывный мотив.
Постояв у окна минуты две, сыщик дошел до середины комнаты и остановился в глубокой задумчивости, устремив взгляд на спальню мисс Рэчель. Через несколько мгновений он опомнился, кивнул головой, как бы говоря: “Так будет лучше!”, и, обратясь ко мне, изъявил желание поговорить десять минут с моей госпожой, как только миледи сможет.
Выходя из комнаты с этим поручением, я слышал, как мистер Фрэнклин задал сыщику вопрос, и остановился на пороге двери выслушать ответ.
— Вы еще не догадываетесь, — спросил мистер Фрэнклин, — кто украл алмаз?
— Никто не крал алмаза, — ответил мистер Кафф.
Такой необыкновенный взгляд на дело заставил нас вздрогнуть, и мы оба стали убедительно просить его объяснить, что он хотел этим сказать.
— Подождите немного, — ответил сыщик.
Я нашел миледи в ее кабинете. Она вздрогнула, и на лице ее выразилось неудовольствие, когда я заметил, что мистер Кафф желает говорить с нею.
— Неужели я обязана его принять? Не можете ли вы заменить меня, Габриэль?
Мне это показалось непонятным, и, наверное, недоумение отразилось на моем лице. Миледи соблаговолила объясниться.
— Я боюсь, что мои нервы несколько расстроены, — сказала она. — В этом лондонском полицейском есть что-то, внушающее мне отвращение, — не знаю почему. Я предчувствую, что он внесет расстройство и несчастье в мой дом.
Очень глупо и очень несвойственно мне, но это так.
Я не знал, что ей ответить на это. Чем больше я наблюдал сыщика Каффа, тем больше он мне нравился. Миледи, высказавшись передо мною, тотчас взяла себя в руки; как я уже говорил вам, она была по природе женщиной высокого мужества.
— Если необходимо увидеться с ним, делать нечего, — сказала она, — но я не могу решиться увидеться с ним наедине. Приведите его сюда, Габриэль, и оставайтесь здесь все время, пока останется он.
Это был первый приступ мигрени у моей госпожи с тех самых пор, как она еще была молодою девушкой. Я воротился в “будуар”. Мистер Фрэнклин вышел в сад к мистеру Годфри, время отъезда которого приближалось. Сыщик Кафф и я прошли прямо в комнату моей барыни.
Уверяю вас, миледи чуточку побледнела, когда увидела его. Однако она овладела собою и спросила сыщика, не имеет ли он чего-либо против моего присутствия в комнате. По доброте своей она прибавила, что я не только ее старый слуга, но надежный советчик, и что во всем, относящемся к домашним делам, она привыкла со мною советоваться. Сыщик вежливо ответил, что смотрит на мое присутствие как на помощь, потому что он должен сказать кое-что о слугах вообще, и нашел уже мою опытность в этом отношении полезною для себя. Миледи указала на два стула, и мы немедленно приступили к совещанию.
— Я уже составил свое мнение об этом деле, — начал сыщик Кафф. — Прошу у вас, миледи, позволения оставить его пока при себе. А сейчас я должен упомянуть о том, что нашел наверху, в гостиной мисс Вериндер, и чем решил — с вашего позволения, миледи, — заняться прежде всего.
Он рассказал о пятне на двери и о сделанном им выводе, который только что, лишь в менее почтительных выражениях, сообщил инспектору Сигрэву.
— Одно несомненно, — добавил он в заключение, — алмаз пропал из ящика шкапчика. Несомненно также и другое: следы от пятна на двери должны находиться на одежде, принадлежащей кому-нибудь в этом доме. Мы должны отыскать эту одежду, прежде чем сделаем следующий шаг.
— Это приведет, вероятно, к открытию вора? — спросила моя госпожа.
— Извините, миледи, — я не говорю, что алмаз украден. Я только говорю сейчас, что алмаз пропал. Если найдется запачканная одежда, то это может повести к отысканию алмаза.
Миледи посмотрела на меня.
— Понятно ли вам это? — спросила она.
— Сыщик Кафф понимает, миледи, — ответил я.
— Каким же образом вы собираетесь отыскать запачканное платье? — спросила госпожа моя, опять обращаясь к сыщику. — Стыдно сказать, но сундуки и комнаты моих добрых слуг, много лет живущих у меня, уже были обысканы первым следователем. Я не могу и не хочу позволить оскорблять их вторично!
Вот это так госпожа! Вот это так женщина, единственная на десять тысяч!
— На это я и хотел обратить внимание вашего сиятельства, — отозвался сыщик. — Первый следователь причинил много вреда следствию, дав понять слугам, что он подозревает их. Если я дам им повод думать, что их подозревают во второй раз, неизвестно, какие еще препятствия будут они нам чинить, особенно женщины. А между тем сундуки их должны быть обысканы опять, — по той простой причине, что первый осмотр имел в виду алмаз, а второй будет иметь в виду запачканное платье. Я совершенно согласен с вами, миледи, что следует пощадить чувства слуг. Но я также совершенно убежден, что гардероб слуг должен быть обыскан.
Мы были, по-видимому, в тупике. Миледи высказала это в выражениях более изысканных, чем я.
— Мне пришел в голову план, разрешающий это затруднение, — сказал сыщик Кафф. — Если вы, миледи, согласитесь на него, я намерен объявить об этом слугам.
— Женщины сейчас же вообразят, что их опять подозревают, — прервал я его.
— Не вообразят, мистер Беттередж, — ответил сыщик, — не вообразят, если я скажу им, что буду обыскивать гардероб всех, — начиная с миледи и тех, кто ночевал в доме в среду. Это простая формальность, — прибавил он, взглянув искоса на мою госпожу, — но служанки подумают, что их ставят наравне с господами, и вместо того чтобы мешать следствию, сочтут за честь содействовать ему.
Я должен был признать, что он прав. Миледи, когда прошло ее изумление, также это признала.
— Вы уверены, что такой обыск нужен? — спросила она.
— Это кратчайший путь к цели из всех, какие я вижу, миледи.
Госпожа моя встала, чтобы позвонить горничной.
— Мы поговорим со слугами, как только ключи от моего гардероба будут в ваших руках.
Сыщик Кафф остановил ее неожиданным вопросом:
— Не лучше ли нам прежде убедиться в согласии на это других дам и джентльменов, находящихся в доме?
— Единственная другая дама в доме — мисс Вериндер, — ответила моя госпожа с удивлением. — Единственные джентльмены — мои племянники, мистер Блэк и мистер Эбльуайт. Нечего опасаться отказа с их стороны!
Я напомнил миледи, что мистер Годфри уезжает. Не успел я произнести эти слова, как мистер Годфри сам постучался в дверь, чтобы проститься; вслед за ним пришел и мистер Фрэнклин, собиравшийся проводить его до станции.
Миледи объяснила им наше затруднение. Мистер Годфри тотчас его решил. Он крикнул Самюэлю в окно, чтобы тот опять внес наверх его чемодан, а потом сам отдал ключ сыщику Каффу.
— Мои вещи можно переслать ко мне в Лондон, — сказал он, — когда кончится следствие.
Сыщик принял ключи с приличествующим извинением:
— Мне жаль, что я ввожу вас в хлопоты, сэр, из-за пустой формальности, но пример господ примирит
