остманнов, в Англии — датчан (Dani), в восточных странах — варягов». Итого, среди всех наименований мы имеем только один этноним, который относится к датским пиратам. Об остальных нельзя определенно утверждать, что они не могли принадлежать к иным, нескандинавским, народностям, т. е. тем же ранам (ругам), вендам, эстам или куршам.
Кроме того, авторы БСЭ несколько неточны в определении. Термин норманны («северные люди») был распространен в пределах Священной Римской империи, которая формально состояла из королевств Германии, Италии и Бургундии. Жители же Священной Римской империи понимали слова «северные люди» несколько иначе, нежели как о том утверждают авторы БСЭ.
По словам Лиутпранда Кремонского[57]: «Город Константинополь, который ранее назывался Византий, а теперь зовется Новым Римом, расположен среди самых диких народов. Ведь на севере его соседями являются венгры, печенеги, хазары, руссы, которых мы зовем другим именем, т. е. норманнами… В северных краях есть некий народ, который греки по его внешнему виду называют ??????? (русиос, т. е. красные — К.П.), мы же по их месту жительства зовем «норманнами». Ведь на тевтонском языке «норд» означает «север», а «ман» — «человек»; отсюда — «норманны», то есть «северные люди». Королем этого народа был [тогда] Игорь; собрав более тысячи судов, он пришел к Константинополю»[58]. Таким образом, мы имеем свидетельство, на основании которого можно было бы отождествить русь и норманнов. Дело состоит в том, что ни в понятии норманны, ни в понятии русь в IX–X вв. ничего этнического не было. Почему так? Обратимся к тексту Повести временных лет.
Согласно ПВЛ по Ипатьевскому списку: «И изъбрашася трие брата с роды своими, и
Однако, согласно древнейшему из имеющихся списков русских летописей, а именно, Синодальному Новгородской Первой летописи, известие о призвании варягов звучит так: «И зъбрашася 3 брата с роды своими
Тот факт, что слово «русь», употребляемое русскими летописцами в XII и даже в XIII веке не имело под собой никакого этнического значения, доказывает хорошо известная история с т. н. «Пургасовой русью» (Пургас — мордовский князь). Со слов Лаврентьевского летописца дело обстояло следующим образом (в современной адаптации).
«В лето 6736 (1228)… Того же месяца (января. — К.П.) 14, великий князь Юрий[61] и Ярослав… пошли на мордву: и муромский князь Юрий Давыдович, вступив в землю мордовскую, в Пургасову волость, пожег и потравил хлеб, побил скот и отослал к себе полон, а мордва бежала в свои леса… А болгарский князь (Волжской Булгарии. — К.П.) пришел на Пуреша, союзника Юрия, и, услышав, что великий князь Юрий жжет села мордовские, бежал прочь.
В лето 6737 (1229), в апреле пришла мордва с Пургасом к Новгороду, и отбились от них новгородцы; они же зажгли монастырь святой Богородицы и церковь… В то же лето Пурешев сын с половцами победил Пургаса, и перебил всю мордву и русь Пургасову, а Пургас едва бежал с малым отрядом».
По поводу «Пургасовой руси» выдвинуто немало версий. Так, известный современный историк Е. С. Галкина вполне справедливо замечает, что «Пургасова Русь» не имела никакого отношения к русским княжествам, иначе бы летописец пояснил, что заставило русских участвовать в набегах против своих соотечественников. По ее мнению вышеупомянутая «русь» являлась каким-то совершенно обособленным этносом. При этом очевидно, что читателям XIII в. не нужно было пояснять значение данного термина[62]. Акад. В. В. Седов связывает «Пургасову русь» с потомками именьковского населения[63], но, как замечает Е. С. Галкина, этноним «русы» по отношению к именьковской культуре IV–VII вв. не зафиксирован ни в одном источнике.
Об иных гипотезах выдвинутых в связи с данной проблемой читатель может узнать из статьи В. В. Фомина «Пургасова Русь»[64], которую легко найти в Сети, я же позволю себе заметить, что данная проблема решается достаточно просто при том условии, что термин русь в XIII имел значение
Существуют ли в российской истории примеры, которые бы позволили бы нам полнее уяснить значение термина
Согласно современной справочной литературе (Большая электронная энциклопедия Кирилла и Мефодия), казачеством называется этническая, социальная и историческая общность (группа), объединившая в силу своих специфических особенностей всех казаков, в первую очередь русских, а также украинцев, калмыков, бурят, башкир, татар, эвенков, осетин и др., как отдельные субэтносы своих народов в единое целое. Российское законодательство до 1917 года рассматривало казачество как особое воинское сословие.
По поводу исторических корней казачества существует множество версий.
Чуть ли не официально принятой на сегодняшний день в российской исторической науке является теория о том, что к середине XVI века бежавшие от феодальной эксплуатации в степь «искатели воли», в основном, крестьяне и холопы, создали особое сословие, которое постоянно подпитывалось новыми потоками переселенцев из Центральной и Западной России. Данная точка зрения окончательно сформировалась в советское время.
Между тем, кроме вышеуказанной официозной версии в науке присутствует множество иных взглядов на происхождение казачества. Так, к примеру, А. А. Гордеев, автор «Истории казаков» производит казаков от тех рекрутов, что Золотая Орда набирала в русских княжествах. Историк И. Яковенко[66] уверен, что казачество стало продуктом половецко-русского смешения. Б. Е. Фролов указывает на определенную полиэтничность казачества[67]. А. И. Козлов видит в казачестве, прежде всего, сословие[68]. П. Н. Лукичев и А. П. Скорик утверждают, что казаки являются самостоятельным этносом[69] .
Историки прошлого, например, польский историк Кромер и русский князь М. М. Щербатов видели в казаках остатки половцев[70]. Вольтер в «Истории Карла XII» считал казаков остатками татар. Мартин Вельский, дядя которого был старшиной в казацком войске в начале XVI в., писал, что казачество выделилось из народа, благодаря определенному складу характера некоторых людей и соответствующим условиям жизни.
Здесь следует заметить, что у любого мало-мальски значимого исторического явления не бывает только одной причины, их всегда несколько и их совокупность, в конце концов, и приводит к тому или иному результату. Несомненно, что официозная версия о казаках, как о потомках беглых крепостных, неверна в качестве основополагающей, хотя какая-то часть казачества действительно могла влиться и влилась в него подобным образом. Также нет сомнения, что все перечисленные мной версии имеют под собой те или иные весьма веские основания. И, наконец, нельзя забывать главное — казачество говорит на русском языке и этот язык не мог быть навязан ему извне никоим образом. Казачество оказалось вмонтировано в качестве военного сословия в военно-политическую систему Российской империи очень поздно, известно, что до 1721 года сношения с донскими казаками велись посредством Посольского Приказа, тогдашнего министерства иностранных дел. После 1721 года эта связь находилась в ведении Военной коллегии.
То, что казачество являлось, прежде всего, военной кастой, а не этническим образованием,