Пока что охранники, разбирающие праздничное убранство портала, деловито возились у дверей и на приближающуюся диетсестру никакого внимания не обращали, однако Тыковкина обострившимся от волнения зрением углядела, что стражей на дверях сегодня на одного больше, чем обычно. Это ее встревожило, неприятно напомнив о проверке. Тыковкина притормозила, спешно соображая, не лучше ли будет спрятаться под лестницей и пропустить вперед повариху Тимонину сразу с двумя сумками.
Был вечер пятницы, преддверие выходных, и диетсестре хотелось пораньше вернуться домой. Она заколебалась, не зная, куда податься – вперед, к дверям, или влево, в закуток под лестницей, и тут услышала за спиной резкий окрик. Незнакомый женский голос с истеричными нотками вспорол спокойствие больничного холла диким воплем:
– Стой! Стой, гадина!
И пока ошеломленная диетсестра примеряла обидное словечко к себе, крикливая истеричка добавила:
– Охрана, держите ее!
Нечистая совесть подстегнула нерешительную Тыковкину, и она перестала колебаться. Диетсестра с перепугу выронила тяжелую продуктовую сумку и налегке метнулась в спасительный мрак под лестницей, как кролик в норку.
Приблизительно за полминуты до этого недисциплинированная пациентка отделения интенсивной терапии Ирина Максимова босиком, в одной батистовой ночнушке выскочила за порог своей палаты, бешено огляделась и увидела прямо перед собой медленно закрывающиеся двери грузового лифта. Не раздумывая, она бросилась в сужающуюся брешь и прижала к стенке кабины лысоватого коротышку в бледно-зеленом медицинском костюме.
– Куда вы, женщина? Это служебный лифт! – рыпнулся он.
– Мне можно, – уверенно сказала Ирка и придавила пальцем кнопку с цифрой «1».
– Нельзя! Служебный лифт предназначен только для перевозки лежачих больных и сопровождающего их медперсонала! – продолжал вредничать коротышка.
– Я и есть больная! – сообщила Ирка и смерила санитара оценивающим взглядом: – А ты будешь моим сопровождающим.
– Я сопровождаю нетранспортабельных пациентов на каталках! – не унимался вредина.
Пустая больничная каталка стояла тут же, у стеночки. Ирка взглянула на нее, просветлела лицом и сказала:
– Хорошая мысль! А ты, сопровождающий, молодец!
Коротышка, не ожидавший похвалы, растерялся и временно перестал вредничать.
– Слушайся меня, и все будет хорошо! – пообещала ему Ирка и быстро улеглась на каталку животом вниз, головой вперед, опираясь на локти и могучую грудь.
– Это что? Угон?! – изумился коротышка.
Ирка искоса глянула на идиота и, не теряя времени на пустые разговоры, деловито сказала:
– Да, это угон. Сначала лифта, а потом каталки. Если хочешь жить, заткнись и делай, что я скажу!
Кабинка остановилась на первом этаже, лифт мелодично тренькнул, двери разъехались.
– Как раз вовремя! – пробормотала Ирка, с одного взгляда оценив обстановку в холле. – Сопровождающий, слушай мою команду: поверни каталку на тридцать градусов влево и толкай изо всех сил! Вперед!!!
У основания лестницы круто изогнутые перила распрямились, и я слетела с них, как Масяня с детской горки. Пару метров пролетела по воздуху, успешно приземлилась на ноги, пробежала с ускорением еще метров пять и неминуемо настигла бы отступающего противника, если бы мне не помешали. На нашем пути откуда ни возьмись появилась целая толпа нерасторопных граждан в медицинской спецодежде! Все белые, как инкубаторские куры, и такие же бестолково суматошные!
– Стой! – заорала я. – Стой, гадина! Охрана, держите ее!
Моя противница с разбегу нырнула в белый выводок гомонящих бройлеров, и я сразу же ее потеряла.
Без разбору лупить заполошных пернатых электрошоком я не хотела, потому как совсем недавно на личном опыте узнала, насколько это неприятно, а нанести прицельный удар по врагине уже не могла. В общей крахмальной белизне ее халат бесследно затерялся!
Стараясь не сбиться с курса, я остервенело протолкалась сквозь белохалатную толпу, увидела впереди спину противницы, обрадовалась, ускорилась, выбросила вперед руку с электрошокером и… полетела кубарем, запнувшись о клетчатый короб, который внезапно уронила мне под ноги какая-то больная курица!
Охранники Витя, Вова и Миша только-только вернулись с крылечка в холл, неся в руках многоразовые атрибуты праздничного убранства: свернутый в свиток плакат, кучу спущенных шариков в картонной коробке и веревку, на которой крепились остатки не до конца разобранной гирлянды. Шестиметровый шнур Витя сматывал на ходу в клубок, подтягивая к себе еще не сдутые шарики.
Вова и Миша уже зашли за стеклянную перегородку, символически отделяющую вахтерку от общего зала, когда в холле послышался истошный крик:
– Охрана, держите ее!
Витя с шарами на веревочке замер, как малыш, позирующий фотографу на первомайской демонстрации. Вова и Миша, сунувшись к стеклу, стукнулись лбами.
В центре зала нервно и бестолково топтались и толкались экскурсанты. В своих однотипных белых одеждах они были похожи на группу безобидных пациентов сумасшедшего дома, выведенных на прогулку, но в результате массовой вспышки острого топографического идиотизма фатально сбившихся с пути. Лишь одна фигура в полном медицинском облачении не потеряла ориентацию в пространстве и целеустремленно, с большой скоростью неслась прямо к турникету.
– Витек, останови ее! – на всякий случай крикнул Вова товарищу, который очень кстати имел при себе веревку.
В этот миг из толпы в белых халатах вынырнула другая особа, повыше ростом, постройнее и без всякого специального медобмундирования.
Вова уже открыл рот, чтобы велеть Витьку заодно связать и ее тоже, благо длина шнура позволяла упаковать с полдюжины таких субтильных дамочек, но бегунья в штатском неожиданно запнулась, шлепнулась на живот и покатилась по полу, как хоккейная шайба по льду, в скольжении самопроизвольно забирая вправо.
Для игры в хоккей Витек снаряжен не был, а вот у Миши была в руках большая картонная коробка, полная великолепно амортизирующих резиновых тряпочек.
– Эту я возьму! – пообещал Миша.
Он выскочил из дежурки, на глазок прикинул траекторию движения женщины-шайбы, бросил на пол коробку, соорудив из нее подобие ворот, а сам присел и расставил руки. Вова, временно оставшийся не у дел, нашел взглядом препятствие, о которое запнулась бегунья в штатском, и вздрогнул.
Посреди зала лежала здоровенная, явно бесхозная сумка самого зловещего вида! Точь-в-точь такая же клетчатая торба была нарисована на плакатике, который вчера широко распространили по городу представители УВД. Рядом с торбой на милицейской листовке были напечатаны строки, достойные пера Маяковского:
